Одесса. Ад
Одесса уже несколько дней обсуждает эфир местного телеканала, где известные в прошлом своей пророссийской позицией журналисты лебезили перед нацистами и в целом одобряли введение нового закона о запрете русского языка на ТВ.
…Нам здесь никогда не понять, как они там. Как они постепенно перестают быть собой. Как сами этого не замечают. А мы думаем – может, они такими и были? Конечно, были. Но раньше у них был шанс. Теперь уже нет. Они в Аду. При этом всеми силами пытаются этого не знать. Тем более, им оставлена иллюзия свободы воли. Они в своём Аду даже с бесами спорят.
Ну, вот, реально, представим себе любой лагерь смерти, со всеми газовыми камерами и графиками уничтожения. При этом узники, приговорённые к смерти, имеют возможность критиковать и руководство лагеря, и методы, применяемые к обречённым. Вступать в дискуссию.
И они прямо и открыто начинают критиковать. Мол, газ действует медленно. А медицинские опыты над детьми не достаточно продуктивны. Что надо подходить к процессу более творчески. Самые хитрые, вообще, сообщают лагерному начальству, мол, мы уже старые, скоро сами умрём, давайте начинать с детей. Дети – наше будущее, так уступим им дорогу в эти газовые камеры.
И вот не надо говорить, что у меня извращённая фантазия. Всё это происходит в реальности. Во всяком случае, именно это происходило в Одессе на эфире Первого Городского, где одесские телевизионщики поясняли нацистам, как лучше украинизировать Одессу.
Нет, они, вроде, спорили. Мол, для украинизации эфира необходима государственная программа и финансирование. Оригинальные подходы и календарные планы. В общем, выкручивались. А что бы быть правильно понятыми, многократно подчёркивали, что у украинизации альтернативы нет. Что они лично полностью поддерживают идею повальной украинизации. Что сами вот лично готовы хоть сейчас заговорить на государственном языке, который любят с детства.
Всё это они объясняли охамевшему малолетке, экс-лидеру «Правого сектора» в Одессе Серёже Стерненко. Мерзости, которая собственноручно избивает стариков и собственноножно топчет цветы на могилах и мемориалах. Взрослые, казалось бы, серьёзные люди в одной студии с нацистской нечистью, оправдывались перед этой нечистью. Нечисть была неумолима – Вы должны уже сейчас. Набирайте новых специалистов, делайте, что хотите, но наши законы выполняйте.
«Мы стараемся» — как бы светилось во взглядах присутствующих.
А ведь они не просто унижались. Они, своим участием и присутствием, делали власть подонков не просто легитимной, но и, как бы, уважаемой. Одно дело, подчиняться грубой силе, потому, что больно и страшно. Другое, прилюдно унижаться и напрашиваться в соучастники.
Вёл этот эфир некий Миша Бейзерман. Он думает, что он еврей и патриот, на самом деле, если Вам интересно, как выглядит жидо-бандеровец, так это он и есть. Наивно полагая, что он нужен нацистам, что его интеллект может придать эффективности геноциду, творимому нацистами, он упорно рассказывал, как необходимо всем вместе писать пьесы и песни на украинском языке. Все эти пьесы и песни должны быть гениальными, тогда их будут смотреть и петь. И украинский язык станет великим. Ну, он и так великий, вроде, но вот он будет ещё более великий. Короче, если пойдёт по этому сценарию, скоро у нас не будет ни театра, ни кино. Один сплошной Океан Эльзы.
Откуда берутся эти бейзерманы? Ну, так получилось. Когда евреи уехали, а русские ушли на фронт, в Одессе не осталось интеллектуальной элиты. Вакуум просто. Вот тогда из всяких щелей полезли фрики-неудачники. Вот Бейзерман этот. Или Медушевская, в простонародии — Бабоиро. Или Яша Гопп, который в жизни отличается от своего сценического персонажа дурака-алкоголика только тем, что столько не выпьет.
Конечно, по сравнению со Стерненко, нацистом этим, они все просто академики. И они его не только боятся, но и презирают. Впрочем, эти два чувства соседствуют часто и в сознании приличных людей.
Пригласили унижаться перед малолетним нацистом людей, если уже не уважаемых, то известных, имеющих к средствам массовой информации какое-то отношение. Вот Миша Шмушкович. Кроме всего, он же ещё и телеканалом «Думская-ТВ» заведует. И опять, побрызгивая слюной, Миша поведал, что там, где русскоязычные, там и сепаратисты, но это не повод украинский насаждать, потому, что вот он и по-русски говорит, и не сепаратист, к примеру.
