Так вот, в этой кладовке, помимо другого ненужного хлама, скопились две старые пишущие машинки, два устаревших компьютерных процессора и две клавиатуры.
А на лоджии еще пылились два монитора в полузабытом «пузатеньком» варианте.
В общем, всей твари по паре, как в приснопамятном Ноевом ковчеге. Но если в библейской истории этих тварей надо было спасти от вселенского потопа, то у меня стояла другая задача – избавиться от них навсегда. И как можно более легким способом.
Никто не хотел покупать
Первая мысль была примитивно-элементарной: надо все это вынести на помойку, кому надо – подберут. А потом стала подключать мозги. Ну, допустим, компьютеры сейчас достигли небывалого совершенства, но ведь состоят они примерно из таких же комплектующих? К тому же знаю, что у нас есть мастерские по ремонту компьютеров, разве им не нужны какие-то запчасти, не подвергшиеся коренной модернизации? С такими вопросами я обратилась к гуглу, который знает все.
Гугл поначалу обрадовал. Выплыло сразу несколько объявлений с оптимистическими текстами: «Быстро выкупим. Отправим деньги сразу. Удобно и выгодно». Ну, думаю, помойка подождет. Списалась с фирмой, та быстро откликнулась. Началась переписка. Меня попросили сфотографировать мое компьютерное старье. Сфотографировала, ответ был лаконичным: не нужно. Другая контора вообще не захотела отвечать. Поняла, что моя техника настолько архаична, что применения ей нет по умолчанию, а значит, помойка – ее судьба…
Оказалось, что и это не вариант. В том же гугле читаю строгое предупреждение: «Компьютерная техника, которая является нерабочей и устаревшей, не может быть выброшена вместе с бытовыми и другими видами отходов. Требуется специальная утилизация техники. Безусловно, намного проще и дешевле просто выбросить ее на свалку. Однако это не только незаконно, но может нанести ощутимый вред окружающей среде».
Далее текст вообще приобретает карательный характер: грозят штрафными санкциями. Это же настоящий геморрой! С одной стороны, от этой техники все отбрыкиваются, кто как может, даже даром никому не нужна. А с другой, выбросить не позволяют. Похоже, что скоро в наших домах человеку попросту не будет места. Все пространство заполнит отжившая техника. А мы будем тесниться и задыхаться в этих мониторах, процессорах и компьютерных мышах… Что ж, хотели прогресса?
Получайте!
Допустим, я сильно преувеличиваю. Вряд ли одинокого обывателя будет выслеживать около мусорной площадки некая экологическая инспекция, выкручивать ему руки и волочь в каталажку для последующей санкционной расправы. Но вот для индивидуальных предпринимателей и частных компаний подобный «выкидыш» оргтехники на свалку может обернуться действительно серьезными неприятностями. Это понятно. Объемы скопившегося электронного хлама у них совсем не те, что в наших закутах.
Тем более что в список оборудования, которое запрещено выбрасывать стихийно, входит еще куча наименований. К ним относятся не только мониторы и клавиатуры, но и акустические системы, сканеры, принтеры, ксероксы, проекторы, микрофоны, роутеры, контроллеры, графические планшеты и многое другое. Впрочем, организациям и учреждениям осуществить утилизацию офисных отходов будет все же легче, чем отдельному частному лицу.
Для этих целей есть специальные фирмы, которые охотно возьмутся за бесплатный вывоз и дальнейшую переработку. Да еще и выплатят компенсацию за ваше вторсырье. Правда, небольшую, измеряемую в килограммах. Например, одна из таких организаций предлагает выплатить от 10 до 50 тенге за кг оборудования. Ну хоть что-то взамен, и на том спасибо…
Машинописный лист судьбы
С залежалыми печатными машинками дело обстояло и проще, и сложнее одновременно. С одной стороны, я отчетливо понимала, что практической пользы от них нет никакой, ибо они окончательно вышли из обращения уже лет 30 назад. Вымерли как динозавры в мезозойскую эру, уступив место прогрессивным компьютерам. Этим машинкам уже давно было место на свалке, однако рука до сих пор не поднималась. Это как выкинуть из сердца кусок памяти и целый пласт жизни.
Первая машинка «Москва» досталась мне от родителей. Сама на ней не печатала по молодости лет, но мерный стрекот из-под легких материнских рук – это воспоминания далекого безмятежного детства. Выкинуть – значит предать свое прошлое. Пусть лежит. До времени, когда прошлое затянется ряской… А вторая машинка… О-о-о, с ней связана уже напрямую личная история в моей судьбе. Можно сказать, она самым радикальным способом повлияла на смену моей профессиональной ориентации. Вырвала из музыки и окунула в журналистику.
