Попробовать представить православную песню в более современном, понятном широкой аудитории формате, поставили себе целью музыканты, режиссеры, священники и другие люди, которых объединила вместе идея снять достойный музыкальный клип по песне на стихотворную молитву сербского святителя Николая Велимировича «Говори Господе». Запустить такой некоммерческий проект значит пойти нехоженым путем: сегодня не церковное песнопение, а православная песня как культурное явление в России, можно сказать, не представлена вовсе.
Внести свой вклад в реализацию этого уникального проекта может каждый, поддержав его на краудфандинговой платформе «Планета.ру». Информационным партнером начинания выступил портал «Приходы».
Идейным вдохновителем проекта стал музыкант Родион Юданов, основатель студии звукозаписи Major_Studio, автор вирусного ролика и композиции «Rootin’ Tootin’ Putin» и «Build a Wall» в сотрудничестве с нашумевшим бойцом MMA Джеффом Монсоном и телеканалом «Russia Today».
О «музыкальном фастфуде», творческих поисках и духовных исканиях, а также о необычном проекте создания клипа на песню-молитву журналист и общественный деятель Марина Ахмедова расспросила Родиона Юданова.
– Я в темных очках, – говорит Родион в самом начале интервью, трогая оправу затемненных очков. – Я не прячу глаза, просто они у меня слишком светлые, в них не хватает пигмента, и слишком яркое солнце может причинить им боль.
А впечатления? По аналогии со слишком светлыми глазами, они так же глубоко в вас проникают? И какие могут причинить боль?
– Об этом я никогда не задумывался. И я не готовился к этому интервью. А отвечать неоткровенно я не умею. Не умею, как дипломатичные люди, уходить от ответов.
Дипломатичные люди дают самые скучные интервью. Так какие впечатления могут проникнуть в вас глубже всего?
– Не слукавлю, если скажу, что это, прежде всего, музыка. В общем, музыка.
А какая?
– В меня проникает вся музыка, даже фоновая, которая мне не нравится. Поэтому мне сложно находиться в помещении, где играет музыка, диссонирующая с моим внутренним настроением.
А какая музыка совпадает с вашим внутренним настроением?
– Будет слишком субъективно, если я скажу, что это гармоничная музыка. Легче сказать, какая диссонирует. Это то, что называется современным продакшном, то есть коммерческое производство, рассчитанное на потребление. Такой музыкальный фастфуд.
Мертвая музыка?
– Я бы не сказал, что она мертвая. Я сам не первый год занимаюсь разной музыкой и могу сказать, что даже люди, которые делают такой фастфуд, в основной своей массе – талантливые музыканты. Но зная потребности рынка, они делают то, что люди едят.
То есть можно писать музыку, которая звучит иначе, чем твой внутренний мир?
– Да, можно. И у меня такое было. Но мне такое тяжело, поэтому я практически этим не занимаюсь.
А занимались из-за денег?
– Ну, в основном все мои коллеги из русского шоу-бизнеса занимаются этим исключительно из-за денег.
А из чего рождается музыка, которая вам органична?
– Из каких-то душевных переживаний, из слухового опыта, накопленного с годами. Просто с младенчества я в себя что-то впитывал – различные музыкальные произведения.
А если бы вы родились на Марсе, и вашим родителям срочно пришлось бы покинуть планету сразу после вашего рождения, и вы бы выросли в одиночестве, не слушая никакой музыки, то смогли бы ее писать? Как думаете?
– Одному Богу известно. Ответить не могу, я же не вырос на Марсе.
Ну то есть вы не допускаете, что сам Бог тогда бы мог в вашу душу музыку положить?
– Естественно, допускаю. Просто я не хочу забираться в такие высокие материи. Потому что не только Господь на нас влияет, хотя я хотел бы всецело ему ввериться. Но есть еще моя личная воля, которой Он меня наделил и которая иногда Ему противоположна. Опять же, я верю в существование высших сил, потому, наверное, и пытаюсь делать ту музыку, которой занимаюсь сейчас. Но на нас еще влияют темные силы, они нашептывают нам на ушко иногда…
Но ведь в тот самый момент, когда они нашептывают, тоже музыка пишется…
– Конечно. Я уверен, что большая часть современной музыки так и написана. И если в детстве я считал все эти консервативные излияния о тлетворном влиянии западной музыки надуманными, то сейчас я как бы это признаю.
