Текст: Евгений Крутиков
80 лет назад, 18 декабря 1940 года Адольф Гитлер утвердил план «Барбаросса»: схему нападения на СССР, разгром Красной Армии за 4-5 месяцев, захват европейской части Союза до линии Архангельск-Волга-Астрахань. Почему Гитлер в итоге принял это решение, как случилось, что советская разведка проглядела германские приготовления - и какие главные ошибки содержал план «Барбаросса»?
Чисто военные детали плана, который разрабатывался под руководством генерала Фридриха Паулюса, широко известны и споров не вызывают. Есть чисто академическая дискуссия на тему, кого именно надо считать изобретателем доктрины «блицкрига».
Дело в том, что передовая мысль в области военной стратегии в предвоенные десятилетия развивалась примерно одинаково в большинстве стран Европы, обладавших достаточным военным потенциалом. Главным травмирующим фактором тогда одинаково для всех была Первая мировая война, с её годами сидения в окопах и сверхкровопролитными атаками через укреплённые линии противника. Соответственно, новая стратегия должна была исключить саму перспективу затяжной войны с «застывшей» линией фронта. Потому и в Германии, и в СССР разрабатывались планы «глубинного стратегического удара», предусматривавшие быстрое проникновение на территорию противника с целью не дать ему возможность организовать сплошную линию обороны.
Это принципиальное теоретическое положение тянуло за собой перестройку всей армии с упором на механизацию. И по принципу домино требовало перестройки промышленности: в Германии восстановление промышленного потенциала, а в СССР вообще создание тяжёлой промышленности на пустом месте. А промышленность требовала новых кадров, что означало, с одной стороны, повышенное внимание к образованию, а с другой – необходимость притока в города и на стройки большого количества рабочей силы.
Это, конечно, схематично, но примерно так теоретические построения военной стратегии, основанные на анализе и опыте предыдущей войны, влияли на социальную и экономическую перестройки внутри государства. Можно называть это «милитаризацией», но на практике это обычная социальная механика, которая одинаково ведёт себя при любой идеологии и при любом социальном строе.
В СССР главным теоретиком «войны нового типа» был генерал Владимир Кириакович Триандафиллов, замначальника Генштаба РККА. Его основной труд – «Характер операций современных армий» был издан уже после его смерти в 1936 году (Триандафиллов погиб в авиакатастрофе в 1931 году в возрасте всего-то 37 лет). А после ареста его друга и покровителя Тухачевского наследие и идеи генерала Триандафиллова были негласно забыты. Хотя, например, в таких наступательных операциях, как план войны с Финляндией 1939-1940 годов, виден тот же самый мотив стратегического наступления. В самом этом плане не было ничего ошибочного, он был даже по своему красив (разрезать Финляндию пополам и быстро выйти к Ботническому заливу), просто его реализация была убогой по совсем другим причинам, не связанным со стратегическим планированием.
Наличие сходных военных доктрин даёт возможность некоторым недобросовестным историкам-фальсификаторам утверждать, что Сталин готовил план нападения на Германию, а Гитлер только якобы оборонялся, ударив первым.
Эти рассуждения десятилетиям развлекают людей в жанре альтернативной (она же «кухонная») истории наравне с книгами про «прародину древних ариев», сокровища тамплиеров и нашествие рептилоидов. Это всё очень занимательно, но не соответствует действительности. У англичан, например, таких доктрин не было не потому, что они там все такие миролюбивые, а просто потому, что у них не было достаточной сухопутной армии, и вообще Империя позиционировала себя как морская держава. А в США в принципе не было военной мысли как таковой. Планы же Японии (например, «Кантокуэн») носили утопический характер с оттенком мистицизма и на классическую военную стратегию мало походили.
Также принято считать, что Паулюс и его подчиненные просто слегка отредактировали план фон Шлиффена ещё 1905 года рождения, просто адаптировав его к реалиями 1940 года. Это лишь часть правды, поскольку Шлиффен был готов пожертвовать Восточной Пруссией ради победы над Францией, а в 1940 году уже никакой Франции не было. Жертвовать ничем не требовалось. Да и план Шлиффена готовился в разгар Русско-японской войны, что налагало на него определённый отпечаток.
В некоторых мемуарах (например в дневнике генерал-полковника Франца Гальдера) есть прямые указания на то, что Гитлер заговорил о «восточном походе» чуть ли не сразу же после капитуляции Франции во время посещения ставки в Шарлевилле. С оговорками, что это были «мысли вслух», высказанные в как бы частной беседе. Правда здесь в том, что Гитлер действительно долго не мог определиться, какое направление удара (Англия или СССР) выбрать. При этом война с СССР всё равно считалась неизбежной как по идеологическим, так и по чисто практическим причинам (требовались ресурсы). А с Лондоном предпринимались постоянные попытка договориться. Последней такой попыткой был полёт Гесса.
