Баюн завалился в избушку через окно и, ворча, прошмыгнул за печку.
— Ну только ночи дождусь! — бормотал он. — Я тебе покажу! Посмотрим, как ты запоёшь, когда я приду тебя сожрать!
— Ты чего там с ума сходишь? — поинтересовалась Баба-Яга. — Я тебе сколько раз говорила, чтоб даже не думал кого-то жрать?
— Ни разу! — фыркнул Баюн. — Мне странно слышать возмущения из твоих уст, сожравших не один десяток…
— А ты на мои уста не смотри! За собой следи лучше!
— Я не упрекаю, как тебе показалось, а удивляюсь, что тебя возмущает моё желание сожрать этого гадкого молочника! Ладно бы ради баловства — так я же за дело!
— Это какое это? — заинтересовалась Яга. — Что он такого тебе сделал, что ты его сожрать вознамерился?
— За оскорбление! — Баюн театрально приложил лапу ко лбу. — Я велел ему подать мне две банки сметаны, а он посмел меня спросить, чем я собираюсь платить! Ты представляешь? Немыслимо!
— Мыслимо. Времена нынче не те. Вот годков сто пятьдесят назад тебе бы сметану каждое утро приносили, чтоб уважить. А сейчас развелось Богатырей, вот народ нас и не боится. Во всяком случае не так, как раньше.
Баюн сел на пол, вытянув задние лапы.
— Богатыри! — насмешливо фыркнул он. — Тоже мне! Ты мне поэтому пытаешься запретить жрать молочника? Потому что Богатырь за мной придёт? Так я и его сожру, чтоб знали!
— А после этого их сюда десяток разом заявится, — усмехнулась Яга, — и будет твоя шкура чью-нибудь стену украшать. Умнее надо быть, Баюнчик.
Яга выглянула в окно и, прищурившись, оглядела полянку. Заметив над кустами неподалёку поднимающуюся струйку дыма, она хихикнула и потёрла руки. Над кустами быстро собралась небольшая туча, приглушённо громыхнула и вылила на кусты столб воды.
Подкустовый соглядатай сдавленно выругался и, хлюпая, пополз прочь.
— Дружинник?
— Он, кто ж ещё, — хмыкнула Яга. — Теперь слушай. Если ты считаешь себя оскорблённым, то мстить за оскорбление нужно с умом. И кого-то жрать для этого вовсе необязательно.
— Тогда мщение не будет столь эффектным, — проворчал Баюн.
— Не факт. Сожрать, конечно, просто, но не так интересно.
Яга опустилась в кресло и довольно улыбнулась.
— Помню, оскорбил меня как-то один трактирщик. Не специально, но зло я задумала. Все домовые в каждом доме по ночам в людей касторку заливали, в разумных количествах. Не всем подряд, конечно, а только тем, кто что-то из трактира кушал. Люди, конечно, долго сообразить не могли, откуда беда приходила, но, наконец-таки, дошло, откуда. Что началось! К трактирщику, будто к нечисти на разговор заявились — с вилами и факелами. Обошлось, конечно, но вот дело своё ему свернуть пришлось, а там и вовсе разорился.
— Детям ведь его голодать пришлось! — фыркнул Баюн. — Это уже слишком.
— Как мало ты обо мне знаешь! — хихикнула Яга. — Но нет, не женат был. Думать надо было, что говоришь! Это сейчас я мимо ушей такое пропущу, а тогда ни-ни! Да и знал он об этом прекрасно, предупреждён, можно сказать. Сам виноват.
Баюн задумчиво пошевелил ушами.
— Не могу не признать, что это ужасно, — промурлыкал он. — Представляя своего недруга на его месте, я испытываю радость и удовольствие. Это и в самом деле куда лучше, чем просто сожрать.
Запрыгнув на печку, Баюн свернулся калачиком и закрыл глаза, не переставая мурлыкать.
— И чего улёгся? — спросила Яга. — А план мести придумывать уже не собираешься?
— Чего его придумывать? — пробормотал Баюн. — Я поступлю гораздо умнее, как и положено невероятно умному коту.
— Это как?
Баюн довольно улыбнулся.
— Буду хорошо себя вести и мыть посуду две недели. Я ведь у тебя такой хороший котёночек.
— Валенок ты хитрый! — захохотала Яга. — Ладно уж, придумаю что-нибудь, но не такое ужасное, а соизмеримое с оскорблением. И посуду ты за это три недели мыть будешь. А задумаешь отлынивать…
— Ты меня в мышь превратишь, — кивнул Баюн, зевая. — Знаю, бабушка, знаю. Думай, не теряй времени.