Эта югославская печатная машинка в красно-белых тонах дорога по деньгам и шикарна по дизайну. Достать ее по блату было неимоверно трудно, а иметь в домашнем обиходе – престижно. Мой муж, журналист, в то время готовился к творческому конкурсу в Московский литературный институт имени М. Горького. На предварительный суд комиссии надо было отослать какой-нибудь продукт собственного творчества: стихи, поэмы, повести, рассказы, словом, любой выплеск души, облаченный в литературную форму.
Мой творческий супруг стал было перепечатывать свой труд самостоятельно. Дело продвигалось медленно, что было неудивительно: редкое «тюканье» двумя указательными пальцами никак не способствовало ускорению процесса. А количество буквенных знаков в его повести было настолько безбрежное, что конца этим мучениям не видно было даже в обозримом будущем. «Не надо было так много строчить», – полушутливо заметила я. «А ты сама попробуй!» – раздражительно ответил он. И я попробовала.
Освоить клавиатуру было несложно. Не буду хвастаться, но вскоре я застучала на машинке проворнее, чем заяц на барабане. В конце концов, зря что ли 11 лет я разыгрывала на фортепиано сложные этюды Черни и Гермера для развития беглости пальцев?! А тут те же клавиши, только вместо звуков – буквы… Со временем по уши втянулась в это машинописное дело и стала для мужа кем-то вроде стенографистки Анны Сниткиной при Федоре Михайловиче Достоевском. Пусть наш совместный труд и не снискал какого-либо исторического признания, но не в малой степени укрепил наш союз, сложившийся в устойчивую ячейку общества. Ничто так не сближает людей, как общие задачи и синхронная поступь в одном направлении…
Еще чуть позже я перестала быть сторонним наблюдателем творческой работы со словом. Захотелось что-то сочинить самой. А печатная машинка – это такой капризный инструмент, который не позволял особенно расслабляться, заставлял тщательнее подбирать слова, точно конструировать фразы. Это вам не компьютер, где небрежность можно быстро стереть одним нажатием. Ошибку надо было грубо «забивать» многократной буквой «х» или замазывать специальным белым «штрихом». В общем, целая морока… Лучше было сразу сделать все как надо, оттачивая мысль до филигранности. Словом, машинка помогла мне сделать первые шаги к новой профессии, то есть к журналистике. И об этом выборе я сейчас ничуть не жалею…
Ничто не забыто
Но что-то я пустилась в лирику. Вернусь к опустошению кладовки. По здравому разумению, мои залежалые пишмашинки надо было выносить на ту же помойку, причем решительно – пока не одолели сантименты. Вдруг опять заели сомнения: а не нужны ли эти реликты кому-нибудь? Опять потревожила гугл и открыла для себя нечто интересное. Оказывается, про эти печатные приспособления ничуть не забыли. У них до сих пор есть поклонники и даже страстные фанаты.
Они не только держат эти исторические предметы для ностальгического созерцания, но и с удовольствием на них печатают, размещают напечатанные тексты в блогах или аккаунтах в соцсетях. К тому же фанаты считают, что само печатание текстов на машинке снимает напряжение, позволяет отвлечься от мира цифры и обрыдшего интернета, а значит, выступает в качестве заместительной психотерапии.
До сих пор поклонники пишмаша с каждым годом пополняют свои ряды, образуют сообщества, которые называются тайпосферой. Если кто-то скажет, что это исключительно ненормальные люди, повредившиеся умом, то будут не правы. В этих рядах состоит, допустим, уважаемый и талантливый актер Том Хэнкс, да и многие другие из пишущих личностей, не замеченных в безумстве.
Вообще-то, печатные машинки перестали производить сравнительно недавно. В 2011 году прекратился выпуск этих изделий на заводах индийского холдинга Godrej and Bouce, а в следующем – закрылся завод компании Brother в Англии. Последний экземпляр был подарен Лондонскому музею науки. Этот показательный акт как бы являл собой конец целой эпохи в технологии, которая оказала влияние на всех людей без исключения. Вот бы так же почетно провожали в небытие последний автомобиль или последний самолет – с беззаветной любовью и светлой благодарностью.
Но уходящая натура не собирается уходить окончательно. Достаточно заглянуть в интернет, чтобы в этом убедиться. Люди и сейчас продолжают покупать и коллекционировать печатные машинки, о чем свидетельствуют объявления и интернет-продажи. Да и производители до сих пор не свернули до конца свое дело. Некая американская фирма продолжает их выпускать, пусть малым тиражом, для некоторых стран третьего мира, где есть недостаток в компьютерах, а также для тамошних тюрем и колоний.
Так о чем это я? А о том, что мои попытки избавиться от кладовочных завалов завершились идейным крахом. В общем, с чего начала, тем и закончила. То есть ничего не отдала, не продала и не выбросила. Все осталось при мне: старые компьютеры, старые машинки и неисчезнувшая память о том, что с ними связано. Как-нибудь потом, если наступит безразличие, а прошлое станет не столь важным…
Елена ЛЕТЯГИНА
