О том, чему может научить боль – и своя, и чужая, как резьба по дереву может стать формой общения, без чего тюремный священник не сможет быть духовным отцом своей особой пастве, а также о многом другом зашла речь в беседе со священником Андреем Верхотуровым, настоятелем храма иконы Божией Матери «Нечаянная Радость» посёлка Старый Просвет (Кетовский район Курганской области), председателем епархиального отдела по тюремному служению.
Долгий путь к Богу
Отец Андрей, ваш путь к Богу был долгим и непростым, так ведь?
– К Богу я пришёл благодаря родственникам по материнской линии. В детстве я ночевал у бабушки с дедушкой на даче и видел, как они утром уходили куда-то, ничего мне не говоря. Лишь позже узнал, что они ходили в Смолино на богослужение, а тайну сохраняли потому, что нельзя было в советское время это афишировать. Однажды я тоже рано встал на рыбалку и увидел, как они тихонечко идут, и меня это очень поразило.
Мои родители умерли почти одновременно: мама от тяжёлой продолжительной болезни 27 декабря 1997 года, отец – от рака в ночь на 8 января 1998-го. Мама простудилась в Ангарске, когда меня родила; её парализовало, полтора года она вообще не двигалась, потом восстановилась потихоньку, но всю жизнь болела, а я за ней ухаживал. Может, это и развило во мне сопереживание, сочувствие? Я понимал, что заболела она из-за меня, поэтому я её должник. И даже когда женился, мама оставалась на первом месте. Каждый вечер бегал к ней, делал перевязки, мыл, кормил её. Когда родители оба сильно заболели, я спал на полу между их кроватями. С работы пришлось уволиться, искал разные подработки.
У меня с родителями были очень близкие отношения, поэтому после их смерти мне было очень тяжело. Даже в дом заходить не мог – слёзы текли, ничего с собой сделать не мог. И в тот период я стал заходить в храм на Продольном водопроводе (тогда он Богоявленским назывался, теперь – Рождественским). Зайду, постою – и мне легче становилось, в душе мир воцарялся.
Ещё стал ходить к двоюродной бабушке Серафиме, которая служила в Смолино при отце Григории Пономарёве. Она мне объясняла, помогала, рассказывала про храм. Но самым большим уроком, оставшимся у меня навечно в памяти, стала её смерть. Она очень тяжело умирала, в мучениях, но даже в таком состоянии утешала нас: «Да вы мои золотые, не плачьте, не переживайте обо мне!» Теперь, будучи священником, я часто вижу, как человек, заболев, становится раздражительным, злым, а баба Серафима, верующий человек с золотым сердцем, вела себя совсем иначе. Не зря говорят, что плоды жизни понятны по тому, как человек будет умирать. Это для меня стало примером настоящего Православия, ориентиром, к которому надо стремиться.
В решении принять решение меня поддержала жена. До перестройки я работал на «Курганприборе», хорошо зарабатывал, мы привыкли к этому; а потом всё рухнуло. Семья находилась на грани краха, и жене кто-то подсказал, чтобы мне покреститься – тогда всё наладится. Посоветовали ехать в Чимеево.
Приехали, а церковь закрыта. Нашли отца Евгения Храмова, он картошку как раз копал. А я увлекался модными в то время восточными единоборствами (надо же было себя защищать!) и мировоззрение у меня было соответствующее. Батюшка вышел, как был в резиновых сапогах, сел на лавку, и мы с ним три часа проговорили о смысле жизни. Как говорится, голову мне чистил, все объяснял, а в конце сказал: «Всё равно придёшь к Богу!» Ещё он сказал, что самое главное – духовная жизнь, а чтобы её придерживаться, надо творить Иисусову молитву, и посоветовал прочитать «Рассказы странника своему духовному отцу».
Позже он в чимеевской церкви покрестил нас и нашего первого ребёнка, обвенчал нас с женой. Моё крещение было 16 сентября 1992 года.
