О своём отце, гвардии лейтенанте Ерофееве Павле Фадеевиче заслуженный работник культуры Нина Ерофеева не просто поделилась информацией для нашей специальной акции, но написала самый настоящий рассказ, очень образный и талантливый.
ВОЗДУХ ПОБЕДЫ
Ну, никак я не думала, что та далекая война достанет меня и через 70 лет – причём так сильно и так больно. Разбирая мамины бумаги, оставшиеся в деревянной шкатулке после её смерти, я увидела «солдатский треугольник» со штемпелем полевой почты, адресованный лично мне – шестилетней тогда девочке. Я не умела ещё читать прописные буквы, и отец, конечно, это знал. Но у него не оставалось времени ждать, когда я овладею грамотой. Уверена, что мама прочитала мне это письмо, получив, но потом, видимо, желая сохранить, убрала подальше. И вот я, расправляя пожелтевший листочек, читаю полустёршиеся карандашные строчки, пронизанные таким острым, сильным и неповторимым отцовским чувством, которого мне при всей самоотверженной и безграничной маминой любви всё же не хватало: «Милая моя птичка! Как я соскучился по тебе, как я хочу видеть тебя и слышать твоё щебетанье! Кажется, что прошла уже вечность, когда ты проводила меня до ворот и сказала: «Папа, я положила тебе в карман "секрет", но ты пока не вынимай». Я этот момент не забуду до гроба». Не могу вспомнить, что это был за «секрет» – не иначе, как цветное стеклышко, через которое я очень любила смотреть.
А отец продолжает разговаривать со мной: «Нинуся, весело ли было у тебя на ёлочке? Что ты декламировала, что пела? Помнишь ли, как я привез тебе ёлку за 100 километров и, нарядившись Дедом Морозом, доставил много удовольствия твоим гостям – ребятишкам?» Запах мандаринов и хвои с тех давних лет у меня всегда ассоциируется с приходом зимнего праздника, ожиданием счастья. А вот Дед Мороз больше в наш дом не приходил никогда.
Удивительно, но за 60 лет строчки не остыли. Они обжигают, тревожат так, как будто написаны на днях, и ещё не потух камелёк, при свете которого пишет мой отец, и далекий гул орудий ещё не разразился роковым огненным смерчем. «Нынче же под Новый год нахожусь в землянке и слышу раскаты грома, ожидая с часу на час ухода на рубеж. Не забывай, Нинуся, папу. Скоро кончится война, и мы заживём весело и дружно. Летом будем ездить в Парк культуры и отдыха и к озеру Шарташ. Крепко, крепко целую тебя. 19 января 1944 г.» Через четыре дня его не станет. Мама получит похоронку: «Ваш муж гвардии лейтенант Ерофеев Павел Фадеевич в бою за социалистическую Родину был убит 23 января 1944 года. Похоронен в деревне Петушки Невельского района Калининской области. Могила № 24».
Спустя годы мы с моим сыном-девятиклассником поедем искать след нашего отца и деда. Время всё изменит, разрушит, сотрёт с лица земли. Мы оставим цветы у бетонного обелиска в райцентре Пустошка – символического места памяти многих сотен погибших в боях за важный стратегический объект – железную дорогу Рига–Москва.
Я аккуратно складываю письмо с фронта, чтобы убрать в надёжное место, ещё и ещё раз перечитав каждую строчку... Боже, как горько и сиротливо на душе! Через 70 лет ещё очевиднее дальнобойная жестокость войны.
Похоронное извещение тогда нам доставили по адресу: улица Сакко и Ванцетти, 48. Это был интересный дом. Пятиэтажный, на углу Ленина и Сакко и Ванцетти, он выглядел высотным в окружении одно- и двухэтажных домиков. С осени 41-го он превратился в Ноев ковчег, принявший на борт сотни обездоленных людей. Мы, коренные жители, не были избалованы особым комфортом до войны – большинство семей довольствовалось комнатами в коммуналках. Но теперь каждая семья взяла «на уплотнение», как тогда говорили, ещё двух-трёх беженцев, разделив кров с людьми, вчера ещё не знакомыми.
Недавно, проходя мимо деревянного домика на окраине Екатеринбурга, увидела врезанный в стекло металлический уголок с круглым отверстием и сразу вспомнила «подругу детства», которую все мы, и взрослые, и дети, называли панибратски «буржуйкой», незло подсмеиваясь над простейшим изобретением с железной трубой, выведенной через окно на улицу. Эта печурка и обогревала, и кормила. В нашей перенаселённой квартире «буржуйка» собирала по вечерам на кухне и нас, и семейство москвичей, и одинокую женщину-врача из Харькова. Когда к нам пришла беда, вместе с моей мамой плакали и Белла Осиповна, и Зоя Августовна, хотя они никогда не знали моего отца. Сколько доброты, участия, готовности поделиться последним было в людях той суровой поры, которая, казалось бы, должна была озлобить, ожесточить, заставить людей думать только о себе, чтобы выжить. А этого не случилось.
