Отношения между Турцией и Евросоюзом крайне обострились к осени 2020 г. Брюссель обвиняет Анкару в нарушении прав своих государств-членов (Греции, Кипра), а также во вмешательстве в разразившиеся боевые действия вокруг Нагорного Карабаха. И по сути ставит вопрос о перспективе продолжения многолетнего п артнерства с Турцией. «Анкара пока не выбрала позитивный путь в отношениях с ЕС. Мы осуждаем последние односторонние действия Турции в Восточном Средиземноморье, провокации и агрессивную риторику, которая абсолютно неприемлема», - заявил 29 октября глава Евросовета Шарль Мишель по итогам онлайн-саммита ЕС. [1] «Наши отношения впервые за всю историю проходят через водораздел: мы двинемся в одну или другую сторону – в зависимости от того, что будет происходить в ближайшее время», - считает глава европейской дипломатии Жозеп Боррель. [2] Подобный кризис в отношениях с ЕС представляется закономерным с учетом того, что на протяжении 2020-го года руководство Турции не только демонстрировало приоритет силовых методов в решении своих внешнеполитических задач по отношению к соседям, но и расширяло географию применения силы. В Сирии Анкара перешла от противостояния с курдскими формированиями в своем приграничье («зона безопасности») к прямым столкновениям с правительственными войсками Б. Асада, пытаясь навязать свой полный военный контроль над провинцией Идлиб. Там военные действия были приостановлены в феврале-марте в результате договоренностей с Москвой. В эти же месяцы на поле боя начал разворачиваться турецкий контингент для оказания поддержки Правительству национального согласия (ПНС) в Триполи, что привело к изменению расклада сил в пользу союзника Турции. Весной-летом в сопровождении военных кораблей Анкара активизировала работы по доступу к залежам углеводородов на дне спорных акваторий в районе Кипра и Греции, что резко повысило градус напряженности в отношениях Турции с этими членами Евросоюза. Греция отреагировала мобилизацией своих военно-морских сил. Для предотвращения вероятных столкновений между членами блока НАТО (Грецией и Турцией) президент Франции Э. Макрон направил в Восточное Средиземноморье боевые корабли и самолеты [3] . Наконец, в сентябре Турция обозначила свое силовое присутствие на Южном Кавказе в ходе возобновившегося конфликта вокруг Нагорного Карабаха. Таковы внешнеполитические проявления реализации концепции Р.Т. Эрдогана под названием «Новая Турция». Она предполагает не только смену политической культуры, разворот от светскости времен Кемаля Ататюрка к постепенной исламизации общества и страны, но и, по выражению турецкого исследователя Асли Айдинташбаш, стремление «Турции Эрдогана оставаться одинокой державой, находясь одной ногой в каждом из лагерей» (речь о мировых центрах - США, Евросоюз, Россия, Китай – А.Ш.) «Ни восток, ни запад, ни трансатлантизм, ни евразийство – сегодняшние лидеры Турции рассчитывают воздвигнуть самостоятельную державу на периферии Европы», - пишет она [4] . Под «одиночеством» или даже, по выражению И. Калина, советника Эрдогана, «ценным одиночеством» подразумевается равноудаленность Турции от перечисленных мировых держав [5] . В публичных же выступлениях людей из окружения турецкого президента часто звучат такие противоречивые тезисы, как «Мы великие, поэтому все нам завидуют» и «Мы окружены врагами». Какими бы ни были соседи Турции – «завистливыми» или «враждебными», но отношения Анкары с ними сохраняют динамику к обострению. Причины такой политики скорее следует искать в известной максиме: авторитарные режимы, как правило, склонны демонстрировать силу вовне и тем самым «утверждать» (или создавать видимость) свои «мощь и величие» чаще всего с целью компенсировать/приглушить провалы в собственной политике внутри страны. Удержать рычаги власти Проблемы с популярностью среди соотечественников у команды Р.Т. Эрдогана и его партии впервые заметно обозначились в 2013 г. (массовые протесты в Стамбуле на площади Таксим и вокруг парка Гези), и с тех пор ситуация деградировала как в экономике, так и в политике. Показательно в этом отношение неуклонное сокращение ВВП страны с 951 млрд долларов в 2013 г. до 754 млрд в 2019 г. [6] , т.