Обещание Божией Матери
После крещения у меня пошло осознанное воцерковление. И в семье стало потихоньку налаживаться. Я начал ходить в бывший Богоявленский храм к протоиерею Николаю Чиркову. Тогда ещё и храма как такового не было: здание клуба Продольного водопровода передали Церкви, ремонт начали делать, камни носили. Там начинали служить отцы Игорь Сивых, Дмитрий Алексеев, Владимир Алексеев, а я молился, смотрел на них и думал: как у них хватает выдержки выстаивать службы? Меня ломало, спина отнималась, я был уверен, что никогда не смогу выдержать службы, не понимал, как это возможно. Бабушка 80-летняя стоит рядом – не шелохнётся, а я, молодой, спортсмен, не могу.
Постепенно мои походы в храм и общение с бабушкой Серафимой стали давать результаты. В храме мне было хорошо, только я тогда не знал слова «благодать». А дома вновь наваливались заботы, неприятности. Как сохранить благодать, я не знал, но мне стало легче переносить трудности. А совсем по-другому всё стало, когда я стал священником. Но к этому я шел долгих пятнадцать лет.
Какое-то время спустя я понял, что мне стыдно приходить и только ради себя молиться – я был готов помогать, отдавать. Мне подсказали, что священнику Игорю Сивых нужна помощь в строительстве храма в Восточном посёлке. Отец Игорь с радостью меня принял, и я «прилип». Постепенно начал понимать молитвы как способ общения с Богом. По совету опытных молитвенников стал внимательно слушать, что говорит батюшка. В этом мне очень помогло полученное от занятий спортом умение концентрировать внимание. Потихоньку стал смысл приоткрываться, но мне этого было мало – я попросился читать на клирос. Там, в Благовещенском храме, у меня что-то начало получаться, я стал больше понимать и принимать.
Ещё одна веха была, важный момент в моём воцерковлении… За неделю до смерти матери я в Чимеево долго молился перед иконой Царицы Небесной. Просил Пресвятую Богородицу маме помочь, освободить от мучений. У мамы были трофические язвы по всему телу, она терпела страшную боль, гнила заживо. А до этого я прочитал: кто попросит у Бога, должен Ему потом служить. И я во время молитвы пообещал, что за помощь маме откажусь от прежней жизни, пойду в священники.
Через неделю она умерла, но я тогда ещё не понимал, что её смерть была освобождением от страданий. Она мне перед смертью говорила: «Андрюшенька, ты не представляешь, какое это счастье – увидеть травку зелёную!» Представляете, какой через болезнь был уровень терпения и воздержания! И сейчас, когда ко мне в храм приходят люди, ноют, плачут, что-то себе выпрашивают, я думаю: знали бы вы, какое страдание порой испытывают люди, по сравнению с ними ваши беды смешны.
«Когда на Доске почета будешь, приходи»
Как-то на моём стареньком «Москвиче» мы с другом поехали в Чимеево, но по дороге сломались. Это было неподалёку от села Иткуль Каргапольского района. Увидели церковь и пошли туда. Там я познакомился с отцом Иоанном Рацэ, он мне очень много дал. Я приеду с кучей вопросов, а он скажет проповедь, и на все мои вопросы ответит. К нему все священники из Кургана ездили, у него авторитет очень высокий был.
Я продолжал думать о своём обещании служить Богу. Этот должок у меня всё время перед глазами стоял. И где-то в начале 2000-х я к отцу Иоанну очередной раз приехал и говорю: хочу в священники. Он отвечает, мол, иди, пиши прошение. Я пришёл к секретарю епархии протоиерею Владимиру Кузнецову, рассказал, что меня отец Иоанн отправил. Отец Владимир помог мне написать. Я эту бумагу отцу Иоанну подал, он прочитал и изорвал – филькина грамота! Батюшка правильно поступил – какой из меня священник? Филькиной грамотой был не документ, а я, не готовый стать священником. Он мне сказал: «Когда будешь готов, когда на Доске почета будешь, тогда приходи. Ты в этой жизни должен научиться жить, общаться с людьми».
