Когда нетрезвой походкой маятника он подкрадется к моему звонку вечером 31-го, я замру от страха, глядя в глазок. Из-под его красно-белой балаклавы будут сиять зеленые глаза. Он будет постукивать клювом в дверь, потряхивать дубинкой, и я подумаю: вот, господа, и конец. А перед концом вынесу приговор: два года самому ужасному году в ИК жесточайшего режима. Или нет?