Согласно наиболее распространённой версии, окончательное решение было принято Гитлером после неудачи воздушной войны в Англии и оценке возможного вторжения на Британские острова как операции с «неочевидным исходом» и тяжёлыми потерями. При этом говорить о том, что в германском Генштабе шли какие-то споры или принципиальные обсуждения, не приходится.
Не было и «пацифисткой оппозиции» Гитлеру среди генералитета. Это более поздний миф, целью которого было и обелить вермахт («теория чистого вермахта», распространённая до сих пор), и оправдаться задним числом. В реальности же прусская военная аристократия, хоть и воротила нос от «выскочки ефрейтора», вполне поддерживала его наступательный порыв. Кому-то могла не совсем подходить гитлеровская идеология, но 1940 год - пик достижений Третьего Рейха. Те же генералы фон Бок, фон Лееб, фон Рунштедт, фон Браухич и другие «фоны» искренне гордились расширением Германии, которая фактически поставила на колени всю Европу. Почему бы не пойти дальше, если всё так хорошо получается?
Ещё один эпизод «метаний» Гитлера между двумя фронтами: попытка втянуть СССР в Трёхсторонний пакт в ноябре 1940 года. Тогда Иоахим фон Риббентроп зачитал в Берлине в бомбоубежище (дело было во время налёта на город английской авиации) Вячеславу Молотову некое предложение о глобальном разделе мира. По либеральной версии событий, после того, как Сталин обставил это предложение своими новыми, но невыполнимыми условиями (типа вывода немецких войск из Финляндии, создания советской военной базы на Дарданеллах и уход Японии с Сахалина), Гитлер и принял решение напасть на СССР.
Но подготовка и разработка плана «Барбаросса» велась весь 1940 год и вряд ли только «про запас». Обе стороны использовали дипломатию, в том числе и тайную, для получения тактических выгод.
Гитлер старался избежать войны на несколько фронтов и почти в этом преуспел, а Москве требовалось лишнее время, чтобы окончательно отладить экономическую систему, прежде всего промышленность, отмобилизованную под построение более современной армии. В этой игре все средства были хороши. А ещё из теории римского права известно что «после того не означает вследствие того». То, что Гитлер утвердил план «Барбаросса» 18 декабря, а не месяцем раньше, не означает, что именно разговор Риббентропа и Молотова в берлинском бомбоубежище за месяц до этого принципиально повлиял на решение Гитлера. Тем более, что ответ из Москвы он получил через нового советского посла в Берлине Деканозова только в феврале 1941 года.
Ещё один спорный вопрос: насколько Москва была осведомлена о плане «Барбаросса» вообще или о его отдельных деталях. Здесь принципиально важно знать, что кампанию дезинформации упоминавшийся выше начгенштаба сухопутных войск Гальдер начал ещё весной 1940 года. Руководил этой кампанией Вальтер Шелленберг, а её масштаб превосходил все известные до этого спецоперации такого рода. Официальный же указ о маскировке переброски войск на восток был издан немецким Генштабом в октябре, то есть за два месяца до подписания Гитлером плана «Барбаросса». Основной линией дезинформации было распространение фальшивых данных о том, что Германия будут наступать именно на западном направлении. Эта линия строго выдерживалась по всему спектру: от официальных СМИ до работы двойных агентов. Скажем, немецкие дипломаты что-то такое «конфиденциально» сообщали туркам, те – болгарам, и по цепочке эта дезинформация приходила в Кремль через советскую военную разведку.
При этом генерал Филипп Голиков, руководивший тогда ГРУ РККА, сам не мог оценить степень достоверности информации о планах Берлина. По неизвестной причине он не доверял большинству резидентур и снабжал донесения о передислокации германских войск на восток, как и сообщения о возможном планировании нападения на СССР, пометками «недостоверный источник» или даже докладывал Сталину о «дезинформации английской разведки». История с Рихардом Зорге - хрестоматийна. Общая позиция Голикова сводилась к тому, что на западе Германия держит треть своей армии, ещё треть - на востоке, а оставшаяся треть где-то в резерве, а где - мы сказать не можем. Потому не можем и утверждать, что готовится нападение именно на СССР. В итоге ГРУ не только не смогло получить детали плана «Барбаросса», но даже чисто физически выяснить места дислокации крупных сил вермахта.
Это в том числе и привело к ошибкам в построении обороны в первые месяцы войны (хотя, конечно, причин трагедии лета-осени 1941 года гораздо больше). С началом войны Голиков был снят с должности начальника ГРУ и с понижением в звании отправлен на фронт, командовать армией, но и там проявил себя как не самый талантливый полководец.