е. на почти 200 млрд за шесть лет. Примечательно, что ускорение инфляции в 2018-2020 гг многие аналитики связывают не столько с внешними факторами, сколько напрямую с ошибками правительства [7] . По оценкам экспертов, к осени 2020 г. турецкая лира стала одной из самых быстро обесценивающихся валют среди стран сравнимой категории. [8] В итоге опросы фиксируют падение популярности правящей с 2002 г. Партии справедливости и развития (ПСР): если на парламентских выборах 2018 г. ее кандидатов поддержали 43 % избирателей, то в июле 2020 г. - порядка 30-31 %. [9] После подавления протестов в Стамбуле в 2013 г. власти расширили практику репрессий, что стало одним из проявлений начавшегося перехода к авторитарному правлению. Этот процесс ускорился в результате провала попытки переворота в стране 15-16 июля 2016 г.: репрессиям по подозрению в причастности к путчу были подвергнуты несколько сот тысяч человек (не менее 60 тысяч заключены в тюрьмы, более 150 тысяч уволены с работы). [10] Рубежным в плане внутриполитической трансформации Турции стал референдум по изменению конституции в апреле 2017 г. Обновленный таким образом основной закон существенно расширил полномочия президента и сократив их у премьер-министра, правительства и парламента. Внутриполитические перемены достигли кульминации в результате проведенных в июне 2018 г. президентских и парламентских выборов. В руках президента Эрдогана с тех пор сосредоточена практически вся полнота исполнительной власти. «В целом, - подчеркивает известный специалист по Турции Марк Пьерини, - с точки зрения западных государств, сегодняшняя Турция – абсолютная автократия, где конституционные основы и юридическая практика не соответствуют ее обязательствам в Совете Европы и в НАТО». [11] В этом плане высказались и члены Совета ЕС 26 июня 2018 г. В частности, они выразили озабоченность «продолжающимся и глубоко беспокоящим отходом Турции от принципов верховенства закона и соблюдения фундаментальных прав граждан, включая право на свободу слова…, отход от принципа независимости судебной системы». [12] Важно подчеркнуть, что одним из элементов идеологии ПСР Эрдогана был и остается политический ислам в стиле «Братьев-мусульман». Эта концепция в ряде базовых постулатов противоречит ваххабизму и салафизму, проповедуемым, в частности, в Саудовской Аравии и других арабских монархиях Персидского залива (кроме Катара) – фактор, который в политической плоскости содействовал наращиванию конфликтного потенциала между монархиями и Турцией. После провала путча 2016 г. окружение Эрдогана с повышенным усердием навязывает исламизацию во многих областях жизни турецкого общества, в частности, в сфере образования. [13] Данная концепция, подчеркнем, не противоречит основам идеологии турецкого национализма в стиле «нео-османизма» и становится, таким образом, удобным инструментом властей не только во внутренней, но и во внешней политике. Сама идея «османизма» трактуется сегодня политической верхушкой Турции не как стремление к восстановлению ее влияния в пределах границ Османской империи (о физическом расширении границ и установлении прямого контроля над другими странами речи, разумеется, нет), а как утверждение Турции в качестве лидера мусульманского пространства в результате и за счет признания этого статуса со стороны других государств региона. [14] Ползучая исламизация по-эрдогановски изначально не вызывала отторжения в среде сторонников такого радикального выразителя турецкого национализма, как Партия националистического движения (ПНД) во главе с Девлетом Бахчели. Эта организация считается ультранационалистической и евроскептической, т.е. выступающей против давнего официального курса Турции на вступление в ЕС. Именно с ней ПСР Эрдогана создала коалицию, сам факт возникновения которой многие аналитики расценивают как важнейший тектонический сдвиг в политическом ландшафте этой страны. [15] В результате в Турции сложился правящий партийный альянс с преобладанием националистических установок в исламистском окрасе. Вторым существенным потрясением для турецкой политики оказались результаты муниципальных выборов 2019 г.: мэрами двух столичных городов – Стамбула и Анкары – стали политические оппоненты правящего альянса. Потеря этих двух городов обернулась серьезным ущербом для престижа авторитарного правителя. В ответ Эрдоган предпринял ряд шагов с целью ограничить влияние глав двух