Впрочем, что говорит Шмушкович, не так важно. Дело в том, что однажды, на основании того, что он мегафононосец самого Гончаренко, Миша пошёл делить парковочный бизнес в городе, в результате чего его ударили арматурой по голове. С тех пор он может говорить, что угодно. Его даже главой регионального отделения президентской партии назначили. Хуже, всё равно, не будет. Потому, что спроса со Шмушковича никакого. Мне кажется, даже когда Гончаренко поведут расстреливать, все возьмут смартфоны, а Миша, как в прежние времена, мегафон. И что-нибудь скажет.
Ещё одним гостем и оппонентом отечественному гитлерюгенду оказался корифей одесского телевидения, Игорь Николаевич Покровский. Человек, без преувеличения, талантливый во всём. Говорят, он даже на скрипке умеет. В общем, Игорь Покровский сумел соединить в себе искромётность современного креативщика и чутьё бизнесмена. Надо ли говорить, что при всех сменах власти он умудрялся предавать прежних хозяев чуть раньше, чем все остальные, но не настолько рано, чтобы уходящая власть успела отомстить. Вы будете смеяться, но при той конкуренции, которая существует в современной журналистике, это умение – одно из главных.
Помню, после первого майдана, довелось мне как-то оказаться с Игорем Николаевичем на одном светском приёме всякой околополитической шушеры. Время было такое, оранжевые только пришли, Гурвиц вновь въехал в город, а Руслан Боделан выехал в Питер от греха подальше.
Игорь Николаевич вёл себя достойно и солидно, мило здоровался со всеми и тихо разговаривал.
— Что же это такое? – говорил он одному барыге – Этот Боделан обворовал город и сбежал. Неужели у Украины совсем нет спецслужб! Надо выслать в Ленинград спецгруппу, чтоб она его задержала и доставила на справедливый суд народа!
Собеседник согласно кивал.
— Что же это такое? – говорил он уже другому барыге – Руслан был вынужден бежать от этих бандитов, в чём был. Неужели у нас совсем нет совести! Надо выслать ему денег, чтоб его поддержать. Пусть он знает, что друзья о нём помнят.
— Игорь Николаевич, а что это было? Вы за Боделана или против? – поинтересовался я, когда мы остались вдвоём.
Покровский опустил на меня свой мудрый взгляд:
— Нам нужны деньги. Телекомпания должна жить.
Телекомпания была его любимым детищем. Когда-то давно, в момент развала СССР Игорь Покровский работал на государственном телевидении. Он первым открыл частную студию при ГосТВ. Первым «взял в аренду» эфирное время у ГосТВ. Руководство радовалось. Мужик и эфир заполняет, и сам платит за это, пусть и копейки. Потом Игорь Покровский вместе со своей студией «ТА-Одесса» покинул государственное телевидение вместе с арендованным эфирным временем. Потом прикупил ещё диапазон в кабеле. В общем, осталось государственное телевидение Одессы без эфирного времени практически.
Рейтинги «Новой Одессы», такое имя получила телекомпания Игоря Покровского, росли. Секрет успеха был в интерактивности, прямых эфирах, но главное, в трансляции программы «Время» из Москвы. Вполне законной трансляции, к слову. Иронично-аналитический трёп Михаила Леонтьева также аудиторию не распугивал. Как удавалось объединять откровенную оранжевую пропаганду с Леонтьевым и программой «Время» — знает только Покровский. И сказка могла продолжаться, если бы к власти не вернулись регионалы.
По отработанной схеме, Игорь Покровский оказался в команде нового губернатора, получил должность заместителя директора государственного телевидения, а собственную телекомпанию продал оппозиции. И не просто продал, а как утверждают завистники, продал за полновесных три миллиона долларов. При том, что ни одна телекомпания в Одессе не тянет больше, чем на триста тысяч.
Покупатели переименовали «Новую Одессу» в «Первый Городской» и начали насаждать русофобию в промышленных масштабах.
При этом если есть в Одессе человек, нанёсший убийцам одесситов наибольший ущерб, то это, безусловно, Покровский. И ущерб этот исчисляется не эфемерными величинами, а конкретными миллионами.