Что фастфудную музыку нашептывают темные силы?
– Это громко сказано. И банально. Но темные силы влияют на наше сознание.
А у вас был момент, когда вам темные силы шептали?
– Ну не знаю, насколько они были темными. Мне кажется, что какие-то изобретения людям были подсказаны по Божьему попущению дьяволом. Хотя перехитрить-то его не перехитришь…
Бога или дьявола?
– Дьявола, конечно. Хитрость – изначально понятие не очень божественное. Скорее, можно с Божьей помощью только любовью подобное победить, но не хитростью. Я к тому, что мне иногда казалось, музыка из некоторых течений вызывает в человеке не самые светлые чувства. А какими-то направлениями, наоборот, можно будить в человеке что-то созидательное. А та музыка, как говорит мой папа, воздействует на «нижние чакры». Она такая низменная, сексуальная, связанная с агрессией и с сексуальным драйвом.
Но разве все это не Богом в нас заложено?
– Естественно. Основываясь на своем скудном духовном опыте, могу сказать, что когда ты пытаешься жить более благочестивой жизнью, воссоединиться с Богом, стать к Нему ближе, то низменная музыка уже меньше интересует. Интересует гармоничное, спокойное, прекрасное, которое ближе к чему-то светлому.
Вы говорите – «воссоединиться с Богом». А разве современный человек в большом городе это может? А как?
– Молиться, поститься...
Серьезно?
– Шутка. Ну, молиться может точно. Келейно и соборно. В церкви и дома.
Ну, вы молитесь. А еще что вы делаете или не делаете для этого воссоединения?
– Когда разум менее затуманен, пытаюсь сообразить свою жизнь с Евангелием. Но это громко сказано. Хотя мы к этому и призваны. Другое дело, что никто этим не занимается. Ну, кто-то занимается, конечно, но вряд ли это я.
То есть вы хотите сказать, что все христианские заповеди соображаются с жизнью современного человека?
– Однозначно. С современной точки зрения я рассуждаю порой наивно, но я верю в это.
И чего же вы не делаете, чтобы вести христианский образ жизни?
– Во-первых, если даже я делаю хорошее, я о нем не вспоминаю. Память у меня плохая. И я надеюсь, что Господь так же легко и мне мои прегрешения сможет простить. Во-вторых, если бы я даже что-то сейчас вспомнил, я бы не стал вам говорить. Это все-таки тайна.
Зло в вас задерживается?
– Нет, не сказал бы. Конечно, я иногда злюсь, но нет такого, чтобы я на кого-то затаил обиду. Тут опять же помогает молитва, а в свое время мне психотерапевт помог.
Но ведь вы могли бы заработать денег, вложив свою злость в музыку. Именно такая музыка сейчас востребована.
– Ну, возможно. Но опять же… это, конечно, опять будет громко сказано, но все-таки моя миссия – не заработать денег, а пытаться сделать культурный проект. И если Господь мне какой-то талант дал к музыке, то я все-таки должен применять его на благо, а не в деструктивную сторону. То, что я сейчас делаю, на зарабатывание денег не рассчитано.
На что же вы будете жить? Ой… как вы, услышав этот вопрос, вздохнули…
– Я просто боюсь показаться слишком наивным… Мне вспоминаются слова из Евангелия – о птицах небесных, которые не сеют, не жнут, а Отец Небесный кормит их. А мне-то что о пропитании заботиться?
И вы реально можете так жить в большом городе, не заботясь о пропитании?
– Ну вот как-то тридцать пять лет же прожил. Но в этом есть и заслуга родителей, которые мне помогают. С их и Божьей помощью наша музыкальная студия существует. Баснословные деньги не зарабатываем, но на хлеб с маслом хватает.
То есть обстоятельства вокруг вас так сложились, что о вас заботятся ради того, чтобы вы делали вам предписанное. И в чем же ваша миссия?