Вы на него не обиделись?
– Как обижаться – он же такой авторитет был! Только я не мог понять, чего мне не хватает, ведь мне все знакомые говорили, мол, тебе священником надо быть. Я всё время говорил о Боге, мне это было интересно, я этим жил. А потом мне дядя Миша – родственник моего друга, близкий друг отца Иоанна – сказал: «Рано тебе». И я на много лет обратно ушел в мир «постигать жизнь». На Доску почета я, конечно, не попал, но многое постиг.
Испытание турником
Как в вашей жизни появился спорт?
– Мама как-то сказала, что ей нравятся люди со спортивной фигурой. Я был ещё маленький, но запомнил. Папа тоже любил спорт, до самого конца своего он делал утреннюю зарядку, в 55 лет отжимался 23 раза, стоя на руках у стены. Жили мы неподалёку от Центрального парка культуры и отдыха, и мы с отцом бегали по парку, подтягивались, отжимались. Когда к армии готовился, качал мышцы, занимался спортивной гимнастикой.
Служил в спецназе в Москве. Однажды понадобилось в отпуск – мама сильно болела. И начальство мне сказало: вот займёшь первое место по дивизии Дзержинского, тогда в отпуск поедешь. Надо было подъём с переворотом на турнике сделать. Самый большой результат был 260 раз, я решил сделать 300. Начал готовиться, тренироваться. Сделал 310 упражнений, кожу на ладонях стёр до мяса, нагноение было до локтей – операцию в Склифосовского делали. Но в отпуск домой съездил.
А резьба по дереву?
– Когда меня стали интересовать духовные вопросы, во мне что-то открылось: начал рисовать, понимать гармонию цвета. Год проучился на курсах художников, но зарабатывать деньги рисованием не получилось. Стал искать источник заработка и понял, что в резьбе по дереву можно совместить и заработок, и творческие потребности. Познакомился с местными резчиками, многое у них перенял. Позже узнал, что Шамиль Сасыков, автор книги «Резьба по дереву», открывает десятидневные курсы в Москве, – решил туда поехать. Продали кое-то дома, денег насобирали, съездил. У него я перенял авторскую технологию «Татьянка», которая помогает легко научить резьбе по дереву людей любого возраста – от маленького пацана до бабушки.
Терпеть и любить
Как вы оказались в Старом Просвете?
– Когда родители умерли, я не мог дома находиться, как зайду – слёзы текут, всё о них напоминало. Мы с женой решили продать квартиру и купить дом в посёлке Старый Просвет – мне друзья-спортсмены помогли. Приехали туда, а там лес, карьеры, песочный песок, тишина! В рай попал! Купили мы там дом, ездить на работу в Курган стало неудобно, да и накладно. И я пошёл в местную спецшколу проситься на работу в качестве учителя труда и резьбы по дереву, хотя педагогического образования у меня не было.
У меня так всегда по жизни: с желанием берусь за новое дело, с нуля, и с Божией помощью научаюсь. Так на «Курганприборе» было – знаний по радиотехнике не было вообще, но за полгода освоился, даже мастером потом стал. Так и в просветской школе было, так сейчас с отделом по тюремному служению.
Занимался резьбой по дереву с пацанами из спецшколы – это были хулиганы и драчуны, но Бог так устроил, что они ко мне в мастерскую бежали. У них открылась тяга к красоте, о которой они даже не подозревали, их стало тянуть в мастерскую. Сначала не понимал: как подступиться к этим ребятам? Я не педагог, окончил строительный техникум, но жизнь так повернулась.
Поначалу они меня не воспринимали и на замечания не реагировали, пока один раз эти малолетние хулиганы не довели меня: я приёмом ушу отправил ногой табуретку с одного ряда парт на другой. С этого момента стали слушаться. Мне потом один из них признался: «Вы, Андрей Николаевич, так это сделали, что мы на вас по-другому стали смотреть».
