До Нового года осталось каких-то несколько дней. Всего ничего осталось. И пока вы в предвкушении праздника бегаете по "Ашанам" за зеленым горошком и вареной колбасой, пока вы мечетесь в предновогодней суете, сметая с полок мандарины и серпантин, где-то на самой верхушке Останкинской башни не спит Константин Львович Эрнст.
Он берет в руки тяжелую связку ключей и тяжелой поступью идет по темным коридорам. Идет он долго, переходя из одного портала в другой. Из-под его ног разбегаются крысы, паутина касается его лица, а над головой то и дело пролетают летучие мыши.
Наконец он подходит к тяжелой окованной железом двери, вставляет в огромный ржавый замок ключ и с трудом проворачивает его несколько раз.
Дверь со скрипом приоткрывается, и Константин Львович входит в пыльный закуток, где ничего нет, кроме огромного старинного сундука. На сундуке висит множество замков и замочков, цепей и цепочек, щеколд и засовов.
Но Константин Львович привычно открывает каждый замок и цепь, пока крышка сундука не поднимется вверх под тусклое свечение и тихую музыку, напоминающую песню про старинные часы.
И начинается колдовство.
Константин Львович говорит "трах-тибидох!" и приступает за работу.
Он стряхивает нафталин с плюшевого Киркорова в страусиных перьях , натягивает авоську и рыболовную сеть на резинового Леонтьева в бигудях, снимает с вешалки тряпичного Баскова с серебряным микрофоном во рту, прыскает антистатиком на заплесневевших Ваенгу и Валерию, протирает ветошью потрепанного Винокура, латает куском оренбургского платка Стаса Михайлова, натирает "доместосом" ансамбль "Любэ", подкрашивает тонкой кисточкой хохломскую роспись на Бабкиной, меняет батарейки АА в Вайкуле, заменяет сирену на Лепсе, смазывает скипидаром Петросяна.
Работы очень много, нужно обязательно успеть.
В самом конце он бережно достает из формалина Аллу Борисовну Пугачеву, надевает на нее новый мешок, взбивает паклю на голове и проворачивает ключик в ее спине. Она раскрывает глаза, жалобно зовет Максима, а потом хрипло заводит вечное "Ах, арлекино".
Когда-нибудь, когда нашей цивилизации больше не станет, и прилетевшие гуманоиды будут шагать по разоренной планете, когда Кремль, Эйфелева башня, Китайская стена, Манхеттен и даже олимпийский Сочи превратятся в груду обломков, когда человечество мутирует в жуков-долгоносиков, гуманоиды ничего не найдут на Земле. Ничего. Кроме маленького шалмана, где раз в году оживают полуистлевшие герои Голубого огонька , и пластилиновый Галкин хитро выглядывает из муарового балахона голограммного изображения примадонны.
До Нового года осталось всего ничего. Но и он закончится. И Константин Львович Эрнст опять придет сюда, неся в охапке Буйнова и Иванушек, Меладзе и Павлиашвили. Он опять аккуратно сложит их в сундук, тщательно закроет на множество замков и цепей. И, перекрестившись три раза, уйдет. До следующего Нового года.
И всё повторится сначала.
А. Гутин