– Не знаю. Я в процессе. Тот клип с Путиным, который я сделал (Rootin’ Tootin’ Putin – клип, посвященный Владимиру Путину, выпущенный Родионом Юдановым под творческим псевдонимом Allen Dulles и набравшись три миллиона просмотров – прим. ред.), там, конечно, есть доля иронии и сатиры. Но я создавал этот клип с позитивной точки зрения и, как оказалось, с точки зрения качественной пропаганды.
И вы не стесняетесь говорить о том, что это все-таки была пропаганда, хоть и качественная?
– Нет, совершенно не стесняюсь. Некоторые мои коллеги из-за этого не захотели со мной связываться, испугались, что им закроют въезд в Украину. А я хотел привлечь своих известных коллег к созданию чего-то подобного, но они отказались, – он смеется. – Но когда у меня появились какие-то влиятельные знакомые, и я немножко погрузился в эту сферу, я понял, что политика – дело очень неблагодарное. Приходится много лукавить и изворачиваться.
Даже вам приходилось?
– Я перестал в этом участвовать. Я пришел работать на Russia Today, и мой непосредственный начальник тогда сказал мне: «Ты здесь не будешь ни правым, ни левым. Ты вообще надолго не задержишься в своей точке зрения». И я сразу понял, что это – не совсем мое. То есть там нет идейных, я скоро увидел, что на телевидении работают, в основном, люди, которые просто выполняют свою профессиональную работу.
Вы хотите сказать, что вы сняли клип про Путина по зову сердца, а познакомившись с людьми из сектора пропаганды, поняли, что они делают свою пропаганду не по зову сердца?
– Да.
И вы хотите сказать, что вы не на стороне правых и не на стороне левых, а на стороне тех, кто действует по зову сердца?
– Я скажу так… Во-первых, эти понятия – правый, левый – с годами немного меняют свое значение. А, во-вторых, если ты человек совестливый, я даже не буду сюда религию приплетать, то у тебя все равно есть нравственные традиционные ценности. И тогда неважно, правый ты или левый, ты все равно будешь честно поступать с людьми. А в любой системе, будь она хоть правая, хоть левая, все равно работают живые люди, которые склонны к обману и личному обогащению.
А вы нет?
– Естественно, я тоже. Но я пытаюсь с Божьей помощью с этим бороться. Но не все же с этим борются.
Как вы боретесь со склонностью к обману?
– Я уже говорил, что у меня не очень хорошая память. Я путаюсь в мелочах и могу соврать. Потом забываю, кому что соврал, и это неудобно и невыгодно. И опять же, прочитав Евангелие, я понял, что это грех и врать нехорошо. Поэтому просто всегда стараюсь говорить правду. Это сложно, конечно. Но интервью превращается в какую-то исповедь…
Оно таким и должно быть… Вы сказали, что вы носитель традиционных ценностей…
– Это слишком громко сказано, – перебивает он. – Я пытаюсь к ним приблизиться.
Чем вы сейчас занимаетесь?
– Снимаем клип, в который я уже вложил год своей жизни и свои накопленные финансы. Автомобиль свой сейчас продаю, чтобы клип доделать.
Хороший автомобиль?
– Ретро. Я вообще любитель старого. То, что мы сейчас делаем, – это песня на стихи сербского епископа Николая, был такой святитель (святитель Николай Велимирович, 1880-1956 – прим. ред.). В свое время коллеги из группы «Ихтис» исполнили эту вещь, она мне очень понравилась, и я решил переосмыслить ее в своем видении, в своей обработке. Видеоряд на такую музыку сложно снять, поэтому на клип ушло много времени. Мне кажется, слова и музыка этой песни смогут на кого-то повлиять позитивно, заставят задуматься о вечном.
Но ведь песня на сербском. И мы, русскоговорящие, ничего в ней не поймем.
– Да, она на сербском, но припев в ней достаточно простой, и звучит он так: «Помози мом виду, помози мом слуху, слава Отцу, Сину и Светоме Духу!» Русскому человеку вполне понятно. Корень у нас все-таки общий – славянский. Перевод такой: «Помоги моему зрению, помоги моему слуху. Слава Отцу, Сыну и Святому Духу!» Это молитвенное обращение к Богу с просьбой о помощи и Его прославление одновременно.
