Сейчас, когда отбили новогодние куранты и президент рассказал всем, что год прошел удачно. Я могу поведать свою историю, которая характеризует меня не с самой моей прекрасной стороны. Да, стыдно. Да, неудобно. Но от фактов никуда не деться и они преследуют меня, насмехаясь и иронизируя.
Началось все за два дня до Нового года. А почему бы и нет?
Решил я, украсить мой дом не искусственной елкоподобной, а самой что ни на есть настоящей, русской, стройной, красавицей из леса.
Вооружившись топором, как Раскольников, большими рукавицами и полушубком аршинным, я отправился на добычу. Это был мой коронный выход. Рубка хвойных деревьев карается законом. Я знал это, а потому был осторожен, скрытен и подобно ниндзя - бесшумен.
Остановившись за пятьсот метров от лесонасаждений, я припрятал топор под тулуп, в специально подготовленную портупею, которую сшил за день до этого, исколов все пальцы. И дальше продолжил свой путь пешком. Добравшись до предполагаемого места я воровато оглянулся и обнаружив все кроме елок, слегка оторопел.
То, что здесь произрастали мохнатые красавицы, я знал не понаслышке. Еще летом, исследуя окрестности в поисках грибов, я заприметил эту славную полянку, усаженную елками. Сейчас полянка была на месте. Но елки волшебным образом испарились. Об их наличии здесь прежде, не указывали даже оставшиеся пеньки. Ошибся? Мелькнуло у меня. Да нет же! Вот здесь, точно помню, я еще под ней белый нашел, кстати единственный за всю мою шестичасовую охоту за грибами.
Смеркалось. Я решил углубиться. Чем дальше в лес, тем моя надежда таяла словно дымка над вечерним Парижем. При чем здесь Париж? Фиг его знает, просто красиво звучит.
Итак, я уже зашел метров этак триста в лесопосадки, изучая в потемках структуру "местных жителей" - хвойных среди них не наблюдалось. Сейчас мне бы подошла любая смолистая, пусть и не красавица. Игрушки, дождик и мишура сделают свое дело, как профессиональный визажист. Но нет! Нет, нет и нет!
Руки первые заявили о себе, легким покалыванием. Не май месяц, поддержали ноги. Сразу нахлынуло воспоминание о дедовых валенках, которые валялись на антресолях. Тяжело вздохнув, собрал волю в кулак и, выдохнув твердую решимость ледяным облачком, взял штурмом ближайший сугроб.
Моя экстравагантная выходка не прошла даром. Передо мной явилась ты, вернее ОНА. Вполне возможно, единственная уцелевшая в этом негостеприимном лесу. Елочка была хороша, особенно сейчас, когда небеса решили просыпать порцию снежинок и дунуть на них ледяным ветерком.
Метель запела песенку, а я кинулся вперед с топором наперевес. Может я не лесоруб по сути своей, а может елочка очень хотела остаться в лесу, потому как лезвие отрикошетило от упругого ствола (или мне так показалось) и влетело обухом мне в лоб. Сказать, что я отрубился сразу - наврать.
Я несколько минут пялился на расстроившуюся моими действиями елочку, которая вдруг зажглась огнями, а потом грохнулся перед ней на колени (в душе в этот момент даже возникло что-то вроде раскаяния). Потом сознание все-таки сбежало от меня, оставив лежать под неприступной красавицей одиноким холмиком, который постепенно заносило снегом.
В этот же день на кухне одной из московских квартир закадычные друзья Егор Михайлович и Олег Дмитриевич уже третий день кряду провожали уходящий год. Провожали основательно - с водкой и пивом, изредка лакируя винишком, которое Олег Дмитриевич принес для дам на Новый Год, но дамы пока "не нарисовались", а организм требовал праздника. Егор Михайлович изредка вспоминал про своего пса неизвестной, но крупной породы, и бросал ему куриную ножку или кусок колбасы, которые тот схватывал на лету и проглатывал не жуя.