Помню, как подружились, как хорошо ладили мы с эвакуированными детьми. Когда радио передавало сообщение об освобождении какого-либо города, мы громко кричали и били чем попадя по холодным батареям, чтобы весь дом знал и радовался.
Незабываемы концерты в госпиталях. Вечерами при свете коптилки каждый ребёнок, высунув язык от старания, вышивает белочку или зайчика на кисете, в уголочке носового платка. Когда подарки будут готовы, наш детский сад отправится к раненым бойцам. Чаще всего мы ходили в госпиталь, который размещался в здании горно-металлургического техникума в центре города. Шли исполненные волнения и важности предстоящего момента. В огромных палатах становилось больно глазам от белого цвета стен, простыней, бинтов, повязок на руках, ногах, лицах ... Мы, вручив кисеты, начинали между кроватями петь, плясать, читать стихи. Я разучила только что напечатанное в газете стихотворение Сергея Михалкова «Десятилетний человек» о безутешном горе ребёнка, у которого фашисты убили всех родных:
Но по щеке его ни разу
Не проложила путь слеза.
Должно быть, слишком много сразу
Увидели его глаза
За эти месяцы страданий, Которые равны годам.
Но ты, фашистская Германия,
За них сполна ответишь нам! –
Когда я доходила до этого места, голос мой звенел от сочувствия и негодования. Мы вообще не по-детски много вкладывали чувства и в песни, и в стихи, потому что немало уже узнали, пережили.
Каждый, кто жил тут, помнит тоскливые гудки санитарных поездов, трамвай, который ходил по специальному кольцевому маршруту, соединявшему вокзал сразу с несколькими госпиталями, разгрузку раненых. Позже, когда я уже как тележурналист вела к 40-летию окончания Великой Отечественной войны цикл «Всё для Победы» о тружениках тыла, мне довелось узнать интересные сведения о работе госпиталей в Свердловске.
Например, о том, что уже 26 июня 1941 года, всего через четыре дня после начала войны, наш город принимал первых раненых с полей сражений. Первый транспорт, который вышли встречать не только медработники, но и многие свердловчане, прибыл к Дому контор, где был развернут госпиталь №1708. Ведущим терапевтом здесь работала Тамара Григорьевна Ренева, позже удостоенная звания почётного гражданина города.
В университетском здании на улице Куйбышева размещался крупнейший госпиталь для лечения травм позвоночника. Видные хирурги 3.В. Базилевская, В.Ф. Колосовская творили чудеса, возвращая бойцам жизнь. Пятилетний сын Валентины Фёдоровны, которого не с кем было оставить при круглосуточной работе матери, дневал и ночевал в госпитале, путешествуя по палатам, и больные запускали для него бумажные самолётики.
В госпитале №1709 в здании бывшего техникума Совторговли по улице Декабристов медсестры и врачи с материнской сердобольностью и самоотверженностью выхаживали военноослепших, как их называли. В этот госпиталь кто-то из горожан принёс в громадной кадке жасмин ... Не было тогда человека, кто бы сердцем не принял горе и страдания бойцов, искалеченных войной. Не по приглашению, из горячего желания помочь, поддержать веру в жизнь шли в палаты наши земляки, отстояв 12-часовую смену у станка или вернувшись с заготовки дров. Кормили с ложечки, помогали писать письма и приносили из дома всё, что могло пригодиться, порадовать: кто – бильярд, кто – балалайку, кто – мебель, кто – посуду. Казалось, все цветы города переместились в госпитали. Так вот, о том жасмине, который многим запомнился на всю жизнь. Он источал сильный упоительный аромат, а когда цветы осыпались, бойцы с повязками на глазах по запаху находили их, вкладывали в конверты и отсылали любимым девушкам, жёнам, матерям.
В Свердловской области была развёрнута третья по мощности в СССР госпитальная база. Организацию этого дела по размещению лечебных учреждений, оснащению их оборудованием, подготовкой квалифицированных кадров врачей, сестер, взяли на свои плечи такие выдающиеся деятели медицины, как, например, Аркадий Тимофеевич Лидский, который при этом продолжал делать самые сложные операции, консультировать, как все, недосыпая и недоедая. Наши госпитали приобрели репутацию крупнейших центров сосудистой хирургии, став пионерами во многих вопросах госпитальной медицины, вернув в строй тысячи людей, ранее считавшихся безнадежными.