А вы говорите на сербском?
– Нет, но за последнее время погрузился в среду, нашел сербских друзей, которые помогли мне поработать над произношением.
И поете песню вы сами?
– Да.
Думаете, слова этого стиха вышли из сердца епископа?
– Безусловно, да. И поэтический талант у него есть. Он причислен к лику святых. Он находился в «Дахау». Жизненный путь у него тяжелый.
Значит, на англоязычных слушателей вы совсем не рассчитываете?
– В данном случае нет. Они же ничего не поймут. Им может зайти только музыкальный посыл. Как в детстве мне заходила их музыка, но я же слов тех песен не понимал.
А где вы взяли музыку для слов сербского епископа?
– Изначально саму канву взял оригинальную, но переработал ее. Это просто: когда я слушал песню, у меня сразу в голове родилась аранжировка. Иногда она рождается в виде слова, но не всегда. Ты можешь находиться в какой-то бытовой ситуации, и вдруг у тебя в голове начинает образовываться словосочетание, которое может стать мелодией. И оно тебе кажется catching – запоминающимся.
А почему вы выбрали религиозную тематику?
– Наверное, потому что мировоззрение у меня религиозное.
Когда вы сняли клип про Путина, вы сразу набрали три миллиона просмотров. Вы этим клипом открыли себе дверь в то направление, в котором, если бы продолжали, могли бы прославиться и разбогатеть. Качественная пропаганда приносит деньги и славу. Но вы взяли и закрыли эту дверь и пошли создавать религиозную музыку. Почему?
– Ну нет. Я после того клипа еще сделал клип с Джеффом Монсоном (мастер смешанных боевых искусств, российский политический деятель, депутат Совета депутатов Красногорска – прим. ред.). Тогда вышло интервью со мной в Daily Mail, и у меня взяли интервью для Russia Today, а после интервью пригласили к себе работать. Они хотели, чтобы я занялся политической повесткой с Джеффом на его канале в соцсетях. Я честно сказал, что не гожусь на эту роль, но могу попробовать сделать с ним песню. Песню мы сделали – я написал для нее текст. Правда, как выразился Джефф, текст был слишком правым, и какие-то строчки он исключил оттуда по нашему обоюдному согласию. И текст стал более центристским. Мы сделали сатирический ретро-клип, и он набрал триста тысяч просмотров, не так уж и много. С одной стороны, в нем воспевались традиционные ценности, с другой – он был антиглобалистским. Тогда Трамп собирался строить стену с Мексикой. Наша песня называлась «Build the Wall». Мы хотели сказать, что страны должны сохранять традиционные ценности и культуру.
А вы не похожи на антиглобалиста…
– Я считаю, что от любой страны и любой нации можно принимать благоприятный опыт. Например, Россия вобрала в себя черную субкультуру американской хип-хоп музыки. Возможно, в этом был даже некий политический умысел. Когда в девяностые у нас начали транслировать «Грэмми», то весь блок черной музыки показывался, а вот кантри-музыка, американская, белая, прохристианская и просемейная, вся вырезалась. И, на мой взгляд, у нас произошел обмен не самым лучшим. Наверное, охранительная роль государства в том и состоит, чтобы брать лучшее, а плохое пытаться отсечь.
Но разве «плохо» и «хорошо» – это не индивидуальные понятия?
– На то есть опыт Церкви. Это как с родителями: когда ты маленький, они выше тебя и учат тебя тому, что хорошо и что плохо. И взрослый человек не всегда понимает, что хорошо, а что плохо. Ему надо помочь.
Вы как-то от функции государства отсекать плохое и брать хорошее делаете резкий переход к Церкви. Хотите, чтобы она вмешивалась в дела государства?
– Я просто ассоциацию провел. Потому что Церковь научает духовной жизни. Но мы сейчас затронем тему, по которой у людей основные конфликты происходят. Я не знаю, насколько я хороший христианин, но мои ценности – христианские.
И вы считаете, что христианские ценности должны быть мерилом этого «хорошо и плохо»?
