Катерина Мурашова: Как уйти от мужа, который не дает развод
Продолжение истории Людмилы, которая вышла замуж без любви, потом влюбилась в другого мужчину, а теперь не знает, как развестись. Ее муж Игорь не дает развод и угрожает, что отберет детей. Чем все закончилось и как все таки добиться развода — рассказывает психолог Катерина Мурашова.
— Решить тут, конечно, сможете только вы, — сказала я Людмиле. — Но обсудить и рассмотреть варианты мы с вами попытаемся. Есть ли шанс, что ваш муж Игорь согласится прийти сюда и поговорить о сложившейся ситуации?
— Увы, шансов нет, — вздохнула Людмила. — Он презирает психологов и считает их либо дураками, либо корыстными шарлатанами, в отличие от врачей-психиатров, лечащих таблетками. Его мир — это, пожалуй что, кибернетика из прошлого века. Винер, в крайнем случае — Витгенштейн.
«Ого! — подумала я. — А Людмила-то в институте и после не только штаны просиживала…»
Вдохновившись этим, решила говорить прямо:
— Понимаете, Людмила, основная сложность сейчас в том, что у вас очень долго не было личности. Тело, интеллект, образование, желания, намерения и привычки — это все, конечно, было. А вот личности как-то не случилось, надобности в ней, возможно, не было. А сейчас она как раз проклюнулась и формируется. Точнее, пытается сформироваться.
Людмила надолго задумалась, а потом грустно кивнула:
— Да, похоже, так оно и есть. Я никогда не знала, кто я такая, и меня это в общем-то не особо волновало, а сейчас я хотя бы задумалась об этом, так?
— Именно так. Сильный, умный, хотя и плосковатый Игорь эту вашу обезличенность сразу уловил и много лет использовал в своих интересах. Он-то сам с юности точно знал, кто он такой, куда идет и что ему для этого нужно.
— Да уж, у него всегда все было четко. Было время, когда мне это даже нравилось. Хотя… скорее не нравилось, а просто было удобно.
— Разумеется. В отсутствие своей личности вы без особого удовольствия, но с удобством пользовались чужой структурой.
— При отсутствии гербовой бумаги пишут на простой, — усмехнулась Людмила, и я снова поняла, что «всегда читала только романы в мягких обложках» в ее рассказе было неким сознательным уничижением.
— Игорю это было выгодно. Думаю, при его интеллекте ограничения собственной личности он так или иначе осознает и ваше, так сказать, «неразвитие» и использование вами его наработок его вполне устраивало.
— Возможно, вы и тут правы. Меня удивляло, что он в основном высмеивает и обличает не собственно мою, скажем так, половую связь с Николаем (это его, кажется не особо и задевает, да оно было бы странно, учитывая многолетнее отсутствие между нами интимных отношений и его вторую семью с Динарой и их сыном Гариком), а именно как бы нашу с ним духовную, личностную связь. Кажется, нет уже такой грязи и такой насмешки, которую он мог бы, но не метнул еще в эту сторону. Слышали бы вы, как он произносит само слово «искусствовед» — Николай искусствовед по профессии.
— Могу себе представить. Но давайте смотреть варианты. Их собственно всего три. Первый очевиден — вы соглашаетесь на условия Игоря и еще лет десять живете двойной жизнью…
— Моя нарождающаяся, как вы сказали, личность этому варианту максимально противится. К тому же все эти годы Игорь не откажет себе в удовольствии и будет продолжать высмеивать… Да и дети так или иначе узнают. И еще это же… это же грязно…
«Двойные стандарты в действии, — подумала я. — А еще говорят, что в XXI веке феминистки победили с разгромным счетом. Куда там! Игорь с его Динарой и Гариком — это практически не считается, даже в глазах самой Людмилы. А вот ее связь с Николаем…»
— Второй вариант — это такие «Мосты округа Мэдисон», — продолжила между тем я. — Вы рвете с Николаем и ради детей и чистоты собственной совести продолжаете четко и честно выполнять однажды заключенный договор с Игорем.
— Это звучит лучше, — признала Людмила. — Но я, я сама в этом случае… выживу?
— Не знаю, — честно сказала я. — Но героини «Мостов» и наших «Трех тополей на Плющихе», кажется, выжили вполне. Впрочем, и их изначальные семьи выглядели по-другому…
— А третий вариант?
— Третий вариант — это, конечно, сражение, но в вашем случае, подозреваю, получится скорее некрасивая драка с грязными приемами, — признала я. — Однако есть вариант…
— Какой? — Людмила подалась вперед.
— Метод парадоксальной интенции. Автор — Виктор Франкл. Шагнуть навстречу своему самому главному страху, усилить симптом, с которым привык сражаться. Чего вы боитесь больше всего?
— Что Игорь отберет детей.
— Отдайте. Причем сами, не дожидаясь его шагов.