Бог всё устроит, и после этого проблем с ними у меня не было. Я их любил, мне Бог дал это чувство: увидеть в человеке хорошее, зацепиться за это, а остальное пропускать, не брать во внимание. Наверное, у меня это свойство выработалось за многие годы ухода за больной мамой, когда приходилось терпеть и жалеть. А мальчишки такое отношение к себе чувствовали. И я потом это твёрдо усвоил: надо во что бы то ни стало терпеть ради человека, если хочешь, чтобы он с тобой хорошо общался.
Среди мальчишек сразу выделилась пара человек, у которых был особенный дар. У них стало хорошо получаться, за ними другие потянулись. Какой-то общий дух появился, они бегом на занятия бежали, у них куча планов была, какое изделие сделать. Потом мы выиграли грант на миллион рублей, купили станки, оборудование, инструменты, литературу. И дело пошло активно, к нам стали ездить за опытом, на экскурсии.
Как трудные подростки привели к священству
– Я сам горел к Богу и пацанов хотел приобщить к вере, но для этого их надо было крестить. Как только набиралась группа человек двадцать, я с каким-нибудь батюшкой договаривался, чтобы он окрестил. Убеждал, уговаривал, ну и куда он денется – он же видит, что я не за себя, а за мальчишек радею. Сначала отца Игоря Сивых уговорил, потом отца Михаила Кучерова, отца Александра Дмитриева из Усть-Миасского – он крестил в озере полным погружением, сам в озеро заходил в полном облачении.
В своей мастерской я молился за этих мальчишек. У одного родители умерли, у другого – в тюрьме, у третьего – пьют. Пацан рассказывает, плачет; вместе с ним молимся. Потом я директору школы предложил оборудовать молебную комнату, чтобы было место для уединения и молитвы. А 25 марта 2011 года к нам приезжал тогдашний уполномоченный при Президенте России по правам ребёнка Павел Астахов, заходил мастерскую. Я ему и рассказал, как важно с пацанами молиться, а негде. Он директору сказал: «Через год приеду – чтоб часовня была!»
На территории школы стояли танк, самолёт, самоходка – их продали, на вырученные деньги купили стройматериалы и начали строить деревянный храм. Потом спецшколу расформировали, помогать в строительстве стало некому, и мне пришло время определяться. Нас, строителей храма, было трое: Анатолий Шабунин, Сергей Нагаев и я. И они мне сказали: быть тебе священником, чтобы храм достраивать.
После моего рукоположения (а это произошло в декабре 2015 года) мы продолжили строить храм. а фундаменте еженедельно читали акафисты: в сорокаградусный мороз свечки в снег поставим и молимся. И по крупицам Бог давал, строительство двигалось. А когда уже литургию в храме стали служить, веселей дело пошло. Один из духовно мудрых людей дал мне совет: «Никогда не думай о деньгах, Бог дал церковь, Бог и обеспечит её всем – Он и людей посылает, Он больше тебя заботится о каждой копейке для этого храма. Выбрось из головы мысль о том, что надо что-то ради денег делать, это не твоего ума дело. Твоё – это сердца людские, твоя паства, ты должен за них душу свою класть. Это будешь делать – всё остальное Бог обеспечит». И по этой заложенной в меня программе я и сейчас стараюсь служить, насколько хватает моих сил.
А рукоположили меня следующим образом. Я решил поступить в семинарию, но на учёбу было нужно согласие жены, а я боялся с ней об этом говорить, ведь семинария – уже шаг к священству. Жена была против, она считала мол, какой из меня священник, придётся за меня краснеть от стыда. Сначала не соглашалась категорически, и я понимал – без её согласия нельзя, это голос Божий. Я ей для успокоения говорил, что хочу высшее образование получить, меня тянет туда, и позже она дала согласие на обучение в семинарии.