– Да. Я не хочу показаться экуменистом, но, в общем-то, ценности монотеистических традиционных верований должны быть мерилом. Потому что они, в основном, совпадают.
И вот вы пришли работать на Russia Today, и поняли, что их ценности не совпадают с вашими…
– Но мы сделали неплохой продукт. Его показали через портал Russia Today, и он был воспринят исключительно как пропаганда. Russia Today воспринимают как русскую пропагандистскую машину.
А вас это задело?
– Абсолютно нет. Но если бы этот клип был подан не так однозначно и не под брендом Russia Today, то, возможно, он был бы воспринят лучше. Хотя, почитав комментарии, я увидел, что некоторые поняли смысл клипа. Потом я понял, что правды в политической музыке не найду. В то время я переписывался с Захаром Прилепиным, и он мне очень хорошо написал. Его фразой я резюмирую то, что думаю о своем политическом музыкальном прошлом. Он написал: «Родион, я считаю, что для музыки ты слишком политичен, а для политики – слишком сатирично-музыкален». То есть и там не захожу, и там.
И единственным выходом из этого вы увидели христианскую музыку?
– А какую еще? …Но я перед тем, как выпустить эту христианскую музыку, выпущу еще одну песню, и тоже – по зову сердца.
Знаете, почему я сказала, что после слов Прилепина единственным выходом могла стать только христианская музыка? Потому что в христианстве сложно быть сатиричным.
– В том числе, да. Прилепин точно резюмировал то, что я сам не мог сформулировать. Но я выпущу христианскую музыку не потому, что мне за нее платят, а потому, что она у меня из глубины души идет.
А песня про Путина тоже шла из глубины души?
– В том числе. Сейчас я хочу выпустить песню на слова Николая Клюева, поэта конца XIX – начала XX века. Он был из народно-крестьянского направления и немного предвосхищал Есенина. А Есенин для меня немножко грубоват, он не резонирует с моей душой.
Ну конечно, он же не по заповедям жил.
– Не в этом дело! У Клюева тоже много чего в личной биографии. Но его стихи все равно проникнуты христианским мировоззрением. И это народно-крестьянское направление коррелирует с кантри-музыкой. При этом на русском песня на его стихи звучит не пошло. Русский язык настолько богат, что его легко опошлить в песенной форме. Так в любом виде искусства: недостаточно просто профессионализма и мастерства, еще нужен вкус, а он либо есть, либо его нет. На английском проще написать популярную песню и не скатиться в пошлость.
Я не очень понимаю, что вы имеете в виду…
– Мне сложно объяснить… В повседневной английской лексике используется не так много слов. Но при этом английский язык богатый. В нем такое количество прилагательных, которые просто не используются в повседневной речи.
Вы хотите сказать, что слово, которое человек выбирает из множества синонимичных, описывает его внутренний мир? И когда ты хватаешь из богатого множества, но не имеешь во внутреннем мире вкуса к слову, то можешь легко промахнуться, выбрать не то слово, и прозвучать на богатом языке пошло?
– Ну да… Я пытался читать поэтов-современников. Сейчас есть люди, которые пытаются пафосную поэзию писать – «Я поднимаю сей фиал»…
Простите, что поднимаю?
– Фиал. Бокал. Можно еще сказать «потир». Просто не всегда уместно использовать пафосную лексику. Но не все же чувствуют уместность слов.
Прочтите стих Клюева, который вы споете.
– Он, кстати, любил перенасытить все поэтическими аллегориями. Его в свое время за это Маяковский растоптал, и поэтому Клюева знают меньше, чем Есенина. Могу вам прочесть…
Дрёмны плески вечернего звона,
Мглистей дали, туманнее бор.
От закатной черты небосклона
Ты не сводишь молитвенный взор.
О туманах, о северном лете,
О пустыне моленья твои,
Обо всех, кто томится на свете,
И кто ищет ко Свету пути.
Красиво. Как будто из этого нагромождения слов выходит что-то чистое и трепетное.
