Тайны за кадром "Человека-амфибии": Съёмки с риском для жизни и мегахит за считанные рубли

Какие тайны остались за кадром знаменитого фильма "Человек-амфибия". Создатели картины вели съёмки с риском для жизни, Буэнос-Айрес создали на берегу Каспийского моря, а мегахит, который любят 60 лет спустя, записали за считанные рубли.

У фильма Владимира Чеботарёва и Геннадия Казанского "Человек-амфибия" – удивительная судьба.

С одной стороны – фантастическая картина, ставшая без преувеличения вехой не только в отечественном, но и в мировом кинематографе благодаря уникальным подводным съёмкам, моментально стала культовой и заняла 11-е место в списке самых популярных советских фильмов (около 65 млн зрителей).

С другой – киноленту, которую столь же яростно и безапелляционно разнесли бы критики и журналисты после премьеры, как это было с "Человеком-амфибией", вряд ли можно найти в истории нашего кино.

А ведь есть ещё и третья сторона – фильм о приключениях и несчастной любви отважного юноши, способного дышать под водой, остаётся фаворитом аудитории даже сейчас, спустя более 60 лет.

Так что вполне уместна шутка о том, что до того, как нам из Америки завезли моду на всяческих "человеков-пауков", у нас уже давно был собственный фантастический герой, человек-амфибия…

Слагаемых феерического успеха у картины Чеботарёва и Казанского несколько. Тут и замечательно подобранная экранная пара Владимира Коренева (Ихтиандр) и Анастасии Вертинской (Гуттиэре) – по-прежнему один из самых красивых экранных дуэтов нашего кино.

И мастерски воссозданный в Баку экзотический Буэнос-Айрес, где и разворачивается действие как фильма, так и повести Александра Беляева, по которой он снят. Причём получился, конечно, не фотографически точный портрет аргентинской столицы – а завораживающий образ зарубежного тропического города-порта.

Но особое значение для вспыхнувшей и не угасающей до сих пор зрительской любви к "Человеку-амфибии" имели два компонента – подводные съёмки и музыкальное сопровождение (вернее, одна песня).

Техническая сложность, почти невозможность воплощения на экране подводной части беляевского "Человека-амфибии" была причиной того, что сценарий фильма по этому произведении лежал на киностудии "Ленфильм" более десяти лет, с конца 1940-х. Там, в каталоге нереализованных сценариев, его и нашёл Владимир Чеботарёв, с детства любивший одноимённый роман.

Советским киношникам пришлось самим разрабатывать сложнейшую технику подводных съёмок, обучать актёров технике подводного плавания, снимать сцены короткими дублями с множеством запасных аквалангов и строить огромный аквариум у морского побережья.

Поэтому неудивительно, что рискованные ситуации во время подводных съёмок возникали регулярно – учиться было не у кого, только на собственных ошибках. Так, в эпизоде, где привязанного к якорю Ихтиандра опускали на дно, возникла непредвиденная ситуация – неисправным оказалось оборудование для дыхания исполнителя главной роли. Пришлось одному из аквалангистов срочно отдавать Кореневу своё баллон, а самому быстро, с риском для жизни и здоровья, подниматься на поверхность с 20-метровой глубины.

И даже когда непосредственной опасности для жизни не было, съёмки требовали высочайшего профессионализма. Например, эпизод, когда спасающийся от ареста Ихтиандр ныряет с берега в воду, оставляя на волнах лишь шляпу, снимался без монтажных склеек.

Задача была не из лёгких: на Коренева надевали наручники, он вырывался, но со скалы высотой 25 метров прыгал уже дублёр-каскадёр Владимир Иванов. Ему под водой нужно было найти прикреплённый ко дну акваланг (помещать туда второго аквалангиста было опасно из-за риска упасть прямо на него). А затем сдёрнуть с головы привязанную шляпу, чтобы та эффектно всплыла в нужном "квадрате", куда направлена камера оператора.

Ну, а звуковой визитной карточкой "Человека-амфибии" стала "Песенка о морском дьяволе", которую все знают по знаменитому припеву "Эй, моряк! Ты слишком долго плавал…". В 1962 годе, после выхода картины в широкий прокат, эта композиция стала, выражаясь современным языком, мега-хитом – и по сей день остаётся одним из ярких и узнаваемых всеми символов эпохи 1960-х.

А ведь этого шлягера могло и не случиться: первоначально начальство киностудии порекомендовало режиссёру Владимиру Чеботарёву опытного композитора. Получив от мэтра готовый материал, Чеботарёв понял, что ему эта музыка категорически не подходит – и рискнул разорвать уже заключённый договор, обратившись к земляку из Ленинграда, молодому композитору Андрею Петрову. Причём тот раньше никогда не сочинял для кино.

В итоге и была написана зажигательная мелодия, песню на которую исполнила в необходимом "иностранном стиле" отечественная джазовая певица Нонна Суханова. Причём "Эй моряк!.." это тот самый пример, когда классика создаётся едва ли не "на коленке": записывала Суханова песню в огромном авиационном ангаре и на старый эстрадный микрофон 1946 года выпуска.

Что самое интересное – даже в таких условиях на запись песни из трёх куплетов потребовалось всего 20 минут, за которые Суханова причитался гонорар в 9 рублей. И даже эти скромные деньги певица не получила в руки: после записи уехала на гастроли, так что в кассу потом отправилась мать Сухановой.

Нонна Суханова записала композицию из трёх куплетов, и на съёмочной площадке манекенщица Нина Большакова, изобразившая аргентинскую эстрадную певицу, их и "исполнила". Но вот беда – по режиссёрскому заданию во время третьего куплета Болшакова сбросила с себя накидку. Этот жест комиссия при приёмке фильма расценила как попытку уст устроить идеологическую диверсию, протащить на советский экран намёк на стриптиз – и распорядилась удалить.

Вместе с третьим куплетом песни…