Госдума приняла в окончательном чтении поправки в закон о госязыке. Теперь при использовании русского как государственного нельзя будет употреблять слова и выражения, не соответствующие современным литературным нормам. Исключение — иностранные слова, которые не имеют общеупотребительных аналогов в русском и внесены в словари. Запрет вступит в силу с января 2025 года, но сначала его должны одобрить Совфед и президент. Писатель Платон Беседин в колонке для «360» объяснил, что такое на самом деле «лакейский суржик», от которого хотят избавиться депутаты.
Далее — прямая речь.
Вот что написано в пояснительной записке к закону, обеспечивающему охрану русского языка от излишних заимствований из иностранных языков: «Проект федерального закона вводит такие понятия, как нормативные словари, нормативные грамматики и нормативные справочники, фиксирующие нормы современного русского литературного языка при его использовании в качестве государственного языка Российской Федерации». Закон этот Госдума приняла в третьем чтении.
К чему упоминание пояснительной записки? Так, а какое происхождение имеют слова «нормативный», «фиксирующий» — разве это русские слова? Нет, конечно. Просто люди в Госдуме привыкли к ним, потому не особо задумывались. А вот слова типа «кринж», «хейт» и «хайп» их откровенно пугают. Ибо непонятны, ибо из других поколений и возрастных категорий.
Принятие закона не подразумевает, будто на улицах начнут хватать и штрафовать за любовные крики «ты мой краш». Нет, запрет на иностранные слова касается деятельности государственных органов, организаций, наименований органов власти, судопроизводства, текстов нормативных актов, продукции СМИ и рекламы, наименования географических объектов и надписей на дорожных знаках. Да, дочитать до конца сложно, согласен, но имеющий глаза…
Также нам пообещали, что появятся специальные словари и справочники, «где к норме будут отнесены только иностранные слова и выражения, не имеющие общеупотребительных аналогов». Таким образом, говорит нам глава думского комитета по культуре Елена Ямпольская, «мы сразу избавимся от всех этих „оупенов“, „сейлов“, „фуд-кортов“, „кешбэков“, „дискаунтов“ — от этого лакейского суржика». Однако, на самом деле, не избавимся, конечно.
Верно сказал о русском языке Николай Гоголь: «живой как жизнь». Позднее Корней Чуковский так назвал свою блестящую книгу — это страстное признание писателя, филолога, переводчика в любви к родному языку. А тот ведь действительно живой как жизнь. С одной стороны, он формирует мышление, с другой — обратное тоже верно. Как заметил Алексей Толстой, если у тебя в голове мусор, то и изо рта вылетает тоже он.
И тут — простите за обилие ссылок на классиков — не хочется быть совсем уж банальным, но, как говорил профессор Преображенский: «Разруха, она не в клозетах — она в головах». Вот так и с языком.
Лакейский суржик — это следствие в первую очередь лакейского сознания. И все эти «донаты», «стримы» и прочее — согласен с Ямпольской — отвратительны, но еще отвратительнее то, что за ними стоит — тот образ жизни и образ мышления, которое мы не с лакейским даже, а с холуйским подобострастием перенимали много десятков лет, убивая свою самобытность, идентичность.
И проникновение чужого, инородного, в первую очередь, шло, как предсказывал Данилевский, через культуру. Оно и сейчас идет.
Можно, конечно, запретить использовать иностранные слова в песнях, фильмах, в рекламе, но как запретить те нарративы, ценности, смыслы, что захватили нас? Как запретить мышление на иностранный манер? Как сделать его своим? Как вернуть русское в сердца и головы?
Можно лишь создать свою картину миру, систему координат, которая породит соответствующий язык. И вот это куда сложнее, но вместе с тем куда эффективнее, чем любые запреты.
Потому что коллапс (зачеркнуто) крах исправляется только созиданием. Иных путей нет. А что до русского языка, то он на самом деле преодолевал и перемалывал, если угодно, и не такие вызовы.