Отец Игорь Сивых мне поручительство написал, я ведь у него пять лет на клиросе помогал. В 2013 году стал учиться в семинарии Екатеринбурга. Окончил первый курс. Тут звонит отец Михаил Кучеров и спрашивает: «Готов в батюшки?» Дал мне три дня на раздумье. Но сразу предупредил, что предстоят испытания – при рукоположении в диаконы и в священники по 40 дней надо будет служить утром и вечером, и без зарплаты. Мол, мы все через это прошли, так формируется упование на Бога, когда просто летишь и не за что зацепиться. И это сработало. Теперь упование на Бога у меня всё время.
Диаконом я был всего десять дней – надо было храм строить. 6 декабря 2015 года диаконская хиротония, 17 декабря – священническая.
Не по понятиям, а по духу
Не возникало ли мысли, что вы сделали ошибку, приняв священство?
– Нет. Так Богу угодно. Но идёт бесконечная борьба с гнилью внутри тебя. Когда я стал священником, в отношениях с женой всё кардинально поменялось, она сейчас буквально жизнь кладёт за всех.
Вы несёте тяжелое послушание – возглавляете епархиальный отдел по тюремному служению. Что самое главное в этом служении?
– Любить паству. Также, как и в пацанах из спецшколы, я стараюсь видеть в заключенных только хорошее. В Евангелии сказано: добрый пастырь полагает душу свою за овцы (Ин. 10:11). Надо только любить их. Пока ты открыт, тебя слушают, только ты слукавил – они тебя сразу сканируют, потому что по 15–20 лет за решёткой находятся, всякого повидали. Так что это огромный труд.
Они к тебе приходят, переполненные злобой, и надо, чтобы бесы эти, у которых они на крючке, их оставили. Молишься, чтобы они примирились, чтобы в храме дух благодатный был, который помогает загасить их страсти. Надо, чтобы староста в церкви был духовный, чтобы у него был авторитет. Столько всего надо учитывать!
Надо улавливать конфликт в самом начале, чтобы развести его не по понятиям, а по духу. Из храма они уходят в барак, а там на них опять всё наваливается. Им требуется мужество, чтобы по духу жить, а не по понятиям. Поэтому новичков, пришедших в зону, надо сразу воцерковлять, крестить. И староста это должен отслеживать. Он должен постоянно молиться, быть духовным, чтобы благодать не скудела.
С батюшками, окормляющими тюрьмы, тоже больной вопрос. Мне Бог дал, я уже это прошёл и понимаю, что заключенных надо любить, а кому-то из священников это не дано понять.
Мы сейчас работаем над тем, чтобы в исправительных учреждениях проводились утренние и вечерние молитвы, чтобы в православные праздники самостоятельно со старостами могли молиться, чтобы обязательно в конце говорили: «Прости брат», «Бог простит, и ты меня прости». И тот человек, который знает, что вечером ему придётся просить прощения, днём «пальцы гнуть» не будет, по крайней мере, будет сдерживаться.
Постепенно костяк формируется. На исповедь приходят такие злые, а после причастия – совсем другие, они светятся. Бог там, в местах заключения, даёт намного больше тем, кто начинает движение к Нему. Их за храм прессингуют, так что удержаться требуется мужество.
Резьба как способ общения
У вас большая загруженность: вы настоятель, храм достраиваете, тюремное служение требует много времени и сил. Тем не менее, находите время и желание заниматься резьбой с детьми в воскресной школе.
– Мы же православные, значит, должны слушать Бога. А Бог – это ближние, их просьбы. Попросили учить ребятишек, а когда просят, разве можно отказаться? Я давно уже понял, что не надо бояться трудностей, Бог помогает преодолеть любую планку. Мне только надо просить Господа о помощи, постоянно творить Иисусову молитву. И чем больше ты на Него уповаешь, тем больше Он помогает. Вот я и согласился – не знаю как, но давай пробовать. Попробовал – получается, там теперь тоже живое общение началось.
