Уильям Сомерсет Моэм (1874-1965) — английский писатель, пик популярности которого пришёлся на 1920-е и 1930-е годы. В качестве агента британской разведки с августа по ноябрь 1917 г. находился с миссией в России. Текст приводится по изданию: Моэм У. Сомерсет. Искусство слова: О себе и других. Литературные очерки и портреты / Сост. И. Васильевой-Южиной; Вступ. статья В. Скороденко. — М.: Худож. лит., 1989. — 399 с.О ДОСТОЕВСКОМ(Из сборника «Десять романов и их создатели», 1954)Между писателем как человеком и писателем как творцом часто существует разлад, и ни у кого, по-моему, он не был более явным, чем у Достоевского. Вероятно, это удел всякой творческой личности, но, поскольку писатель работает со словом, несоответствие его поведения и проповедуемых идей резче бросается в глаза. Сравните прекраснодушный идеализм Шелли, его любовь к свободе, к справедливости с холодным эгоизмом и равнодушием к боли, причиняемой другим. И я не сомневаюсь, что многие композиторы и художники были столь же эгоистичны и бессердечны, но их великолепные мелодии и картины очаровывают нас, заставляя прощать неблаговидные поступки. Видимо, дар к творчеству, вполне естественный в детстве и юности, становится болезнью, если не исчезает у человека в зрелые годы, и эта болезнь может развиваться лишь за счет нормальных человеческих качеств и на почве всевозможных пороков — самые сладкие дыни, как известно, вырастают на голом навозе.
Достоевский был не только тщеславным, раздражительным и безвольным эгоистом, каким его описывают биографы. Ведь не кто иной, как он, дал жизнь Алеше — пожалуй, самому обаятельному и доброму герою всей мировой литературы. И именно он создал святого старца Зосиму. Алеша, кстати, задуман как центральная фигура «Братьев Карамазовых», о чем с достаточной ясностью говорит первое предложение романа: «Алексей Федорович Карамазов был третьим сыном помещика нашего уезда Федора Павловича Карамазова, столь известного в свое время (да и теперь еще у нас припоминаемого) по трагической и темной кончине своей, приключившейся ровно тринадцать лет назад и о которой сообщу в своем месте». Достоевский слишком опытный писатель, чтобы ни с того ни с сего выделять в начале именно этот персонаж. Однако в книге — в том виде, в каком мы ее получили, — Алеша по сравнению со своими братьями Дмитрием и Иваном играет лишь второстепенную роль. Он появляется и исчезает из повествования, почти не оказывая влияния на других. Собственная же его активная деятельность связана только с горсткой школьников и, высвечивая его трогательную доброту и любовь к людям, совсем не определяет развитие сюжета.
Дело в том, что «Братья Карамазовы», насчитывающие в переводе миссис Гарнет восемьсот тридцать восемь страниц, — это лишь часть замысленного Достоевским произведения. В последующих томах писатель намеревался разработать образ Алеши, подвергнуть героя всевозможным испытаниям и через страшные грехи и страдания привести к «спасению». Но смерть помешала ему довести замысел до конца, и книга так и осталась незаконченной. Тем не менее «Братья Карамазовы» — одна из самых выдающихся книг всех времен и народов, занимающая первое место в той небольшой кучке романов, которые стоят несколько особняком от остальных замечательных творений и где ее ближайшими соседями являются «Грозовой перевал» и «Моби Дик». И это очень «густое» произведение: я вряд ли оказал бы Достоевскому добрую услугу, если бы попытался охватить книгу полностью. Он обдумывал ее долго и, несмотря на денежные затруднения, работал над ней куда тщательнее, чем над любым другим романом, кроме разве что первого.
Писатель вложил в нее все свои мучительные сомнения, свою потребность верить в то, что отвергал его разум, все свои яростные поиски смысла жизни. Лучше я скажу, чего читателю не стоит ожидать, поскольку никто не вправе требовать от автора того, что он не мог или не хотел дать. Во-первых, «Братья Карамазовы» не реалистическое произведение. Достоевский не отличался особой наблюдательностью, да и не стремился к правдоподобию. Поэтому поведение его персонажей трудно судить по стандартным меркам обычной жизни. Их поступки до безумия нелепы, а мотивы поступков явно нелогичны. Олицетворяя различные страсти, гордыню, чувственность, ненависть, они мало похожи на характеры, которые вы тут же распознаете, стоит вам взяться за романы Джейн Остен или Флобера. У тех герои списывались с жизни, а затем благодаря авторскому мастерству и таланту становились значительнее, чем в жизни. У Достоевского же это сгустки растерзанного и болезненного субъективного сознания. Но, совсем не жизнеподобные, его герои тем не менее трепетно живы.