— Нет! — отшатнулась Людмила. — Нет, нет и нет.
— Воля ваша.
Мы еще поговорили.
— Я выбираю второй вариант как самый достойный, — сказала, наконец, женщина. И ушла.
Я смотрела ей вслед и искренне сочувствовала.
***
Людмила пришла снова года через полтора, и я ее не узнала. Выглядела ужасно, изменилась как-то не только внешне, но и внутренне. Как будто что-то погасло. Не плакала.
Села и опустила руки. Я опять ждала.
Онкология. Вроде бы поймали на ранней стадии, удалили часть груди. Будет еще одна операция. Врач сказал:
— Полное излечение возможно. Но вы не боретесь. И я не понимаю — почему, у вас же дети. Сходите к психотерапевту.
Людмила сходила к аналитику. Тот сказал: случай сложный, но, конечно, надо работать, два раза в неделю, года за два разберемся.
— У меня нет этих двух лет, — сказала Людмила мне. — Я сейчас гибну.
Я мысленно с ней согласилась. Маленькая слабая личность, которая пыталась народиться пару лет назад, теперь решила за ненадобностью умереть. Но появился опыт, проросли корни и организм уже отказывался жить обезличенным.
Мне очень хочется попытаться ее спасти. Что я могу? Ее собственный энергетический уровень крайне низок.
— Что говорит Игорь?
— Нашел врачей, все обеспечивает. Но он правильно понимает происходящее — и презирает.
— А дети что говорят?
— Сын жалеет и очень боится, что я умру. Дочь — подросток, фыркает, но что-то в голове варится, недавно сказала: а нечего было папу раздражать и с тем дядькой путаться, тогда бы и не заболела.
— Группа поддержки? Хоть кто-то, кто готов действовать? Нужны все.
***
Странная у нее получилась группа поддержки. Но что есть.
Николай. Высокий, худой, жидкие волосики вокруг лысины, мягкие черты лица. Плачет, глаза красные, как у кролика:
— Этот ее Игорь, он страшный человек, вы понимаете, я так боюсь за Милочку, но что делать, что делать… Я еще тогда предлагал эмиграцию, но детей ведь не вывезти без его согласия, больше их никогда не видеть, она не захотела…
Девушка Ирэн, художница, вся в пирсинге и наколках, дочь Николая:
— Мила умная и классная, с ней интересно говорить, она слушает, и в искусстве разбирается, и отец с ней ожил, но этот ее Игорь, он просто киборг, он ее много лет уничтожает, я сама бы его убила, но там дети, девчонка, кстати, просто ужас какая противная. Если скажете что, я все сделаю, мне за них обидно, и хочется, чтоб они были счастливы.
Отчетливо восточная, очень миловидная и уверенная в себе Динара (Игорь уже купил им с Гариком квартиру, и она стала старшим продавцом):
— Болезнь Милу ест, потому что она сама ей позволила. Надо болезни сказать: нет! Катерина, вот вы скажите Людмиле, она вас послушает. Меня слушать не хочет. У Гарика книжка есть: там механический человечек, все свинтить может и чтобы работало, а человека понять — нет. Игорь такой. Гарик смотрит картинку, говорит: папа! Понимает уже!
Маргарита, подруга Людмилы. Библиотекарь с толстыми ногами, юбкой до середины колена и жидкой кичкой, как будто роль из проходного фильма 70-х, и вдруг говорит:
— Вы знаете, все дело в гормонах. Главное для здоровья — это регулярная половая жизнь. Она же была молодая женщина и как будто с семьей. А на самом деле? На самом деле никакой семьи не было никогда. Двое детей, а Людмила и Игорь никогда вместе в одной постели не просыпались. А потом и вовсе… Это — психологический и, главное, гормональный дисбаланс. Годами копится, а потом — р-раз, и все полетело.
— ЧуднЫе они, правда? — бледно усмехнулась Людмила.
— За неимением гербовой бумаги пишут на простой, — ответила я. — Вы-то сами готовы драться?
— Я, кажется, уже на все готова…
***
— Я ухожу к Николаю, — сказала Людмила Игорю. — Возможно, я и там умру, но хоть не в этом мертвенном и пустом пространстве, а в тепле и сочувствии. А может быть, я и поправлюсь, потому что любовь, говорят, лечит.
— Я отсужу у тебя детей, объясню им, что ты безмозглая падшая женщина, и запрещу им с тобой видеться, — ожидаемо ответил Игорь. — И ты умрешь без них, в муках и без толкового лечения, потому что твой убогий ис-кус-ство-вед — нищий, а приличная медицина стоит больших денег.
