2020 год – год 75-летия Великой Победы Советского Союза над нацистской Германией. Каждый май, начиная с победного сорок пятого, ассоциируется для наших народов, разделенных ныне государственными границами, с великим торжеством свободы над силами порабощения. Спасая себя, СССР спас от коричневой чумы весь мир.
Но вначале на Западе, а в последние десятилетия и на просторах бывшего СССР все чаще зазвучали презрительные оценки в адрес советского солдата-освободителя. Всякого рода недобитки и их духовные наследники из кожи вон лезут, чтобы доказать, что боевые качества бойцов и командиров Красной армии были низкими, а РККА представляла из себя скопище малограмотных, не знающих военного дела людей, способных лишь на бесчинства в отношении населения тех стран Восточной Европы, куда они приходили по мере того, как война откатывалась все больше на запад.
Что ж, обратимся к свидетельствам противника – битых немецких генералов, они в данном случае куда более убедительны.
Через 10 дней войны, сложившихся для германского вермахта неожиданно удачно, 3 июля 1941 года начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии генерал-полковник Ф. Гальдер в своём дневнике записал: «…не будет преувеличением сказать, что кампания против России выиграна в течение 14 дней».
Однако, чем далее вглубь территории Советского Союза перемещались боевые действия, тем более стойким и упорным становилось сопротивление войск Красной армии. Уже первая неделя боев обошлась немцам в 22 тысячи убитыми и 900 пропавшими без вести, что превышало их потери за всю польскую кампанию. А к концу августа 1941 г. потери на Восточном фронте превысили суммарные немецкие потери, понесённые с начала Второй мировой войны на всех других фронтах.
Быстрый и относительно лёгкий марш, к которому вермахт привык на территории Европы с момента нападения на Польшу, на советской земле не выходил. Тот же генерал Гальдер решился на такое признание: «Упорное сопротивление русских заставляет нас вести бой по всем правилам наших боевых уставов. В Польше и на Западе мы могли позволять себе известные вольности и отступления от уставных принципов; теперь это недопустимо». А 11 августа и вовсе отметил: «Общая обстановка всё очевиднее показывает, что колосс Россия… была нами недооценена».
О разгроме Красной армии в 14 дней, как видим, уже нет и помина.
Поначалу гитлеровские стратеги видели разницу между войной на западе и востоке только в сроках достижения победы: для разгрома Франции им потребовалось полтора месяца, значит, для сокрушения СССР, учитывая его территорию и людские ресурсы, – от силы два-три месяца. Эти прогнозы, вероятно, стали бы явью, если бы Красная армия воевала так же, как одна из сильнейших в Европе французская армия.
Британский премьер У. Черчилль описывал пораженческую атмосферу, в которой Франция бесславно завершала свою войну с Германией в июне 1940 г.: «Очевидцы рассказывали о толпах пленных французов, которые шагали рядом с немцами, причём многие из них всё ещё несли свои винтовки, которые время от времени собирали и уничтожали под танками. Я был потрясён крайней беспомощностью и отказом от борьбы с немецкими танковыми частями, которые, имея несколько тысяч машин, осуществляли полное уничтожение могущественных армий; не менее поразил меня и быстрый крах французского сопротивления сразу же после прорыва фронта. Всё немецкое передвижение осуществлялось по главным дорогам, и ни в одном месте их не остановили».
А вот с чем столкнулись оккупанты на советской земле. Офицер 18-й немецкой танковой дивизии вспоминал: «Несмотря на огромные пройденные расстояния, не было чувства, которое у нас было во Франции, что мы входим в побеждённую страну. Напротив – здесь было сопротивление, всегда сопротивление, каким бы безнадёжным оно ни было. Стоящее одиноко орудие, группа людей с винтовками… однажды из дома выбежал на дорогу парень с гранатой в руке».
Даже пропагандистский рупор Третьего рейха «Фелькишер беобахтер» не стал скрывать, что «русский солдат превосходит наших противников на Западе в своём презрении к смерти. Терпение и фатализм заставляют его держаться в окопах, пока его не подорвёт граната либо поразит смерть в рукопашном бою».