Надо еще отметить, что роман страдает от многословия, греха, который Достоевский и раньше знал за собой, но от которого никогда не мог избавиться. Даже по переводу можно заметить неряшливость его письма. Великий писатель, Достоевский был посредственным стилистом. Ну а юмор у него просто кондовый: так, г-жа Хохлакова — комическая «отдушина» этой книги — просто скучна. Недостаточно индивидуализированы и все три молодые женщины. Lise, Катерина Ивановна и Грушенька одинаково истеричны, злы, вспыльчивы, Стремясь властвовать и измываться над мужчинами, которых они любят, героини в то же время жаждут им покориться и терпеть от них муки. Нет, их не объяснишь! Достоевский был человек чувственный и не избегал женщин, но, по-моему, он их не понимал.
Мужчины вылеплены добротнее. Об Алеше я уже несколько слов сказал; прекрасно написаны в романе и сумасбродный шут старик Карамазов, и его внебрачный сын Смердяков — непревзойденное воплощение злого начала. Однако у старого греховодника есть и два других сына; Дмитрия снисходительный человек определил бы как худшего врага самому себе — вульгарному и хвастливому задире, пьянице и моту, ему совершенно все равно, какими способами добывать деньги на свои развлечения, кстати, наивные и жалкие, как у школьника. Чего стоит один его нелепый кутеж с Грушенькой! Когда же Дмитрий начинает лепетать о чести, то выглядит просто отвратительно. В романе он, в общем-то, становится главным героем, что является, по-моему, недостатком — судьба такого никчемного человека мало кого заинтересует.
А вот женщины, как это часто случается, Дмитрия любят, но в чем состоит его привлекательность, Достоевский так и не показал. И все-таки одна его эскапада кажется мне знаменательной: украденные деньги Дмитрий везет Грушеньке, которую страстно любит, чтобы она смогла выйти замуж за когда-то соблазнившего ее человека. Это напоминает эпизод из жизни самого писателя: когда-то он пытался одолжить деньги и выдать Марию Исаеву, с которой был помолвлен, замуж за ее любовника — «благородного и симпатичного» учителя. Таким образом, Достоевский наделяет Дмитрия, жестокого эгоцентрика, каким был сам, и своим собственным мазохизмом. Не является ли мазохизм главным способом самоутверждения в его мире?
До сих пор я лишь критиковал роман, и читатель вправе спросить, почему я называю его одним из величайших произведений мировой литературы, если в нем столько недостатков. Что же, во-первых, от «Братьев Карамазовых» невозможно оторваться. Достоевский был не только великим писателем, но и — что не всегда совпадает — очень искусным романистом, умеющим талантливо драматизировать любую ситуацию. Здесь имеет смысл рассказать, какими методами он настраивал читателя на особую, острую восприимчивость. Он собирал, например, героев вместе и заставлял их обсуждать что-нибудь до непонятности бредовое, а затем постепенно все объяснял с мастерством Эмиля Габорио, распутывающего в своих детективных романах таинственные преступления.
Нескончаемые разговоры в «Братьях Карамазовых» вызывают захватывающий интерес, который Достоевский остроумным приемом еще и подстегивает: действующие лица произносят свои реплики с необъяснимым волнением — начинают дрожать, меняться в лице, зеленеть. Поэтому самые обычные слова получают какую-то таинственную многозначительность, и, в конце концов, все это так взвинчивает читателя, что он совершенно готов к потрясению, когда случается нечто действительно серьезное. Но все вышеизложенное — дело техники, величие же «Братьев Карамазовых» коренится в значительности их проблематики. Многие исследователи говорили, что роман посвящен поискам Бога, а я бы сказал, что основной здесь стала тема зла.
Вот мы и подошли к Ивану, второму сыну старика Карамазова — наиболее интересному и наименее приятному из героев романа. Уже высказывалась идея, что именно Иван выражает сокровенные мысли и убеждения Достоевского. Так оно, видимо, и есть. Проблему зла писатель поднимает в пятой и шестой книгах, а их он считал наиглавнейшими в романе. Из этих двух книг, а именно «Pro i Contra» и «Русский инок», первая значительно сильнее. В ней Иван и рассуждает о зле, которое представляется человеческому уму несовместимым с существованием всемогущего и всеблагого господа. В качестве примера Иван приводит ничем не заслуженные страдания детей. Вполне понятно, если взрослые должны страдать за свои грехи, то муки «неповинных деток» возмущают и сердце, и разум.
