Исключением со временем стали Твардовский, Филатов и Асадов. Но – исключением. Да и то не всё у них мне было по нутру. Признанные мэтры мною признавались мэтрами, но чтобы дрожащими руками схватывать их сборники – такого не было ни разу. А вот дрожанье рук и организма при виде столь желанного прозаика – неоднократно.
С этой точки зрения ещё удивительнее стало появление собственных четверостиший. Как их так умудряло в голове складываться – загадка. Как это соответствовало общей моей настороженности к поэзии – тоже. Пришлось считать их чем-то вроде случайности. Эдакое поэтическое осложнение от заболевания прозой.
Время от времени в голову приходили строки.
Строки приходили по одной или попарно, укладывались в голове и вели себя, в общем, смирно. Ждали момента, когда из них, как из разноцветных нитей, невидимые руки вдруг начнут плести ковёр. Таких строк в голове поднабралось порядочно, и многим – много лет. Ковров гораздо меньше.
Одна из таких строк пришла лет пять назад: «Научи меня, Боже, любить».
Здесь нет, на самом деле, пафоса – это проблема. Давнишняя, большая, крепкая. Как отделять сиюминутные порывы от любви и в чём она есть вообще, как сохранить, сберечь, где взять на это волю, дисциплину, честь. При всех повальных недостатках в этом. Беда ведь, в самом деле, вот, конкретная беда.
А строчка поместилась в голове и стала ждать своего часа.
И вот порою так живу, сминая дни, а она возьми и постучи там в голове. Куда-то там. Возьми и появись перед глазами, мысленно. Идёшь так сам по улице, а в голове словно молитва: «Научи..». И можно быть сколько угодно умным, но вот при этом такой слабой дрянью, что нет уже ни сил, ни воли, ничего.
А время шло.
Однажды взял вдруг почитать журнал «Фома» – для сомневающихся, о религии. Хороший, добрый, адекватный. Журнал мне подарили как-то осенью в Москве, когда случилось быть на выставке в Манеже, где так красиво всё про дом Романовых. И тема номера о том же – о Романовых, царях.
Сижу, листаю, интересно.
И вдруг там разворот с поэзией. Я мысленно поморщился – ну вот, опять поэзия, и здесь она. Взгляд диагонально пересёк страницы, выхватывая заголовки, строки.
Как вдруг внутри всё полыхнуло.
На меня смотрело стихотворение великого князя Константина Константиновича Романова. Того, что приезжал в 1911 году в Белгород, которого я неоднократно видел на фотографиях и «знал в лицо», о ком рассказывал друзьям.
Со страницы журнала на меня смотрел и великий князь Константин Константинович и первая строка его стихотворения:
«Научи меня, Боже, любить...».
