Графическая история о тринадцатилетнем литовском мальчике Альгисе, рассказанная его будущей дочерью Юргой Виле и нарисованная художницей Линой Итагаки. О трудной прошлом, связанном в том числе с национальной идентичностью. О всё ещё свежем ощущении сладких литовских яблок на языке, ласковых тёплых дождях, сменившихся ландшафтами холодной и мрачной Сибири. О полной полярности этих воспоминаний. Детском умении замечать чудеса мира, а также поддерживать друг друга. «Хайку» в книге — это тоже своего рода мостик между двумя мирами, связанный с родными краями и людьми и позволяющий почувствовать себя чуть лучше в месте, где надежд совсем уже не осталось.
«Время было тревожное. Началась война. Германия напала на Польшу. Вскоре Литву присоединил к себе Советский Союз. Многие литовцы этому не обрадовались, и их объявили врагами СССР. А от врагов надо избавляться. И их высылали как врагов».
Имя Николая Павловича Анциферова (1889-1958) петроградцам знакомо по вызвавшим острую полемику книгам о судьбе литературного образа Северной Пальмиры «Душа Петербурга», «Петербург Достоевского», «Быль и миф Петербурга». Поколению более позднему он знаком благодаря изданию 1992 года его воспоминаний «Из дум о былом», ставшему знаковым событием для эпохи демократизации.
В книге «Такова наша жизнь в письмах» образы классических усадеб, парков и гор сплетаются с тяжестью мыслей из мест принудительного заключения: Соловков, Белбалтлага, Бамлага. Несмотря на разнообразие адресатов (от Владимира Вернадского до Бориса Эйхенбаума и Марины Юдиной), в годы заключения он пишет лишь своей жене Соне. Его стиль письма меняется, приобретая черты всё более личные и чувственные.
«Дорогая Сонюшка, посылаю тебе издалека своё „ау“! Когда-то я получу отзвук! Я даже не знаю, где ты и дойдёт ли до тебя эта вторая записочка. Ещё раз тебе напишу, что одно из главных моих мучений — это мысль, что я перебил твою жизнь, что я залил её горем и трудно тебе будет выправить её. Вот почему я прошу тебя устраивать свою жизнь исходя из того, что я выбыл из неё. Любовь наша озарила мой закат ярким сияньем. С этой любовью я буду ждать своего конца, постоянно думая о тебе».
Татьяна Аксакова (1892-1981), урожденная Сиверс, была русской аристократкой, дочерью статского советника, генеалога и нумизмата Александра Сиверса. В 1914-м вышла замуж за Бориса Аксакова и поменяла фамилию.
Счастливое петербургское детство и московская юность сменились в 1935 году арестом в рамках операции «Бывшие люди» и приговором к пяти годам ссылки, которую она отбывала в Саратове. В ночь на 3 ноября 1937 года Аксакова была арестована вновь и приговорена к восьми годам исправительно-трудовых лагерей по обвинению в «антисоветской клевете». Отбывая наказание в Локчимлаге, в июле 1943 года по болезни была досрочно освобождена и выслана в Вятские Поляны Кировской области, где и начала писать хронику. В лагерях Татьяна Александровна успела поработать вышивальщицей, учительницей французского, в хирургическом отделении больницы.
«Семейную хронику» она начинает с событий конца девятнадцатого века и продолжает своё повествование вплоть до 1960-х годов. Несмотря на довольно безэмоциональный слог героини, в её истории очень чувствуется смена эпох, трансформация прежде понятных и очевидных для личной жизни вещей в историческую непредсказуемость, но также неподдельное желание жить и необходимость искать новые ориентиры.
Ольга Николаевна Кныш (1939-2019) прожила тяжёлую жизнь. Её сын, Алексей Юрьевич Мельников, екатеринбургский журналист и писатель, записал её устные рассказы. И издал, практически не редактируя и добавив свои комментарии.
Истории вышли в двух книгах. Первая рассказывает о детстве в белорусской деревне до окончания школы в 1956-м. Вторая посвящена этапу жизни на Урале в 1957-1985 годы. В текст, полный разговорных слов, и без чёткой структуры трудно будет погрузиться с первого раза. Зато он может стать хорошим источником для историков о национальных особенностях жизни в СССР, а также советском женском опыте.
Внучка российского революционера, в 1927 году исключённого из партии как троцкист, а после восстановления вновь арестованного и убитого в тюрьме в 1939-м. Не лучшая судьба была и у родителей. За день до того, как Нине Ростиславовне исполнился год, убили отца — в 1938-м, когда ему было всего лишь 23 года. С мамой она никогда не жила — семнадцать лет Софья Радек провела в ссылках и лагерях.
Рассказы Нины Сидоровой наполнены нюансами советского быта, а также семейными историями о жизни советской элиты и их мире, который был устроен так, что в любой момент мог разрушиться.
«Но мне повезло. На свободе осталась моя бабушка — удивительно мудрый и добрый человек. С ней-то я и жила. Я называла её мамой, а родную маму Соней. Главным постулатом бабушки было: „Мир не без добрых людей“. Так мы и выжили».
***
Выставка «Папины письма» работает в Центре городской культуры (Пушкина, 15) до 15 мая.
***
Подробнее о выставке «Папины письма» читайте в статье Ивана Козлова «Против ожесточения».