Однако было бы ошибочным думать, будто Красная армия держалась лишь благодаря самоотверженности обреченных. Массовое самопожертвование подкреплялось всё более умелыми действиями бойцов и командиров на поле боя. И об этом также свидетельствовал враг. Штаб 4-й немецкой танковой группы (командующий – генерал-полковник Э. Гёпнер, отправленный в отставку в дни битвы за Москву) так оценивал действия советской пехоты: «Под хорошим руководством и под влиянием хороших комиссаров пехотинец наступает, презирая смерть, и защищается до последнего патрона. Мастерство использования местности и маскировки, большая подвижность на непроходимой с немецкой точки зрения местности, а также почти всегда хорошие результаты стрельбы характеризуют красную пехоту. К пулемётному огню красноармеец довольно нечувствителен…»
Генерал Г. Блюментрит, начальник штаба 4-й армии, наступавшей в Белоруссии, отметил: «Поведение русских войск даже в этой первой битве являло собой поразительный контраст с поведением поляков и западных союзников, когда те терпели поражение. Даже будучи окруженными, русские держались за свои позиции и сражались».
Ему вторил фельдмаршал Г. фон Клейст, командующий 1-й танковой группой, которая наступала на Украине: «Русские с самого начала показали себя как первоклассные воины, и наши успехи в первые месяцы войны объяснялись просто лучшей подготовкой. Обретя боевой опыт, они стали первоклассными солдатами. Они сражались с исключительным упорством, имели поразительную выносливость...»
В канун контрнаступления советских войск под Москвой (6 декабря 1941 г.) Ф. Гальдер зафиксировал потери вермахта на советско-германском фронте начиная с 22 июня. За этот период из строя выбыл почти каждый четвёртый солдат, а именно более 743 тысяч человек. Некомплект на Восточном фронте составлял 340 тысяч. В начале декабря наступательный порыв немцев иссяк, что позволило советскому командованию практически без подготовки и имея меньшие, чем у противника, силы, перейти в решительное контрнаступление. Всего за неделю войска Западного, Калининского и Юго-Западного фронтов вернули те территории Подмосковья, которые были утрачены с момента последнего, ноябрьского наступления гитлеровцев на Москву.
Разумеется, до поры до времени Красная армия воевала хуже противника. Только в Московской стратегической наступательной операции (5.12.41 – 7.01.42) три советских фронта безвозвратно потеряли около 140 тысяч бойцов и командиров (13,7% численности всех войск). Невысоки были среднесуточные темпы наступления стрелковых соединений – 3-6 километров. К концу декабря 1941 г. наши войска начали испытывать недостаток в боеприпасах, продовольствии и пополнении. Известно, что на конец 1941 г. – начало 1942 г. пришёлся самый глубокий спад военного производства СССР. Количество снарядов, приходившихся на орудие в день, часто не превышало одного-двух. Сказывалась недостаточная готовность страны к отражению гитлеровского нашествия.
И всё же было достигнуто главное: гитлеровский блицкриг рухнул, Третий рейх встал перед перспективой затяжной войны, в которой первостепенную роль приобретали такие факторы, как экономические и военные ресурсы Советского Союза, растущее боевое мастерство Красной армии. Чем это в конце концов обернулось для гитлеровской Германии, оценил опять-таки наш противник. Как ни тяжело, но пришлось упомянутому выше генералу Ф. Гальдеру признать очевидное: «Исторически небезынтересно исследовать, как русское военное руководство, потерпевшее крушение со своим принципом жёсткой обороны в 1941 году, развивалось до гибкого оперативного руководства и провело под командованием своих маршалов ряд операций, которые по немецким масштабам заслуживают высокой оценки, в то время как немецкое командование под влиянием полководца Гитлера отказалось от оперативного искусства и закончило его бедной по идее жёсткой обороной, в конечном итоге приведшей к полному поражению».