– Это припев – «Кто томится на свете и кто ищет ко Свету пути». Это стихотворение было написано в 1904 году, но оно по смыслу мне очень понравилось и прекрасно ложится на музыку, оно не звучит по́шло. Просто сложно писать музыку на готовые стихи, гораздо легче наоборот, потому что у тебя рождаются какие-то ритмические конструкции, и ты должен накладывать слова на них, исходя из музыки. Те слова, которые выгоднее музыке.
У вас были моменты, когда вы томились?
– А кто же не томился? Все томятся. Это вообще перманентное чувство.
А из-за чего томились?
– Ну как? Из-за того, что мы живем в несовершенном мире.
Что для вас делает его несовершенным?
– В первую очередь то, что в нем есть смерть. Это не Бог так захотел, это мы воспротивились Ему и получили это. Но я все равно верю в вечную жизнь. Я в этом уверен абсолютно, – смеется.
А почему вы решили прервать работу над христианской песней и переключиться на Клюева?
– Я не прерываю ничего. У меня нет задачи делать исключительно религиозную музыку. Но, на мой взгляд, сейчас религиозная музыка никак не освещена. Она существует в виде либо этнической народной, либо сусально-попсовой. Мне такое очень не нравится. Мне кажется, религиозная музыка может существовать самостоятельно, в более стильном варианте. Хотя стихи Клюева по сути своей вполне христианские, но более общей направленности. Ко свету многие люди ищут пути, и не только в христианстве.
А сейчас вы о чем томитесь?
– О том, что ищу пути ко Свету. Потому этот стих со мной и срезонировал.
А вы чувствуете, что идете ко свету?
– Я очень надеюсь, но не мне судить.
Когда идете не ко свету, чувствуете?
– Однозначно. Я же искушаюсь. Иногда хочется сделать что-то богопротивное.
И вы делаете?
– Иногда делаю. И тогда тоже присутствует томление. Мне кажется, чем ближе человек к Богу, там он больше томится и хочет быть еще ближе к Нему. Он очень боится потерять эту благодать.
В чем сюжет клипа на слова сербского епископа?
– Это, грубо говоря, попытка человека вырваться из круговорота мирской жизни. В начале заявочный кадр – в Москве на улице Довженко есть жилой девятиэтажный дом, построенный замкнутым кругом, и главный герой идет по замкнутости этого бесконечного быта. Он как белка в колесе. И дальше по сюжету он выходит из этого колеса.
А искушения?
– Мы сценарий еще дорабатываем. Сейчас идет мыслительный процесс: как добавить сложности выбора аллегорически, чтобы не было так явно. Герой сидит за столом, стол – аллегория престола в православном храме. Как на престоле стоит дарохранительница, где кровь Христова и Евангелие, так и тут такой клош, под которым – бутерброды с красной икрой, а посередине стола – лэптоп. Человек православный это считает.
Человек с лэптопом – это я.
– И я.
Но в чем мой грех, если я ем бутерброды с икрой?
– Греха нет, я сам их ем. Этим натюрмортом я хотел показать, что стол и быт в круговерти жизни становится для православного человека престолом, он забывает о Боге. Скажу по своему личному опыту: человек, живя земной жизнью, часто забывает о том, что он призван сюда не для того, чтобы исключительно земную жизнь обустраивать, а для того, чтобы все-таки думать о своей душе, ее спасении и о воссоединении с Богом.
И как это сделать?
– В Евангелии есть все инструкции.
То есть вам не стыдно есть бутерброды с икрой, когда у многих нет денег даже на масло?
– Наш мир изначально несправедлив. Искать в нем справедливость невозможно. Нет, искать возможно, но она недостижима, всегда будут обездоленные. Но в этом и главная задача христианства – когда сильный помогает слабому. Люди рождаются неравными, кто-то сильней, кто-то – слабей. Но если у человека есть традиционное мировоззрение, то, согласно этому мировоззрению, сильный должен помогать слабому, а не унижать его.
То есть справедливость недостижима. А свет достижим?
– Есть светлячки такие – святые, люди вокруг них спасались. Они видели, что Господь к ним близок, и их свет на них тоже рассеивался. Многие томятся по свету, но многие и заглушают это томление в себе. Опять же по своему опыту скажу, совесть можно заглушить так, что всё, никакой свет тебе будет не нужен. Ты нормально живешь, у тебя бутерброд есть.
