Воинственные чукчи ходили походами не только на соседние народы, часто на полуострове вспыхивали межплеменные конфликты, приводившие к кровопролитным столкновениям. Причиной подобной войны могла стать потрава чужого пастбища, дележка добычи после удачной охоты или набега и просто пьяная ссора.
Советский ученый-антрополог Владимир Германович Тан-Богораз в книге «Чукчи» указывает, что вплоть до начала XX века между разными чукотскими племенами, а также между оленными кочевыми чукчами и оседлыми береговыми чукчами встречались вражда и недоверие. Ученый писал, что самой дурной славой пользовались чаунские оленеводы и чукчи, живущие в Телькенской тундре. Соплеменники характеризовали их как нерадивых бедняков, не заботящихся о завтрашнем дне, которые часто затевают ссоры и драки. Например, в одном чукотском сказании западные чукчи ссорятся с восточными из-за воды в проруби. Одни хотят набрать воды, другие им не дают, отгоняя прочь. В результате один из силачей берет соперника, переворачивает его вниз головой и пробивает ею лед, а когда возмущенные восточные чукчи хотят начать войну, предлагает им объединиться и идти войной против русских.
Чукотское сказание «О счастливом женихе» включает в себя эпизод, в котором причиной ссоры чукчей становится пастбище. Старший сын приходит в ярангу и сообщает отцу, что сосед пасет оленей на их родовом пастбище. Отец удивляется поведению соседа и велит сыну отнести на пастбище стрелу и воткнуть ее в землю, таким образом напоминая соседу, что земля принадлежит не ему. Но когда семейство пригоняет осенью стадо на спорную территорию, оказывается, что соседские олени вытоптали его, а стрелу сосед сжег в костре.
Чтобы наказать обидчика, семья переезжает к тропе, по которой чукчи кочуют на зимние стоянки. Отец дожидается, когда мимо поедет растянувшийся по тундре «поезд» соседа, и из лука расстреливает его оленей. Обидчики уходят дальше пешком.
Конфликты между чукотскими племенами бывали на Анюйской ярмарке, игравшей большую роль в торговле на Чукотке. Например, в 1895 году причиной ссоры стала вспыльчивость «начальника» чукчей Эйгелы: он рассорился с чаунскими чукчами и в потасовке был убит (очевидно, русскими) один из чаунцев, а потом пьяный Эйгелы пнул тело ногой, сказав, что собаке – собачья смерть.
Чаунские чукчи затаили злобу. Они встретили Эйгелы на следующий день в тундре, когда он ехал в русское поселение, и хотели отобрать оленей как компенсацию за убитого товарища, но Эйгелы удалось вырваться и уехать. Тогда они пообещали, что убьют его. Эйгелы был вынужден бежать с ярмарки и первые пять дней буквально летел по тундре, загоняя оленей и боясь погони.
В случае конфликта чукчи могли вызвать обидчика на поединок, который длился до смерти одного из бойцов. Обычно властью в чукотском поселении обладал самый сильный мужчина. Он был «насильником» – то есть мог взять силой все, что хотел, и часто требовал, чтобы соплеменники отдавали ему часть добычи. Чтобы стать таким человеком, следовало вызвать предыдущего на поединок и победить его. В свою очередь предводитель стойбища мог вызвать на поединок любого непокорного мужчину и убить его. Смерть соплеменника не вызвала в этом случае споров – ведь каждый чукча хотел погибнуть в бою, а не от старости, надеясь попасть после почетной смерти на небо – к звездным пращурам, а не в подземный мир мертвых, где властвовали злые духи – кэлы.
В случае, если воин проигрывал поединок, существовала словесная формула, которую он произносил, прося противника убить его. «Теперь я стал для тебя добычей, – говорил проигравший воин, – поступай со мной так же, как поступил бы с ней». Что означало просьбу убить одним ударом.
Были распространены и воинские поединки. Александр Константинович Нефёдкин в работе «Военное дело чукчей», приводит в пример вырезанные на бивнях иллюстрации к повседневной жизни чукч. Иногда поединком решалось дело между хозяином стойбища и нападавшими грабителями. Делалось это с единственной целью – сократить число возможных потерь. Если проигрывал хозяин, его имущество, жены и дети становились добычей врага, если выигрывал – грабители уходили восвояси. Иногда перед поединком, нападавшие давали хозяину стойбища возможность вооружиться или даже подкрепиться. А особо благородные не нападали на спящего врага.
Примечательно, что во время отсутствия мужа на стойбище, в поединок, защищая детей могла вступить и женщина. Если же во время ее поединка на стойбище возвращался мужчина, то вмешаться в бой он не мог и ждал его исхода. Подобное поведение женщин может вызывать удивление, но стоит помнить, что войны, постоянно шедшие на Чукотском полуострове, приводили к тому, что мужчин было мало, и их функции приходилось выполнять женщинам. В этих условиях девочки воспитывались как воины и тренировались владеть копьем и луком наравне с мальчиками. Позже подросшие чукотские амазонки принимали участие в поединках и даже в грабительских набегах.
Если обида была невелика, а обидчик – из того же рода, чукча мог вызвать его на борцовский поединок. В борьбе побеждал тот, кто сбивал противника с ног и на какое-то время прижимал его лопатками к земле. Были разрешены подножки, броски через себя и удары ногами. Особо опасной считалась борьба на натертой жиром скользкой моржовой шкуре, края которой крепились к земле острыми костяными колышками. В этом случае редко обходилось без увечий. Если бились насмерть, то в поединке на шкуре могли вооружаться еще и копьями.
Карл фон Дитмар в 1865 году указывал в записках, что фехтование на копьях – удивительное зрелище, в котором проявляются ловкость, сила и мастерство чукотских воинов.
Бывали поединки и на ножах. Например, в сказании «Кэйнывилю-Медвежье ухо» герои сражаются на длинных ножах, а Тан-Богораз указывает, что у чукчей действительно были огромные, длинные ножи, с которыми они легко управлялись, вспарывая брюхо моржам или разделывая мелких птичек.