Узнавая все эти сведения для телецикла «Всё для Победы», мы восхищались самоотверженностью и профессионализмом наших медиков, и в каждой передаче стали поднимать вопрос об установлении памятных досок на зданиях бывших госпиталей, которые увековечили бы не только подвиг врачей, но и великое Благородство горожан.
Наш призыв, поддержанный сотнями писем телезрителей, был услышан, воспринят Обществом охраны памятников культуры. В канун 40-летия многие свердловчане стали участниками торжественных митингов по случаю открытия памятных досок на зданиях бывших госпиталей. И сразу все увидели, как же много их было! Пожалуй, не найдешь улицы, где под сенью красного креста не шёл бой за жизнь, и наш город предстал тогда в непривычном облике, о котором мы мало говорили прежде – не только «добытчика и кузнеца», но и врачевателя, сиделки, сестры милосердия.
Как жаль, что доски эти, потраченные временем, сейчас не смотрятся, не читаются. Не видно возле них экскурсантов, школьников, а 20 лет назад они служили вехами военной истории города, включенной в тематический план Бюро путешествий и экскурсий ... Разве тот подвиг потускнел со временем? Потерял в цене?
Сегодня, когда развернута такая бурная подготовка к 70-летию Победы, грешно, вроде бы, говорить о невнимании к истории, но ведь это я знаю не с чьих-то слов, а сама лично не могла добиться у девятиклассников, кто такой Николай Иванович Кузнецов... И когда рассказала им, что это Герой Советского Союза, наш земляк, гениальный разведчик, чьи разведданные не раз меняли ход Второй Мировой войны, эти сведения оказались тоже неизвестны моим юным собеседникам. Мой коллега рассказывал недавно, что на его вопрос, кто победил в той войне, учащиеся одной из екатеринбургских школ ответили: «Соединённые Штаты Америки». Значит, если мы и преподносим нашим молодым согражданам какие-то факты истории, то не глубоко, формально, не зажигая их души ни гордостью за свою страну, ни любовью к ней. Нам подавай лучше западные примеры – они охотно принимаются, а своими пренебрегаем или намеренно их искажаем. А ведь они – удивительные факты, бесценные свидетельства народного патриотизма – совсем рядом. Их можно потрогать руками, увидеть собственными глазами, услышать из уст очевидцев, к счастью, и ныне здравствующих. Сколько в нашем городе мест, связанных с Великой Отечественной войной, о которых забыли!
В Историческом сквере в День Победы праздничный салют соберёт тысячи людей, а вспомнит ли хоть кто-то, что в первую военную зиму здесь развернулась беспрецедентная скоростная стройка? В лютые морозы, вооружившись кирками, лопатами, художники, научные сотрудники, библиотекари, счетоводы долбили землю, заливали цемент, возводили стены двух огромных цехов, чтобы через 12 дней начать выпуск бронебойных снарядов и крупных танковых узлов, а работали на станках подростки. Среди них – токарь Полина Носырева. В 1944 году на улице Ленина, на плотине, на виду у всего города красовался её портрет – обездоленной, но неунывающей озорной девчонки, в 19 лет награжденной орденом «Знак Почёта». Это вам не топ-модель, демонстрирующая свои формы. Больше у неё ничего нет! Это было лицо Победы. Портрет, написанный заводским художником на холсте, хранится у детей Полины Афанасьевны Носыревой-Верещагиной до сих пор.
А сколько ещё наших земляков героически проявили себя, работая в бессонных цехах Уралмаша, поставлявшего на фронт самоходки и танки, Турбомоторного завода, выпускавшего танковый двигатель В-2, равного которому не было ни у одной из воюющих стран, или Уралэлектротяжмаша – из его ворот выходили легендарные «Катюши»...
В годы войны в Свердловске собрались виднейшие конструкторы, учёные, деятели искусства из многих городов страны. В старинном здании на улице Радищева, 2 выступали у микрофона свердловского радио Алексей Толстой, Лев Кассиль, академики Образцов, Ферсман, Бардин ... Наш город не только давал приют – он заражал оптимизмом, энергией.
Зимой 1942 года, в тяжёлое время ожесточённых боев под Сталинградом известная писательница Мариэтта Шагинян написала потрясающие, прозорливые строки: «Пожалуй, нигде сейчас ярче, чем в Свердловске, нельзя пережить того удивительного факта, что наш человек ни при каких обстоятельствах, даже в минуту смертельной опасности, не перестаёт быть творцом.
Творчество нельзя победить, творчество – это движение в будущее, мост в завтрашний день. И мы дышим в Свердловске воздухом Победы».
Нина Ерофеева,
заслуженный работник культуры России