- Михалыч, а твой пес, наверно, и куру целиком может заглотить? - вопрошал Олег Дмитриевич, уважительно поглядывая на лохматое черное чудовище, занимавшее большую часть кухни. - Ты как его вообще такого прокармливаешь? Он же поди жрет, как теленок!?
- Дурак ты, Дмитрич! - снисходительно хмыкал Егор Михайлович. - Чего эти телята жрут? - вопрошал он и сам себе отвечал: - Сена пучок! А мой Потап мясо уважает! А еще семки! - заржал он. - Он их за версту чует и его с катушек срывает. Он мне однажды шкаф начисто разворотил, там семушки в кармане завалялись. Так он этот шкаф неделю охаживал и так, и этак. Я думаю, ну, не иначе крысы завелись, надоть травить. В аккурат за отравой и поехал в сэску, возвращаюсь... Мать моя женщина! А ящик весь по досочкам разобран, одежда горой так аккуратно свалена, а поверх нее энтот царь горы лежит и носом в карман пинжака мово уткнулся. Как этот демон шкаф разбомбил до сих пор в ум не возьму...
В этот же час в салоне красоты "Дива Виктория" Любовь Афанасьева полировала ноготки и краем уха слушала своего мастера по маникюру.
- Любовь Георгиевна, Вам обязательно надо найти мужчину. У нас тут корпоратив намечается сегодня - я вас приглашаю! А что? Действительно приходите! Будет много достойных кандидатов, - на секунду оторвавшись от красивых, миндалевидных ноготков Любочки Афанасьевой, пропела мастер. - Такую красотку, как вы...
- Ну что ты, Вика, - улыбнулась Люба. - У вас свой мир. К тому же я знаю, что обычно все мужчины ваших профессий - другой ориентации.
- Что за чушь? - всплеснула руками Вика, настоящее имя которой было Сусанна, но хозяйка настаивала, что все мастера должны быть Викториями. - К тому же я говорю не о работниках, - слегка понизив голос, вещала она. - Будут директора, хозяева...
На этих словах она деликатно замолчала и с загадочной улыбкой Моны Лизы полюбовалась своей работой...
Далее события развивались как по сценарию.
Егор Михайлович и Олег Дмитриевич вышли охладиться на улицу, а заодно и выгулять Потапа. Любочка, напевая, выпорхнула из салона красоты, полная решимости отправиться на корпоратив и если уж не найти счастье всей своей жизни, так хоть повеселиться на славу.
Первые легкие снежинки не предвещали метели, а, наоборот, создавали предпраздничное настроение. Любаша уселась в свою Ладу Калину и направилась к ближайшему торговому центру - душа требовала новое платьишко.
Закадычные друзья притормозили у ларька с винно-табачными изделиями. Потап, видно, что-то учуял или заприметил кого, а посему, ловко выскользнув из ошейника, кинулся через дорогу, которую как раз пересекала Любочкина Лада, чуть с превышением скорости, потому что хозяйка размышляла о цвете обновки. Что ее конечно же не оправдывало.
Когда испуганная насмерть Любаша Афанасьева, замирая от ужаса содеянного, выбралась из машины, в твердой уверенности, что ее жертвой стал человек, прямо к ней, крича проклятия, уже неслись Михалыч и Дмитрич. В обеих руках которых было по бутылке пива, ими они и потрясали, как гранатами, грозясь разнести машину к "чертям собачьим" и прибить "cучkу крашенную насосавшую права и свой тарантас".
Любочке, конечно, стало обидно и за права, и за машину, и за крашеную тоже. Ибо водительское удостоверение она получила на шестой раз пересдачи, в твердом упрямстве ни за какие коврижки не покупать заветные корочки.
