![]()
«…Помню, как полк вылетел с Козельщины на фронт. Была посадка на промежуточном аэродроме Бородянка. Я туда летел в кабине стрелка. В Бородянке пошли мы вечером на танцы. Был взрыв. Технику по вооружению Титову оторвало ногу и полруки. Это было начало наших потерь. Сели на первый наш фронтовой аэродром Медвежка примерно в обед. Сразу же поступила команда приготовить 4 самолёта к боевому вылету. Как механик по авиавооружению, 2 самолёта готовил я. Летели — командир 2 авиаэскадрильи майор Кудинов, воздушный стрелок Гоша Евсеев, младший лейтенант Децюра с Борей Белоусовым, фамилии других двух лётчиков и одного воздушного стрелка не помню, а фамилия второго воздушного стрелка была Луценко. Это был первый боевой вылет полка после предыдущих переформирований. Весь полк ждал возвращения этой четвёрки. Вернулись только 2 экипажа — Кудинов и Децюра. После этого командиром 2 авиаэскадрильи был назначен старший лейтенант Скорик. Аэродром Вежбно перед наступлением на Варшаву запомнился тщательной маскировкой самолётов ветками, а взлётно-посадочной полосы — стогами сена. Запомнился он и проводами техника по вооружению старшего лейтенанта Ритт. Его невзлюбили механики, и когда его назначили с повышением, и он должен был улететь с попутным самолётом, то ему в чемодан подложили 10 кг бомбу (конечно, без взрывателя). Чемодан отнесли сами в самолёт. После войны я с ним случайно встретился, и мы долго смеялись. Такие, примерно, шутки делались и потом. Я хорошо помню Вьетнам. Офицеры, которых не уважали, привозили оттуда по пакету красной вьетнамской земли «на память» от тех, кто остался, а иногда привозили и камни. Где-то на одном из аэродромов погиб лейтенант Ковынев. Они с Витей Децюрой полетели парой, по-видимому, в разведку. Была очень плохая погода. Вернулся Витя один, сильно взволнованный. На двигателе оказался намотан провод высоковольтной линии. Мы потом снимали кок винта и этот провод, даже на крыле была вмятина. В феврале 1945 года мы улетели с какого-то аэродрома, я летел в задней кабине с Витей Децюра. Погода была очень плохая. Летели по времени долго, время полёта было около 2 часов. Затем я заметил, что мы кружимся над какой-то маленькой разрушенной станцией. И вот, наконец, мы сели — это был аэродром Беднары. Там было всего 4 наших самолёта. Нагрузка была очень большой — 4−5 вылетов в день на г. Познань. Там трагически погиб лётчик Ваня Горобченко, там он и похоронен. Об этом, видимо, может сказать лучше всего Скорик, хотя я тоже хорошо всё об этом знаю. Где-то в 70-х годах я был на полигоне Ашулук на Волге и случайно встретился в душевой с двумя подполковниками-поляками из Беднар. Вспоминали эти Беднары. В апреле 1945 года было очень хорошее утро на одном из аэродромов в Германии. На этом аэродроме начались боевые действия на Берлин с тревоги ночью. Были проведены партийное и комсомольское собрания здесь же, на стоянке самолётов. Партсобрание было проведено в течение около 10 минут. Было сказано: «Взять Берлин!». Выступили 2−3 человека: «Берлин возьмём!». Было хорошее солнечное утро, и мы играли в футбол. Вдруг бегут лётчики с КП — была команда на вылет. Воздушный стрелок заместителя командира авиаэскадрильи лежал под плоскостью, у него болел живот, это был Гошка Евсеев. Я быстренько взял у него парашют и сел в кабину стрелка. Тут подошёл капитан Сыпленко и спросил, почему я лечу за стрелка. Я ответил, но он приказал мне из кабины выйти. Евсеев забрал свой парашют, примерил пулемёт, и больше мы уже не встречались. Они попали под наши «катюши». Видимо, была не судьба мне погибнуть. Я летал вместо воздушных стрелков просто для интереса. Летал на Варшаву, летал на Берлин. У меня