Мы принесли чёрненького домой и пустили на пол. Он сразу так растерялся! Ведь пол не корзинка, пол такой большой. У него даже голова закружилась. Он ноги подогнул и стоит. Так смешно растопырился!
Я его только теперь по-настоящему рассмотрела. Он мне ещё больше понравился. Он не весь чёрненький. У него на носу белое пятнышко, будто молоком капнуто, и на передних лапах белые тапочки. А вместо бровей бугорки такие и несколько волосинок торчит. Они вперёд растут. И рядом — ямочки. Он бровями двигает, и ямочки двигаются, будто он смеётся.
Мама придёт, а у нас щенок. Вот хорошо. Чёрненький! Я его сама выбрала. Он лучше всех! Мне Кубышка его разрешила взять. Она никого к себе не подпускает, она даже бабы Ритину корову стережёт, а мне разрешила!
Мама в своём институте сидит и ничего не знает. А у него белые тапочки и на носу пятнышко. Он умеет бровями шевелить! Он сейчас привыкнет, и мы начнём играть…
А он вдруг присел и сделал лужу.
— Давай тряпку, — сказала баба Рита.
И тут мама вошла. Вот тебе раз! Оказывается, уже обед. Я даже не заметила, что обед. Я только хотела за тряпкой бежать. Мой чёрненький немножко провинился, и я бы сама вытерла. Мама не очень вовремя пришла.
— Вот я как быстро! — сказала мама.
Она такая весёлая пришла: наверное, опыт удался.
— Непутёвый ты, непутёвый! — сказала чёрненькому баба Рита.
Он сразу понял и заплакал — «ииии!». Громко.
— Это что такое? — сказала мама и нахмурилась.
Она любит, чтобы дома было тихо, чтобы порядок был. Она в институте работает, а дома думает. Она в городе не могла думать. У нас там столько было соседей! И они все ходили и включали радио, громко смеялись. А один сосед играл на рояле. И ещё звонил телефон. Он даже ночью звонил. Если бы мама могла спокойно думать в городе, она бы сюда не поехала.
А чёрненький ещё громче закричал — «ууу!».
— Только этого не хватало! — сказала мама.
Она заметила лужу и ещё больше нахмурилась. Она любит, чтобы в субботу убрать и потом чтобы всю неделю было чисто. У неё душа не лежит к этой домашней возне. У неё своё дело есть. И вообще мама устала со мной бороться. Чтобы я не бросала на пол шишки, не лазила на диван в сандалиях, не рисовала на клеёнке.
— Я сама буду убирать! — закричала я. — Сама!
— Это мы слышали, — сказала мама.
Она же не могла слышать! Я сейчас первый раз сказала, никогда не говорила.
— Он тебе через неделю надоест, — сказала мама, — а я возись. Собака — это тебе не игрушка!
— Он мне никогда не надоест! — закричала я.
— Тем более! — сказала мама. — Он даже не приучен прилично вести себя в доме.
— Он же не нарочно, — сказала я, — он нечаянно!
— Конец разговорам, — сказала мама. — И никаких слёз.
Тут я, конечно, заплакала. Он мне в ладошку тыкался! Я Кубышке обещала! А она не понимает. Он просто со страху. Он больше и не будет никогда! А она не хочет.
Я ещё сильнее заплакала. Никак не могла удержаться. Всё внутри стало горькое-горькое.
— Прекрати сейчас же! — сказала мама.
А щенок вдруг посмотрел на меня и закачался. Я думала, он сейчас упадёт. Но он покачался и потом побежал, враскоряку. И хвостик набок. Лапы у него мокрые, и он начал следить. Он ко мне побежал. Увидел, что я плачу.
Тут я уже заревела во весь голос. Мне его так жалко сделалось. И обидно. Он бы лучше посидел смирно, пока я маму уговорю. А теперь ещё на полу наследил!
— Непутёвый какой, — сказала баба Рита.
— И впрямь непутёвый! — сказала мама.
— Нет, путёвый, нет, путёвый! — закричала я. — Он путёвый, только он ещё маленький!
— Косолапит, — сказала мама. — Занятный какой!
Баба Рита вздохнула и стала собираться домой. И уже нагнулась, хотела щенка взять. Щенок торопится, а у него всё равно медленно получается, ноги разъезжаются. У него много ног, он забывает, куда какую ставить, и ноги у него путаются. Он тогда начинает подскуливать.
Баба Рита его обратно в сарай унесёт. А потом… Кто его возьмёт, самого маленького?
Я как брошусь к щенку:
— Не дам топить! Он хороший!
— Какие ты глупости говоришь! — рассердилась мама.
— Нет, не глупости! Если щенка никто не берёт, его в озеро бросают. Мне баба Рита сама сказала! Я его выбрала!
— Подожди, — сказала мама. — Где выбрала?
Тут я вспомнила про подарок.
Мама сама сказала: один раз в году можешь что хочешь просить.
— Я его на день рождения выбрала!
Щенок у меня дрожит на руках: ему холодно, у него ноги мокрые. Я его к себе прижимаю, и он мне носом в шею тычется. И что-то своё говорит, тоненько.
— Ну, если на день рождения, — сказала мама, — тогда другое дело.
— Повезло, значит, заморышу, — сказала баба Рита.
И ушла. Ей надо молоко разносить, она с нами столько времени потеряла.