упомянутых муниципалитетов. По мнению М. Пьерини, эти два события стали проявлением новой реальности – «они положили конец монополии ПСР в турецкой политике». [16] Таким образом, на протяжении последних двух лет в Турции сложилась ситуация, при которой процесс принятия политических решений испытывает давление следующих фундаментальных внутренних факторов: падения экономики, концентрации власти в руках президента Эрдогана, формирования религиозно-националистического альянса, восстановления (после волны репрессий и в условиях разрастания конфликтов вокруг Турции) роли лояльного президенту генералитета. Сочетание этих факторов оказывает влияние на формирование внешней политики в Анкаре. Его особенность аналитики Международного института стратегических исследований описывают так: «Концентрация исполнительной власти в руках президента Эрдогана сопровождается персонализацией и де-институализацией внешней политики, формулирование и имплементация которой теперь всецело зависят от его жесткого характера. Доступ экспертов к этому процессу основательно сокращен: Эрдоган принимает решения лично при консультировании со стороны небольшого числе преданных сторонников». [17] Между тем, именно альянсом с ПНД, ее влиянием склонны многие западные аналитики объяснять ужесточение подходов Эрдогана к таким принципиальным вопросам, как отношения с курдским населением Турции, отношения Анкары со странами Запада, проблема морских границ и обращение с беженцами. [18] Продолжение на сайте оригинала [1] Remarks by President Charles Michel after the video conference of the members of the European Council on 29 October 2020. ECEU, 30 October 2020. URL: дата обращения 30.10.2020. [2] EU’s relationship with Turkey has reached “watershed moment” says foreign policy chief Borrell. Bne IntellIiNews. September 15, 2020. URL: дата обращения: 25.10.2020. [3] France sends jets and ships to tense east Mediterranean. BBC. August 13, 2020. URL: дата обращения: 14.10.2020. [4] Aslı Aydıntaşbaş (2020). The Turkish Sonderweg: Erdoğan’s New Turkey and Its Role in the Global Order. Istanbul Policy Center-Sabancı University-Stiftung Mercator Initiative. 16 p. ISBN 978-605-2095-78-2. [5] Dr. İbrahim Kalın, interview by Tahir Alperen. T24. August 26, 2013. URL: дата обращения: 16.10.2020. [6] Ulgen S. A Weak Economy Won’t Stop Turkey’s Activist Foreign Policy. Foreign Policy. October 6, 2020. Available at accessed 27.10.2020 [7] Pierini, M. Turkey’s Labyrinthine Relationship with the West: Seeking a Way Forward. Hellenic foundation for European & Foreign Policy. Policy Paper #38/2020. September 2020. p. 5. [8] Turkish lira plummets at unprecedented rate. Turkish Minute. October 28, 2020. Available at accessed 14.10.2020. [9] Poll shows support for Erdoğan’s party slipping to 30 percent. Turkish Minute. July 5, 2020. Available at accessed 14.10.2020. [10] Erdogan is transforming Turkey into a totalitarian prison. The Washington Post. March 12, 2018. URL: accessed 24.10.2020. [11] Pierini, M. Turkey’s Labyrinthine Relationship with the West: Seeking a Way Forward. Hellenic foundation for European & Foreign Policy. Policy Paper #38/2020. September 2020. p. 4. [12] “Enlargement and Stabilisation and Association Process,” Conclusions adopted by the Council of the European Union. June 26, 2018. URL: https://www.consilium.europa.eu/ media/35863/st10555-en18.pdf. (accessed 17.10.2020). [13] Baker, R. The Islamization of Turkey. BESA Center Perspectives. Paper No. 805. April 22, 2018. Available at accessed 15.10.2020. [14] Turkey’s increasingly assertive foreign policy. Strategic comments. The International Institute for Strategic Studies, Volume 26 Comment, 22 September 2020, ISSN: 1356-7888. [15] Pierini, M. Turkey’s Labyrinthine Relationship with the West. Seeking a Way Forward. Hellenic foundation for European & Foreign Policy, Policy Paper #38/2020, September 2020, p. 5. [16] Ibid. [17] Turkey’s increasingly assertive foreign policy. Strategic comments. The International Institute for Strategic Studies. Volume 26. 22 September 2020. ISSN: 1356-7888. [18] Pierini, M. Turkey’s Labyrinthine Relationship with the West. Seeking a Way Forward. Hellenic foundation for European & Foreign Policy, Policy Paper #38/2020, September 2020, p. 4.