Резьба – это просто способ, средство для общения. Оно происходит в словах, в движениях, в жестах. Сорваться не даёт непрестанная молитва. Не могу объяснить, это само происходит. На таких занятиях мы сближаемся сердцами, а это самое главное. Живое общение сейчас в дефиците в нашем обществе, и каждая душа этого общения ищет.
Конечно, не все, но кому дано Богом, приходят на занятия и остаются здесь. Сейчас уже речь идёт о том, что нужно два занятия в неделю, одного не хватает. Я не отказываюсь: если Бог устроит, будем по два раза проводить. Мы же не только руками режем, но и духовно общаемся, я то сам что-нибудь говорю, то аудиозапись проповеди включаю. Наши занятия – это тоже движение к Богу, только посредством резьбы по дереву.
Когда видишь горящие глаза детей, понимаешь: это нужно!
Боль как высшая милость
Осенью прошлого года вы перенесли ковид. Тяжело болели? Ваши мысли во время болезни?
– Три дня было очень тяжело. Я по святым отцам стараюсь жить, а в их поучениях болезнь – это высшая милость для тебя. У меня поражение лёгких было всего 10%, но невыносимо ломало тело – как будто мышцы от костей отрывали. От нестерпимой боли не знал, куда деться, на коленках по полу ползал, тогда можно было боль терпеть.
Трое суток я в таком состоянии пребывал и думал в отчаянии: как же эту нестерпимую боль принимать как милость? Ползал и молился: «Господи, помилуй мя!», по-другому не выжить. Понимал, что Бог послал болезнь не для того, чтобы ты от неё избавился, а дабы перетерпел страдания. Стараюсь терпеть, молюсь, а в теле одно желание: как бы освободиться от боли. Это была самая главная моя борьба – принимать боль как высшую милость.
И тот момент настал, болевые окончания «перегорели», отключились, я на тридцать минут забылся. В это время мне открылось, почему это происходит: я всё время творю свою волю, а в болезни я почувствовал, насколько это Богу противно, что это страшный грех. Я всю жизнь делал, что я хочу, а не Бог. И этой своей болью я отработал только крошечную часть своих грехов. Я тогда почувствовал, что такое ад – когда такая боль будет постоянно. Вспомнил отца, умиравшего от рака в мучениях, как его голова металась по подушке – это его Господь готовил к тому, чтобы на том свете было легче. И когда я всё это понял, у меня родилось искреннее, живое благодарение Богу.
Самый хороший момент в этой болезни – там помыслов нет. Эта боль отсекает всё, кроме «Господи, помилуй!». Но как только мне стали колоть гормоны и боль ушла, сразу пришли помыслы, началась борьба с бесами. И появилось желание снова спрятаться от них в болезнь. Помыслы запугивают, парализуют, заставляют подчиняться, а ты молишься: «Господи, помилуй!» И наступает момент, когда в душе наступает мир, открывается воля Божия, и ты идёшь ее выполнять, а не бесов слушаться.
Это нелегко, но я понимаю, что это единственный способ жить правильно. Как в упражнении подъём с переворотом: надо сделать рывок, закинуть ноги, успеть расслабиться в полёте, экономить силы на каждой секунде. Здесь тоже надо внутренне понять, уповать только на Бога, и пока Он не откроет свою волю, держаться, насколько хватает сил.
Не зная, как решить ситуацию, я просто молюсь, и Бог всё управляет. Потом идёшь и делаешь, и всё срастается – не от тебя, Бог уже всё уладил, тебе просто выполнить остаётся свою функцию. Ты же идёшь без сомнений и трепыханий, с миром в душе. Это главное на данный момент. Только благодаря Богу удается жить, дышать, служить.
Беседовала Татьяна МАКОВЕЕВА
В основе материала –
публикация сайта Курганской епархии