Остаётся добавить, что после победы очередного майдана Игорь Покровский опять покинул государственное телевидение, и опять с собственным телеканалом в руках. С новенькой современной техникой, покрытием города и области, свеженькой лицензией и собственным азартом творить дальше.
И вот стоит он такой на эфире своего бывшего телеканала и весело глядя в глаза малолетнему нацисту говорит:
— В условиях путинской агрессии и войны с Россией мы должны открыть русскоязычный спутниковый канал, чтобы вещать на всю Россию. Только так мы можем победить безжалостного российского врага!
И я верю в этого человека. Он и у этих вымутит и канал, и финансирование. И вещание на всю Россию. Потому, что как загорелись глаза у этого малолетнего дурака, было видно.
И всё это было бы весело, если бы не пролилось столько крови. Кровь смывает полутона. И делает невозможными любые оправдания.
Наташу Перевалову представлять не надо. Редактор легендарного АТВ. В прошлые годы, если бы кто-то заговорил об украинизации эфира, она бы повесила на экран плашку «протест» и обратилась бы к зрителям, типа, кошмар, бандеровцы и русофобы в городе. Многократно мы видели, как по призыву АТВ на защиту Русского Мира, русской Одессы, мгновенно на улицы выходят тысячи людей. К примеру, 2 мая городу не хватило как раз такого призыва АТВ (который был закрыт Януковичем за полгода до того). Все помнят, как многотысячная толпа ссаными тряпками гнала от офиса АТВ пресловутую Альфу СБУ. В общем, крута была Наташа.
То ли дело сейчас.
Сейчас, она, несчастная, в условиях российской агрессии живёт. И украинизировать эфир надо. Обязательно. Она это поддерживает. Просто ей финансирования не хватает. Потому что телевидение, говорит она, это производство. Необходимы украиноязычные специалисты. Нужно совершенствовать службу программного планирования. К выполнению закона надо подходить ответственно. А украинизация общества — это такой же медиа-проект, как все другие. Мы должны сделать украинский язык модным. Ну, и всё такое.
И не надо спрашивать, что случилось с Наташей. Ничего с ней не случилось. Вспоминается, когда-то давно в архиве был найден сюжет, созданный ею на заре карьеры. Там озорная Наташа радовалась заминированию границы с Приднестровьем и тому, что «приднестровские бандиты» к нам не проникнут. Все ждали фразы – «я была молодая и многого не понимала». Но Наташа сказала – «крутой сюжет, только причёска растрепалась жалко».
С ней, вообще, многое не понятно. Она не одесситка. Ничего здесь её не держит. У неё нет в Одессе ни родителей, ни детей. Она даже, вроде бы, уехала после майдана. Поработала на проекте «Однако» и…. вернулась. Снимает всякую хрень с пресловутой Бабоирой, городским посмешищем. В общем, интегрировалась в постмайданную реальность войны с Россией. Вот даже в «зону АТО» гоняет. Разрушения снимает на бандеровской стороне фронта. Как это может соседствовать с визитами в Крым, не понятно нам, но у неё никакого когнитивного диссонанса не возникает.
Меньше всего хочется говорить о Ласточкиной. Об Ирке Коробко. Потому, что она никакой не руководитель, а просто телеведущая. Человек подневольный и решений не принимающий. Когда-то она была, воистину, секс-символом одесских новостей. Её хотелось слушать и смотреть. В этот раз не хотелось ни того, ни другого. После долгих реверансов украинскому языку, упоминаний того, что сама когда-то закончила украинский филфак, она путано объясняла фашисту, что русофобию на украинском языке не воспринимает русскоязычное население Одессы. И что если она перейдёт на украинский, то украинский патриотизм будет донесен до меньшего числа зрителей. В общем, если коротко, ненавидеть Россию нужно по-русски. Иначе русские не будут её ненавидеть.
Чё, логично.
Я не буду рассказывать историй из Ириной жизни и карьеры.
Что интересно, все присутствующие сошлись на том, что украинизацию общества надо начинать не с телевидения, а с системы образования. Безусловное обучение детей на украинском языке даст плоды уже в недалёком будущем. Вот так буднично эти клоуны хотят для начала скормить нацистам детей. Заплатить детьми за отсрочку собственной казни.
Я совсем не злюсь. Это уже не люди, там только оболочка. А вот детей надо попробовать спасти. Пока это ещё не совсем поздно.