Физически же план «Барбаросса» представлял из себя карту и боевое расписание, напечатанное в нескольких экземплярах.
Директива же Гитлера от 18 декабря – короткая записка общестратегического содержания. Никакая разведка мира не имела возможности получить эту папку в своё пользование. При этом немцы не доверяли своим союзникам, и Генштабы Финляндии, Румынии и Венгрии получили директивы в последний момент. Премьер-министр Венгрии Пал Телеки застрелился.
Дополнительным фактором стратегического выбора Гитлера в пользу наступления на СССР были, как это не удивительно, ошибки германской разведки. И абвер и ведомство Шелленберга и Канариса неверно оценивали военный потенциал СССР. Вплоть до того, что в какой-то момент абвер полагал, что РККА может выставить не более 40 дивизий против немецких 180. На деле оказалось в двадцать раз больше. Берлин не имел ни малейшего представления об экономическом положении и росте промышленного потенциала СССР. Тут сказалась и критикуемая ныне советская секретность: цифры добычи, скажем, угля и рост темпов выплавки чугуна приравнивались к государственной тайне. Надо сказать, что не только Берлин ничего не знал и не понимал в Советском Союзе. Даже Англия с США до конца 1941 года не могли оценить советский потенциал.
В Берлине надеялись на развал страны, на восстания на национальных окраииах и тому подобное. Частью причин для подобных надежд были просто идеологические мифы и штампы типа «всеобщей ненависти к комиссарам». Частью же Канарис и Шелленберг ориентировались на доклады перебежчиков из числа «националов», которые сильно преувеличивали свою роль.
Отдельная история связана с оценками последствий советско-финской войны. Пребывавшие в эйфории финны слишком уж уничижительно отзывались о качестве РККА, особенно о тактической выучке советских солдат. Проверить это на месте немцы не могли, как не могли и оценить перемены, происшедшие в РККА после финской войны.
Ещё одним источником германской самонадеянности были данные о разгроме руководящих кадров после дела Тухачевского. Интрига вокруг Тухачевского и роль в этой истории абвера до сих пор одна из самых тёмных загадок предвоенного периода. Если же Канарис и Шелленберг действительно стояли у истоков «дела Тухачевского», то это в корне меняет вообще всю историю подготовки Германии к войне против СССР.
По непонятной причине Берлин проигнорировал результаты советско-японского конфликта на Дальнем Востоке. То есть бои на Хасане они восприняли как должное (опять эти красные ничего не умеют), а уникальная и победоносная операция Георгия Жукова на Халхин-Голе в их картину мира не укладывалась, и они её просто «не заметили». Хотя именно на Халхин-Голе впервые выяснилось, что РККА способна проводить молниеносные операции с крупными танковыми подразделениями при взаимодействии с авиацией, и в советской армии есть генералы, умеющие управлять огромными группировками с массой людей и техники. Японцы тут же призадумались и от нападения на СССР отказались.
Не следует и представлять план «Барбаросса» как какую-то вершину военной мысли того времени. Он был как бы очевиден (географию мы отменить не можем), особенно если принять во внимание те данные, которыми оперировал германский Генштаб. Это была авантюра, рассчитанная максимум на полгода, а что делать дальше – никто не в Берлине не задумывался. Плана «Б» не было вовсе. Как сказал бы товарищ Сталин, «головокружение от успехов». Тем не менее, первые несколько месяцев всё шло по плану, в результате чего крупные советские группировки, в шахматном порядке расставленные между старой и новой линиями западной границы СССР, раз за разом попадали в окружение. Собственно говоря, суть плана можно описать двумя словами: скорость и окружение.
Создание, утверждение Гитлером и начало реализации плана «Барбаросса» невозможно вырвать из всего контекста того времени. Он представлял из себя стратегический план, выработанный в соответствии со всеми тогдашними тенденциями военной науки. Он был создан сознательно для нападения на Советский Союз задолго до того, как Гитлер начал проводить странные дипломатические манёвры. И он был ошибочен с точки зрения оценки политических реалий и социально-экономического потенциала Советского Союза.
В конце концов, эта красивая карта со стрелочками никак не учитывала национальный характер противника, преувеличивала советские слабости (иногда порой просто выдуманные) и преуменьшала всё положительное, что можно было найти в СССР того периода. И именно это незнание русских людей (как и многих других народов тогдашнего СССР) и реалий самой страны и оказалось самым слабым местом плана «Барбаросса», будь он хоть трижды венцом творения военно-штабной мысли. Хотя таким он и не был.