Расскажите, когда вы заглушали в себе томление к свету.
– Каждый человек переживает такие искушения. Когда он в сознательном возрасте приходит в Церковь, Господь ему вначале дает такой толчок, который называется неофитство. И человек рвется, стремится, а потом Господь говорит: «Я тебе толчок дал, теперь посмотрим, как ты сам ко Мне пойдешь». А у человека духовного порыва уже меньше, и тогда это уже исключительно от твоей силы воли будет зависеть, пойдешь ли ты к свету. Но есть ложные источники света. Сатана тоже предстает в виде ангела, в виде света. Когда антихрист придет, он будет во многом соответствовать Христу. Только он будет горделив и лжив.
Вы в это верите?
– Да. Потому что я вижу все к тому предпосылки. В конце концов будет единое мировое правительство, всеобщий социализм и типа равенство.
И что в этом сатанинского?
– А то, что в этом не будет правды. Все будет основываться на лжи. Завуалированно, но достаточно явно он будет пропагандировать иные ценности. Сейчас это уже происходит во всем мире – черное выдается за белое. Если я приеду сейчас в Америку и скажу, что признаю только традиционный брак, я буду приравнен к расисту. Это неправильно. В конце концов плохое будет выдаваться за хорошее, а хорошее – за то, что ты нетолерантный расист.
И поэтому вы пишете христианскую музыку?
– Ну все-таки я же могу попытаться что-то сделать?
Но как вы поймете, что в том мировом правительстве не будет правды? Люди из него будут говорить правильные слова, и вам нечего будет возразить.
– А есть сердце и Господь. Ты же чувствуешь. Когда ты окружен ложной информацией, которая не то что неправда, а уже третий уровень искажения, и ты, окруженный этой информацией, находишься в полном неведении о том, что в мире происходит, то ты можешь только почувствовать, что это – неправда.
Кстати, вы сейчас описали качественную пропаганду, которой сами не против были заниматься…
– Да, но и Церковь тогда можно назвать пропагандой.
Значит, нужна не пропаганда, а просто правда?
– Но, на мой взгляд, правда – во Христе. Тут я неколебимую позицию займу. Если кто-то не согласен со мной, я могу с ним полемизировать, но для меня это так. У каждого свои внутренние установки. Правда у каждого своя. Но есть Божественная правда, она написана, она есть в опыте Церкви и в опыте святых людей, и с ней всегда можно соотноситься. Потому что свой внутренний компас сбивается и может в другую сторону увести.
Были моменты, когда ваш компас сбивался?
– Как вам сказать… Таких моментов было, конечно, много. Просто мне бы не хотелось, чтобы интервью превращалось в исповедь. Таких ситуаций множество, и я думаю, какую бы вам рассказать. Об отношениях с родителями – о конфликте отцов и детей? Или, например, о том, что я человек неженатый, и, естественно, у меня возникают блудные помыслы и желание их реализовать?
А чего б их не реализовать?
– Ну в смысле? Их можно реализовать правильно – женившись и заведя детей, семью. А можно гулять направо и налево.
А можно не гулять направо и налево, просто встречаться с одним человеком, а потом, если получится, создать с ним семью.
– Я считаю, что это неправильно. Вы спрашиваете, когда мой компас сбивался. Он сбивался. Я мог участвовать в каких-то неблагопристойных диалогах, мог кого-то поцеловать.
Ну и что тут такого?
– Для кого-то – ничего. Может, я слишком идеализирую, но мне кажется, что настоящая любовь – не в страсти этой. И вообще понятие любви было слишком романтизировано в XVIII и XIX веке. Любовь – в христианской жертвенности какой-то. А я мог бы отделаться фразой, что я никого не встретил пока. А может, я слишком гордый – все ищу, выбираю. Иногда компас сбивается, и хочется пойти в разгул. И я понимаю, что могу это сделать. Всем хочется грешить. Грех кажется сладким и приятным, но когда ты в него вляпываешься, то понимаешь, насколько это темное болото, в котором твою душу сильно корежит.