Кстати, Ивану безразлично, Бог ли создал человека или человек Бога: он готов верить в существование высшей силы, но принять жестокость созданного Богом мира не может. Ему кажется, что безвинные не должны терпеть муки за грехи виновных, а если они все-таки терпят, то Бог либо зол, либо его вообще не существует. Тут я и остановлюсь, пока читатель сам займется «Pro i Contra». Надо только добавить, что Достоевский никогда еще не писал с такой мощью. Но затем сам испугался того, что написал. Доказательства были явно убедительными, а вывод противоречил его вере, а именно: вселенная, несмотря на все зло и муки, все-таки прекрасна, поскольку является Божьим творением. Если любить все живое в мире, то любовь эта искупит страдания и каждый разделит общую вину. Страдание за грехи других станет тогда моральным долгом истинного христианина. Вот во что Достоевский хотел веровать. Но, написав «Pro i Contra», тут же поспешил дать что-то вроде опровержения. И никто лучше его самого не понимал, что получилось оно неудачным — скучным и неубедительным.
Так что проблема зла все еще ждет решения, а на предъявленные Иваном Карамазовым обвинения ответа пока нет. Бальзак и Диккенс дали жизнь целой толпе персонажей. Их восхищало многообразие человеческих типов, а неповторимость, отличительные черточки разных характеров лишь разжигали воображение. Неважно, плохие или хорошие, глупые или умные, люди представали перед ними самоценными существами, давая отличный материал для работы. Достоевского же, как я подозреваю, волновал только он сам, а ближние — лишь постольку, поскольку они затрагивали его личные интересы. Он был, в некотором роде, одной из тех натур, кому прекрасные вещи дороги лишь тогда, когда они им принадлежат.
В своем творчестве он довольствовался очень ограниченным числом персонажей, постоянно переходящих из романа в роман. Князь Мышкин из «Идиота» отличается от Алеши Карамазова разве что своей эпилепсией; Ставрогин из «Бесов» похож на Свидригайлова из «Преступления и наказания», только он чуть посложнее, а Иван из «Братьев Карамазовых» — это несколько более яркая копия Раскольникова. И все они — порождения мучимого сознания самого Достоевского, его уродливой и болезненной фантазии. Еще меньше разнообразия вы обнаружите в женских характерах. Полина Александровна в «Игроке», Лизавета в «Бесах», Настасия Филипповна в «Идиоте», Катерина и Грушенька в «Братьях Карамазовых» — все это одна и та же женщина, списанная с Полины Сусловой... такая же истеричная, недоброжелательная и злобная, как и прототип.
Человек — всегда смесь недостатков и достоинств, зла и добра, эгоизма и бескорыстия, страхов и бесстрашия, предрассудков и страстей, которые увлекают его то в ту, то в иную сторону. Он состоит из таких противоречивых качеств, что удивительно, как они еще уживаются в одной душе, и не только уживаются, но и образуют гармонию. Однако в существах, созданных Достоевским, подобной сложности вам не найти. Они вылеплены лишь из желания властвовать и тяги к покорности, из любви, лишенной нежности, и злых умыслов, замешанных на ненависти. Им до странности не хватает обычных человеческих чувств и свойств. Над ними берут верх страсти, им чуждо самообладание и самоуважение. Их порочные, разрушительные инстинкты не сдерживаются ни образованием, ни жизненным опытом, ни порядочностью, которая может уберечь от бесчестья. Вот почему нормальному человеку их поступки кажутся сумасшедшими, а мотивы этих поступков необъяснимыми.
Западная Европа смотрит на их непостижимое поведение удивленными глазами, а если принимает его, то только как естественное поведение «этих русских». Но неужели русские таковы? Неужели они были такими во времена Достоевского? Тургенев и Толстой — его современники. Тургеневские персонажи, к примеру, вполне нормальные люди. И разве мало мы видели молодых англичан, похожих на веселого, сумасбродного, храброго и милого Николая Ростова? Попадались нам и добрые, непосредственные, красивые девушки, как его сестра Наташа; нетрудно отыскать в Англии и чудаков, вроде толстого, глуповатого, благодушного и благородного Пьера Безухова.
