На днях я принесла присягу российского гражданина.
Я шла к этому примерно с двенадцати лет – с тех пор, как серьезно сказала родителям, что перееду в Москву. Мы шли тогда через вечерний туман, от реки, через поле, заросшее синими бессмертниками и клевером, к дому отца в Белгородской области. Я знала, что тут моя родина, а Харьков, где я хожу в школу, — нет. И когда я отсюда уезжаю, словно тонкая красная ниточка из моего сердца тянется сюда, в деревню между лесов и белых гор.
Или раньше – когда лет в пять я с изумлением узнала, что Советского Союза, в котором я родилась, больше нет, а я по какому-то недоразумению живу даже не в России.
Потом я в Россию переехала. И… стала тормозить. Я была юной, перепуганной, все время не хватало денег и времени, и я откладывала: вот потом, вот завтра… Собрала, наконец, документы носителя русского языка. И тут началась война на Донбассе, я уехала работать военным корреспондентом, и застряла там на три года.
Было не до бюрократии. Вернувшись, я, наконец, получила статус «носителя русского языка», сдав экзамен, собрала новые документы, отказалась от украинского гражданства, получила вид на жительство… И застряла в статусе лица без гражданства. У меня был паспорт Луганской народной республики, и с лета прошлого года я могла получить гражданство как житель Донбасса. Но я не была жителем Донбасса по сути. Я была тем, кем себя и чувствовала. Русским человеком без гражданства.
Я ждала решения почему-то очень долго. Документы на гражданство я подала в июле прошлого года. Рассматривать их должны были три месяца, но в результате позвонили мне только в апреле, когда я сидела на самоизоляции и совершенно не ждала этого звонка.
Возле отдела по миграции толпились несколько человек в масках. Запускали группами, никакой торжественности: «решение о предоставлении вам гражданства Российской Федерации принято, вступит в силу после принесения вами присяги». И читаешь эту присягу дрожащим от волнения голосом.
Сколько же человек разметало вот так по бывшему Союзу крушение империи.
Российское гражданство – это не документ, не бюрократическая бумажка, подтверждающая твои права, обязанности и свободы. То есть, и это все, но не только. Это – доказательство того, что ты принадлежишь к самой непопсовой, изумительной, непостижимой и прекрасной стране в мире.
Российское гражданство – это теперь ты больше не один, у тебя есть родина, за которую можно умереть. Да, возможно, она пошлет тебя на смерть и там оставит, если так будет необходимо. Это родина. Самая непредсказуемая в мире.
Родина нужна человеку. Сколько бы ни говорили о собственной ценности, личности и уникальности, нам необходима эта принадлежность к огромному и великому. Это огромное и великое складывается из ее людей и какого-то еще надсмысла, не понятого и не разгаданного.
И этот надсмысл – это то, к чему русский человек тянется, когда из разных стран приезжает в Россию, пытается закрепиться, записать, доказать, что принадлежит России. И вроде бы не обязательно. Вроде бы жить можно, например, по виду на жительство, а умереть за родину можно и без паспорта. И вообще – есть страна, а есть государство, и о том, каково государство российское в нынешнем моменте, хорошо оно или плохо, ведутся споры задолго до декабристов и Герцена, что уж говорить о нас.
Это, в общем, не России нужно, чтобы ты стал ее гражданином. Это нужно тебе, и ты продираешься через бумажную волокиту, собираешь документы, заполняешь миллион анкет, доказываешь, что хочешь, готов, тебе это важно…
Это тебе нужен этот надсмысл, принадлежность к общности, принадлежность к высокому и страшному, принадлежность к сотням лет истории, права и обязанности, в первую очередь даже – обязанности.
И часто те, кому просто так досталось это гражданство, его не ценят.
Готовы легко отказаться от него, обменять. Вот Бабченко стыдится вообще, мол, паспорт выдает его принадлежность к кровавому Мордору, а другого нет. Не дают новые хозяева.
Если бы гражданство давалось не по праву рождения, если бы каждый должен был доказать, что хочет быть гражданином России, принести присягу, обещая соблюдать интересы России, — было бы у нас все по-другому?
Да.
Лучше?
Не знаю.
Пусть уж будет как будет.
Анна Долгарева, ИА Журналистская правда