Когда вы стали верующим человеком?
– Верующим я был, наверное, с детства. Но в подростковом возрасте я начал поиск. Я православный не потому, что я – русский. Я начал читать разную литературу, ознакомился с разными верованиями. Эстетически мне ближе католицизм, в смысле атмосферы богослужений и архитектуры. Но я выбрал Православие по причине его большей глубины и близости к истокам Божественного откровения. Мне Православие – не в зданиях.
А в сердцевине, я поняла. Так и что ж, выходит, что, кроме святых, никто и не доходит до света…
– Вспомню фразу Серафима Саровского… Один наш друг семьи, хороший и неверующий человек, один раз не мог вспомнить имя этого святого и сказал – «Ну этот… Серафим Сваровски…», – смеется.
Сразу ясно, кто только ест бутерброды с икрой…
– Так вот, Серафим Саровский сказал: «Спасись сам, и вокруг тебя спасутся тысячи». Когда человек приближается к Богу, другие люди вокруг это чувствуют. Святые люди, которые к Богу приблизились, с благодатью никогда бы не расстались, ни за какие искушения. Вот почему гордыня считается самым страшным грехом. В Православии есть понятие прелести. Святой может искуситься только прелестью. Когда ему дают дары прозорливости и чудотворения. Дьявол по Божьему попущению может дать это все человеку, и человек может возгордиться и подумать, что он уже на такой ступени духовного развития находится. При этом искусить его какими-то низменными грехами, вроде чревоугодия и блуда, невозможно, это ему вообще не интересно. А прелестью можно. Вот, кстати, католическое понимание святости в православии часто считалось бы прелестью.
С Russia Today вы полюбовно расстались?
– Да. Я просто понял, что я там – не пришей кобыле хвост. На меня там смотрели как на православного чудика.
Как на православного блондина, страдающего от яркого света и томящегося на пути к нему.
– Образ пафосный. Но интересный.
Все-таки зачем снимали клип с Путиным?
– Я очень люблю кантри-музыку.
И Путина?
– Не то что люблю, но с симпатией к нему отношусь.
По зову сердца или от ума?
– В данном случае от ума. Анализирую его поступки. Исходя из современных политических реалий внутри и снаружи страны, мне кажется, что он делает много хорошего. Вот не будет его, посмотрим, что будет… Но я люблю кантри-музыку. И я подумал: «А сделаю-ка я песню русско-патриотическую». У меня не было мысли делать пропаганду. Но я подумал, что прикольно сделать песню на английском, но русскую по сути. У меня в голове давно вертелась одна мелодия, и на нее легло выражение Рутин-Тутин – теперь вы видите из какого сора рождаются стихи. Выражение «rootin’ tootin’» означает «крутой», «бравый». Я подумал, что оно классно рифмуется с «Путин». И вот эта фраза легла на мелодию, которая была у меня в голове. На этот скелет я нарастил мясо политической сатиры. Песня вышла позитивной и шутливой. Как раз в Америке президента выбирали. Я за один день смонтировал клип. И выходило, что Трамп – возможно, тот президент, который тоже борется за традиционные ценности. Я выбрал банальные пафосные кадры с Владимиром Владимировичем, где он в небе парит со стрехами и океаны переплывает. Это все совпало с политической обстановкой.
И все же если бы вы выросли в одиночестве на Марсе и вам в голову вдруг прилетела из ничего, из отсутствия слухового музыкального опыта какая-нибудь мелодия, то ее можно было бы счесть божественной?
– Но я все равно не знаю. Мы же вольны выбирать. Мы и в грехе будем к Богу стремиться. У человека есть своя творческая искра. Собственно, Господь и хотел, чтобы человек создавал что-то. Человек дал названия животным в раю. И это был симбиоз Божественного проявления и человеческого креатива. Люди разные: кто-то стены строит, а кто-то музыкой занимается.
Марина АХМЕДОВА
специально для портала «Приходы»
О том, как помочь создателям клипа через краудфандинговую площадку «Планета.ру», можно узнать, перейдя по ссылке https://planeta.ru/campaigns/godbless