Достоевский утверждал, что его необычные персонажи реальнее, чем сама реальность. Не знаю, что он имел в виду. Ведь муравей так же реален, как, скажем, папа римский. Если же Достоевскому хотелось сказать, будто его персонажи обладают какими-то особыми моральными качествами, поднимающими их над общим человеческим уровнем, то он явно ошибался. Эти персонажи не понимают, что живопись, музыка и литература обладают ценностями, способными исправить порочные наклонности, утешать в беде и хоть немножко освобождать душу от бремени страстей человеческих. Они совсем некультурны, его герои, а их манеры просто отвратительны. Им доставляет явное удовольствие хамить друг другу, ранить друг друга и унижать. Варвара из «Идиота» плюет в лицо своему брату лишь потому, что не одобряет его предполагаемый брак. А когда г-жа Хохлакова в «Братьях Карамазовых» отказывается одолжить Дмитрию крупную сумму (и с какой стати она должна давать ему деньги?), он в злобе харкает прямо на ковер в той самой комнате, где она его принимает. Нет, все они просто невозможны. Но и удивительно интересны.
ИЗ СБОРНИКА «ЗАПИСНЫЕ КНИЖКИ ПИСАТЕЛЯ»Литература не дарила еще человечеству более обаятельного героя, чем Алеша Карамазов. Он несет радость не только персонажам, которые сталкиваются с ним на страницах романа, но и всем читателям. Он действует на вас, как яркое июньское утро, когда воздух насыщен запахом цветов, когда поют птицы, а лицо обдувает свежий соленый ветерок с моря. В компании с Алешей вы точно так же чувствуете, что жизнь прекрасна. Он наделен редчайшим и самым прекрасным в мире качеством — добротой, той бесхитростной, врожденной добротой, рядом с которой любые интеллектуальные способности кажутся несколько мелковатыми. Действительно, Алеша не очень умен, его деятельность, как правило, не приносит успеха, а временами он даже раздражает своей нерешительностью в жестокой жизненной борьбе. Нет, человеком действия его никак не назовешь, да и вообще это не человек — столько в нем святости!
Но достоинства Алеши не в активности, а как раз в пассивности: кроткий, терпеливый, сострадательный, он никогда никого из людей не осуждает, вероятнее всего, никого и не понимает, но зато бесконечно всех любит. Его сердце переполняет любовь — бескорыстная, животворная, по сравнению с которой амурные устремления выглядят отвратительно и даже материнские чувства кажутся суетными. Достоевский был недобрый человек, но на этот раз очень расщедрился, сделав своего героя красивым и внутренне и внешне. Алеша всегда весел, словно птичка божья, не знающая земных страданий и забот. От него исходит солнечный свет. Его чудесная улыбка стоит больше любого остроумия. Утешать встревоженные души — вот в чем его талант. И для всех страдальцев присутствие Алеши — все равно что нежная, прохладная рука любимого человека на пылающем в горячке лбу.
Достоевский чем-то напоминает Эль Греко, и если Эль Греко представляется нам более значительным художником, то лишь потому, что его время, вся окружающая его обстановка куда больше благоприятствовали расцвету той своеобразной гениальности, которая осеняла обоих. Оба владели даром видеть скрытое видимым. Обоих обуревали сильные чувства, яростные страсти. Оба явно побродили неизведанными тропами по далеким от каждодневного житейского опыта областям духа. Обоих терзало желание поведать о какой-то ужасной тайне, которую они постигли интуитивно, шестым чувством, и тщетно пытались выразить с помощью обычных пяти чувств.
Оба мучительно старались припомнить некое видение, чрезвычайно важное для них, но оно, это видение, лишь мелькало где-то на задворках сознания и не давалось в руки. Персонажи, населяющие грандиозные полотна Достоевского, выписаны, как и у Эль Греко, крупнее, чем в натуральную величину, и они тоже выражают себя необычными и прекрасными жестами, какими-то знаками. Нам кажется, что эти знаки полны глубокого смысла, хотя его и невозможно уловить. Да, оба были гениями в великом искусстве — искусстве многозначного жеста. Леонардо да Винчи, а он кое-что смыслил в ремесле, утверждал, ]что это самый важный дар у портретиста.
Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в фейсбуке: https://www.facebook.com/podosokorskiy- в твиттере: https://twitter.com/podosokorsky- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy- в инстаграм: https://www.instagram.com/podosokorsky/- в телеграм: http://telegram.me/podosokorsky- в одноклассниках: https://ok.ru/podosokorsky