— Можешь не трудиться, я им уже все по пунктам объяснила, — вздохнула Людмила. — Не беспокойся, в процессе объяснения я не произнесла ни одного оскорбительного слова в твой адрес, наоборот, все время подчеркивала, что в нашем договоре ты всегда безукоризненно выполнял даже самые мельчайшие пункты. И еще можешь не трудиться и не тратить деньги на детективов-адвокатов. Потому что детей я оставляю тебе. Если выживу и смогу работать, буду платить тебе на них алименты.
— Алименты?! Ты?! Мне?! — Игорь открыл рот и долго не мог его закрыть.
Потом бросился к детям.
— Папа, объясни пожалуйста, почему, если вы с мамой поженились, ты никогда не жил с нами и с мамой, — вежливо попросила его дочь. — И ты так объясни, чтобы я поняла.
***
— Динара, — сказал Игорь матери Гарика. — Моя жена, видимо от болезни, сошла с ума и уползает умирать в конуру к своему давнему любовнику. Но для тебя это отличный шанс. Ты с Гариком переедешь в ее квартиру (или, если захочешь, я куплю квартиру побольше), я познакомлю тебя с моими детьми, я разведусь, мы поженимся, ты сможешь бросить свою работу в магазине и…
— Я совершенно не собираюсь бросать свою работу и заниматься твоими детьми, — усмехнулась Динара. — Девочка мне по рассказам Милы совершенно не нравится, да и чужой мальчик… Зачем он мне? У меня Гарик есть… Да и вообще я подумываю о переезде в Казань…
— В Казань? — Игорь вытаращил глаза. — Но зачем?!
— Родня зовет. Выйду там нормально замуж, как у мусульман положено, рожу еще пару детей, буду работать, жить нормальной семьей, ругаться, мириться, чтобы муж все время рядом, а не как вот ты Людмилу своими тараканами замучил…
— Мусульманский брак? Я замучит Людмилу? — Игорь судорожно вздыхал, ему как будто не хватало воздуха.
— На самом деле мне тебя даже жалко немного, — подумав и понаблюдав за любовником, припечатала Динара.
***
Николай бледнел, краснел и переминался с ноги на ногу на втором плане. Последний раз он дрался во втором классе, проиграл, и теперь всячески пытался прикинуть, что и как делать, если дойдет… ничего дельного прикинуть не получалось.
Ирэн в кожаных брюках стояла рядом с отцом, крутила в руках какую-то железную головоломку, похожую на кастет, и вид имела предельно агрессивный. Когда взгляд Игоря падал на нее, он смаргивал и тряс головой, как будто не мог поверить в происходящее.
На первом плане, прочно упершись ногами в пол, стояла Маргарита и хорошо поставленным голосом сообщала Игорю (в ее заученном монологе были элементы суггестии, об этом я позаботилась, и это казалось мне в данном случае оправданным):
— Любой договор имеет свой срок годности, и всегда могут возникнуть обстоятельства, когда его нужно пересматривать в процессе. Люди меняются в процессе жизни. Даже механизмы (например, машины) меняются. А люди сложнее машин. Значит, договор нужно пересматривать. Ваш договор — рождение и воспитание детей. Он существует. Детям нужны и мать, и отец. Прежний договор стал невозможным к исполнению. Мы от имени Милы предлагаем вам хороший и достойный европейский вариант развода по договору: дети живут частично с вами, частично с ней. С Николаем вы не пересекаетесь никак. Другие пункты можно рассмотреть дополнительно…
Маргарита говорила долго, она оказалась талантливым «гипнотизером» и импровизировала на ходу. Игорь «поплыл». Более того, «поплыл» даже Николай. Он потом рассказывал, что ему мерещились ложные воспоминания: они с Игорем давно знакомы и сидят в каком-то кафе (в реальности такого никогда не было). У Маргариты была с собой бумажка, где приблизительно то же самое, что она говорила, было написано по сути и по пунктам. Она отдала ее Игорю. Игорь молча взял и ушел. Николай вздохнул с облегчением, поняв, что драться все-таки не придется.
***
Последний раз я видела Людмилу спустя пару лет после вышеописанных событий — они с Динарой привели на консультацию Гарика, который колотил детей в садике и не слушался воспитательницу.
Я, конечно, спросила, как вообще дела.
Дела шли интересно и в общем достаточно оптимистично.
Игорь заинтересовался суфизмом, живет с Динарой в новой квартире, они поженились и планируют еще одного ребенка. Динара заочно учится в техникуме.
Людмила перенесла еще две операции и, по словам врачей, вышла в устойчивую ремиссию. Она живет с детьми все в той же квартире, на каникулы детей обычно забирают к себе (или увозят с собой в поездки) Динара с Игорем, причем бешеный Гарик боится и беспрекословно слушается только старшую сводную сестру (а братом беззастенчиво манипулирует).
А что же Николай? — спросите вы. А Николай приходит к ним в гости. Иногда задерживается на пару-тройку (но не больше) дней. Они с Людмилой держатся за руки, пьют чай и говорят об искусстве.