есть «Энциклопедия Великой Отечественной войны», и вот там одна страница с нашими самолётами во главе с «Мстителем». Есть этот снимок и в других книгах, но нигде не написано, что эти самолёты вёл Бондаренко. А почему? Ведь действительно, 1 мая 1945 года с аэродрома Бухгольц в 12 км от Берлина 3 авиаэскадрилья летала на Берлин. Из послевоенных воспоминаний остались наиболее яркими игры в футбол в Виттштоке. Майор Свирс был очень яростный болельщик. И вот, по его инициативе и приказу нам сшили футбольную форму из парашютного материала — белые рубашки и зелёные трусы. Из американских красных ботинок перешили бутсы. Как это было здорово — играть в футбол после конца войны! Где я только потом не играл в футбол, даже во 2-ой группе мастеров Тбилисского Окружного Дома Офицеров, но футбол в Виттштоке — самое сильное воспоминание!" Из писем Задорина Б. И. бывшему командиру 2 авиаэскадрильи Скорику С. С. «…Я просто счастлив от того, что спустя столько лет нашёл своих бывших командиров и друзей по Великой Отечественной войне, что Вы, Сергей Сергеевич, живы и здоровы, как и другие сослуживцы. Мне сейчас более 60-ти лет, из них тридцать с лишним лет я прослужил в войсках. И я сотни раз рассказывал своим командирам и подчинённым о капитане Скорике, как о лётчике и человеке с большой буквы. Ведь совсем не случайно механики и младшие специалисты 2 авиаэскадрильи звали не командира части, а Вас «Батей». И это совсем не потому, что Вы были значительно старше всех нас по возрасту. В моей памяти осталось много достойных примеров из Вашей боевой деятельности, примеров смелости, самоотверженности при выполнении сложных боевых заданий, примеров спокойствия в сложной боевой обстановке, примеров человеческого отношения к подчинённым. Большое Вам за это спасибо. Я ежегодно вспоминаю один день, — 6 ноября 1944 года, когда Вы вызвали меня к себе в землянку. Это было где-то на аэродроме в Польше, откуда наш полк ежедневно летал на Наревский плацдарм. Когда я Вам доложил о прибытии, Вы сказали: «Задорин, нам на эскадрилью дали три пары сапог, кирзовых, конечно, но новых. Так вот, ты не обижайся, я, всё-таки, командир, и одни сапоги я возьму себе. А ты, совсем разут, поэтому я тебе отдам свои сапоги». Говорили Вы, конечно, с юмором. А я, конечно, был на восьмом небе от счастья от этих слов. Я действительно ходил уже продолжительное время почти босиком, хотя было просто холодно. А было это утром 6 ноября 1944 года, и в этот день мне исполнилось 19 лет. И все эти годы в День своего рождения я вспоминаю утро 6 ноября 1944 года, и ту землянку, и те сапоги, и как мне тогда завидовали. Сапоги-то были не простые, а перешитые, с зауженными голенищами. После расформирования нашей части я служил в бомбардировочной авиации (аэродром Болниси, потом аэродром Долляр), затем присвоили мне офицерское звание, и я прослужил более 30 календарных лет, дослужившись до звания полковника. Где только не пришлось служить: в Туркмении, на Дальнем Востоке, под Москвой, в Белоруссии, Литве. Трижды выполнял интернациональный долг — в 1951−52 г. г. был в Корее, как специалист по авиавооружению, где встретил однополчан Хончева, Шагнева и Шашечникова. Там они были авиамеханиками на МиГ-9. Весь 1966 год я провёл во Вьетнаме, командуя ракетным дивизионом. Было очень тяжело. Во время событий в Чехословакии в 1968 году был заброшен на самолётах «Ан» с аэродрома Сеща на границу с Западной Германией на аэродром Доброжаны. Там я командовал ракетной частью. Закончил службу в Брянске, работаю начальником КЭЧ части, которой раньше командовал"....
Эту статью описывают теги: Великая Отечественная война,
Вторая Мировая война,
военная авиация,
воспоминания
