Бурят зашел в кабинет быстрее, чем до ушей Михалыча донесся стук в дверь. Палец его, как на тревожной кнопке у военного ракетных войск, или как палец водителя трамвая, лежащий на кнопке экстренного торможения, был занесен над правой кнопкой мышки, курсор которой располагался на крестике закрытия окна. Указательный палец Михалыч всегда был на чеку, и в этот раз, не смотря на стремительность влетевшего в его комитет проклятого бурята, сработал исправно.
Окно с картинками весьма фривольного для 67 летнего доцента кафедры было молниеносно свернуто. Бурят застал доцента в клубах дыма, уставившимся на рабочий стол компьютера.
Бурятом Валентин Михайлович Кутенков называл приехавшего в ординатуру друга степей, который предварительно отработал в местной краевой больнице 8 лет, и хирургическая техника у которого была такая, что доценту с его пальцами, нажимающими иногда одновременно две клавиши на мышке, было далеко. Бурят за годы, проведенный в одиночестве в больнице, где на четыреста километров вокруг не было никого, кроме шаманов, наоперировал такого, и наблатыкался так, что в клинике в центре Москвы на его операции ходили смотреть интерны и ординаторы. А бурят, оперируя мог смотреть в окно, или на студентов, параллельно объясняя новую тему, руки у него работали автоматически.
– Ну, чего тебе?
- Михалыч, там это, - скороговоркой начал бурят, - Не знаю как сказать…
- Выкладывай, зачем пришел, - начинал раздражаться Кутенков, - я тут отчет квартальный делаю, мне некогда!
- Да как бы это объяснить… делал я деду ректороманоскопию, тому, про которого докладывали на конференции, это, с болями внизу живота и задержкой стула, и это… Михалыч, я, я не трусливый человек, я в тайге и медведя встречал и волков, это самое, ну не боялся никогда, и помню, с одним патроном в тайгу ходил, было дело, а тут, - речь у вошедшего была несколько скандированная, и было слышно, что у него стучат зубы, - Делаю я, значит, смотрю ему кишку энкоскопом, и где-то сантиметров на сорока….. – речь бурята становилась все более смазанной, и тихой, и тут он подавшись на Михалыча и выпучив глаза возопил, - Михалыч, на меня оттуда ГЛАЗ посмотрел, клянусь, я чуть сознание не потерял!!!
В кабинете повисла пауза, Кутенков улыбнулся, потянулся на сигаретами, ловким движением подцепил одну, как он называл, мерзавочку, пустил себе ее в широкий рот, закурил, и, сощурившись посмотрел через клубы дыма на бурята.
- Вашу нацию, погубит алкоголь, мать вашу, - резюмировал Михалыч.
- Да я не пью! Вообще! Я клянусь! Нам же нельзя пить, мы же спиваемся за полгода.
Стоит остановиться ненадолго и показать вам этих двух прямо, скажем так, противоположных персонажей. Михалыч – грузный, дородный, с лежащим на коленях животом, всегда балагурящий и рассказывающий сиплым но, в то же время сильным и громким голосом скабрезные анекдоты, любитель жизни и женщин, один из главных хирургов клиники лет тридцать назад, курящий одну сигарету за другой, с очень широкой улыбкой и глазками-щелочками. Бурят – щуплый, низкий, с серо-зеленым от работы цветом кожи, в выглаженном и застиранном белом халате без единого пятнышка, говорящий тихим голосом, весь какой-то смиренный, чем-то похожий на Даосского монаха.
- Тогда какой, кто на тебя оттуда, с позволения сказать, смотрел!??
- Там глаз. Оттуда на меня кто-то смотрит.
…
На застеленной коричневой в пятнах клеенкой кушетке лежал, поджав ноги под себя сухой дед, на вид ему было лет 90, про таких в клинике обычно говорили – паспорт заканчивается А если такие пациенты были еще и лежачими, то молодые ординаторы любили побравировать циничностью, которая развивалась у них намного быстрее хирургических навыков, а иногда и вместо них, называя таких больных «дровами». Однако дед был вполне еще ничего себе, руки были крепкие и жилистые, побрит, одет он был чисто и лежал тихо.
Михалыч заглянул в окуляр колоноскопа и стал продвигать рабочую часть по кишечнику, прошел сигмовидную кишку, ректосигмоидный переход и вот, за очередным поворотом кишки и сюжета нашего рассказа на него взглянул глаз красивого василькового цвета, и при этом, кажется, еще и подмигнул. Хорошо бурят был готов к такой реакции и успел подхватить Михалыча сзади под руки, а сестра успела подхватить выпавший из рук колоноскоп.
Кутенков, будучи старым коммунистом и хирургом в чудеса не верил, а глазам своим, наоборот, до этого момента доверял. Но Связи между органом восприятия – глазом и органом осмысления воспринятого – мозгом – в этом случае не было и быть не могло. Довели таки водка и девки до цугундера. Повернувшись к бледному буряту Михалыч попробовал сострить, - Если это такой глаз, какого размера сам глист? Но у того не дрогнул ни один мускул на лице. Дело было неслыханное.
В тундре он, конечно, много повидал, но такого. Еще по пять раз все, включая медсестру заглянули в колоноскоп. Все увидели глаз. Речи о массовом помешательстве быть, кажется не могло, Михалыча то вызвали из кабинета, в связи с чем завязалась полемика, целью которой было найти хотя бы какое-нибудь объяснение феномену, к которой вскоре присоединился скучающий до этого дед.
– Сынки! Я уж лежать замучался, кости болят, вы чавойта там – клад ищете!?
- Да лежи ты дед, потерпи. Нашли мы тут, кое что, сейчас, скоро закончим.
Но деду видимо, действительно надоело исследование, и связанное с ним унизительное положение, и собравшийся у него консилиум, и тот стал негодовать и требовать объяснений, чего они, мол, столько там копаются, думают ли заканчивать, и можно ли штаны одевать. Чтобы успокоить пациента, медсестра, глядя на побелевшие лица докторов сказала тоном Ульяны Андреевны из «Иван Васильевич меняет профессию», смущенно произносящей: «Выходит два», - Дедушка, у вас там, похоже, мы можем ошибаться, но очень похоже, что там, как бы… глаз. На что дедушка изрек одно слово, - Нашелся.
.....
Как и во всех, казавшихся поначалу мистическими историях, все оказалось очень прозаичным. У деда после ранения был один глаз. А второй ему с эстетической целью заменял протез. Раньше эти протезы были съемными, и искусственный глаз у деда ночевал вместе с челюстями в стакане, возле кровати на тумбочке. Вставлению глаза в орбиту предшествовал ритуал его облизывания, и, надо же такому случиться, что утром накануне того дня, когда наш ветеран попал в больницу он этот глаз, облизывая, проглотил, да и забыл об этом, вставив запасной, коих у него было целых шесть штук.
А вы говорите – зеркало души!
Тарас Нечай ©
