Новокаледонских воронов от какаду отличает то, что изготовление орудий труда у воронов наблюдали в естественной среде, тогда как какаду делали их пока только в экспериментальных условиях. Причём во́роны в дикой природе пользуются тремя видами орудий: прямыми палочками, крючками и штыками. Штыки в разных популяциях птиц отличаются, и отличия эти поддерживаются из поколения в поколение, что отчасти напоминает культурную традицию. С одной стороны, особенности орудий труда могут воспроизводиться просто благодаря обучению: молодая птица смотрит, что делает старая, и повторяет её действия. С другой стороны, у воронов может формироваться внутреннее представление, как должен выглядеть инструмент, после чего остаётся, так сказать, воплотить этот мысленный шаблон в реальность. Одно другому не мешает: в первом случае закрепление вида орудий труда происходит при взаимодействии между птицами, во втором случае всё происходит в психике одной и той же особи, которая когда-то научилась делать инструмент и теперь всякий раз обращается к прежнему опыту. Здесь важно, что птица обращается к мысленному шаблону, пока её не принуждают к обратному, пока нет очевидной необходимости что-то менять.
И с новокаледонскими во́ронами, и с какаду Гоффина ставили эксперименты, которые показали, что они действительно следуют мысленному шаблону – то есть они делали орудия труда в соответствии с теми требованиями, с которыми сталкивались в прошлом. Сотрудники Московского государственного университета и Бристольского университета попытались выяснить, есть ли такая способность у обычных серых ворон. Серые вороны в естественной среде орудия труда не делают, но, как и многие врановые, отличаются выдающимися когнитивными способностями. Трёх серых ворон обучали засовывать небольшие куски бумаги в щель в экране. За каждую правильно засунутую бумажку они получали угощение – личинку мучного хрущака. (С некоторой натяжкой можно назвать эти кусочки бумажки «одноразовыми орудиями труда».) На следующем этапе исследователи выясняли, могут ли вороны сами отрывать куски, которые можно поместить в щель, если им предоставить лист бумаги формата А4. Все три вороны додумались до правильных действий: они рвали бумагу и засовывали её в щель, причём без дополнительного обучения.
Далее их учили из четырёх синих и четырёх желтых кусков бумаги выбирать только синие, и после обучения снова давали большой лист бумаги – точнее, два листа, синий и жёлтый. Тут им тоже давали угощение, но угощение было, если можно так сказать, случайным: его давали только в половине тестовых проб и вне зависимости от того, какую бумажку вороны засунули в щель, жёлтую или синюю. Так делали, чтобы вороны не вздумали переучиться, чтобы у них не возникло новой связи между угощением и цветом тех бумажек, которые они должны были отрывать. И вороны в этой ситуации отрывали куски именно от синего листа – так, как они делали совсем недавно.
Затем ворон учили различать большие и маленькие бумажные прямоугольники – в щель опять нужно было засовывать прямоугольники определённого размера. «Экзамен», как и в прошлые разы, состоял в том, чтобы научиться самостоятельно рвать бумагу на нужные прямоугольники. Но после этого подопытных ворон переучивали на прямоугольники другого размера. Переучивание сказывалось на поведении: если ворона раньше делала маленькие треугольники, то теперь её учили делать большие – и она начинала делать большие; и наоборот.
Нам кажется естественным запоминать, что и как мы делали в прошлом, и не менять своего поведения без серьёзных на то причин. Но для этого на самом деле нужны недюжинные умственные способности: столкнувшись с похожей задачей, ты должен вспомнить, что ты делал раньше, и оценить новые условия – нужно ли ради них что-то менять или нет. Серые вороны, когда новые условия были случайные и непонятные, манипулировали бумагой в соответствии с мысленным шаблоном – то есть помня о том, чему их учили раньше (эксперимент с цветными бумажками). Когда условия всё-таки ощутимо склоняли к новым решениям (эксперимент с разноразмерными прямоугольниками), вороны новым решениям быстро обучались. Тут нужно не забывать, что подобные манипуляции объектами окружающей среды не есть какое-то видоспецифическое поведение для серых ворон. Можно ожидать, что и другие птицы с развитым мозгом демонстрируют схожую памятливость и одновременно когнитивную пластичность.
Результаты экспериментов описаны в Animal Cognition. Работа выполнена при поддержке Российского научного фонда.
По материалам пресс-служубы Московского государственного университета.