Блондинкой она была самой что ни на есть натуральной, с такими же светлыми бровями и ресницами, но вот их-то она, конечно, красила. И за машину до сих пор платила кредит - сама. Но все это промелькнуло за мгновение, потому что главное сейчас было то, что она сшибла человека. Тонкие каблучки разъезжались по скользкой дороге, когда Любочка подошла к пострадавшему. Им оказалась огромная собака. На удивление, облегчения Любочке это не принесло, напротив, она расстроилась еще больше.
- Чо, Михалыч? Жив? - вопрошал один из носителей пива.
- Живой вроде, но не двигается, - чуть слышно пробасил Михалыч и снова приложился ухом к лохматой груди.
- Давайте, я его в больницу отвезу, - пискнула Любочка.
- Да пошла ты... - сплюнул Михалыч.
- Чего это пошла-то? Михалыч? Пущай везет! И операцию оплачивает ежели что!
- Я оплачу, оплачу, - лепетала Любочка, начисто забыв про корпоратив и платьишко.
Загрузить Потапа в машину оказалось делом настолько трудновыполнимым, что взмокли все трое и Любаша с завистью посматривала, как друзья припали к горлышкам бутылок, жадно глотая холодный, пенистый напиток.
- А где здесь у вас больница? Его же в собачью надо? - мозги у Любочки начисто отказывались работать и она уже начала потихоньку всхлипывать, толи от жалости к себе, толи к собаке.
Оказалось, что поблизости ветеринарной клиники нет. А где она есть, знает только всемогущий навигатор. Ему и доверились. Тем временем легкие снежинки уже закружили веселый хоровод, создавая нулевую видимость. Уткин вещал "поверните направо, поверните налево...", огни города сменились какими-то просеками.
- Мы точно туда едем? - жалобно спросила Любочка, но в ответ ей раздался дружный храп.
Михалыч с Дмитричем, на стрессе отрубились и теперь, придавленные весом Потапа, храпели на всю машину, заполняя ее парами алкоголя. А еще через километр Лада Калина чихнула и, несколько раз дернувшись, встала. Значок бензобака горел давно, но Любочка начисто про него забыла.
Попробовав докричаться до пассажиров и поняв что это бесполезно, Любочка затормозила и вышла из машины, боязливо оглядываясь. Они явно были где-то за городом - вокруг высились деревья и темнота уже отвоевала у света свое место на земле. Люба отключила навигатор и попыталась дозвониться до службы спасения, отправив им свои навигационные данные. Затем она открыла заднюю дверцу и потрясла одного из друзей за плечо.
- Извините, - трясла она. - Извините...
В этот момент огромная туша Потапа передумала умирать, опрометью выпрыгнула из машины, опрокинув Любашу, и скрылась в редких деревцах. Чем думала в этот момент хрупкая блондинка в легкой шубке и ботиночках на каблуках, когда кинулась вслед за собакой в лес, утопая по колено в снегу - неизвестно. Метель уже сделала свое дело и теперь свеженанесённые сугробы искрились и пушисто манили девственной чистотой. Любочка шла по следу Потапа, изредка выкрикивая его имя, которое слышала от хозяина, но слегка перевирая его.
- Потапыч! - кричала она. - Вернись! Ко мне!
Картина, которая открылась ей через десять минут усиленных поисков, оказалась устрашающей: огромная псина грызла медведя или волка, или еще какого зверя, кровь алыми пятнами украшала белоснежное покрывало снега.
Любочка взвизгнула и... бросилась на помощь собаке.
Именно от истошного визга я и очнулся, а еще от шершавого языка, который обмуслякивал мое лицо. На тот момент, так неожиданно вылетев из беспамятства, мне предстала такая картина: меня раскопал волк и хочет сожрать. Я успел от испуга чуть намочить штаны, но тут моя рука нащупала рукоятку топора, которую я так и не отпустил, когда упал в обморок.
Я еще поборюсь за свою жизнь!
По сценарию я должен был с криком Тарзана выпрыгнуть из сугроба и сразить лютого зверя топором! Но это в кино, а в жизни мои руки одеревенели, ноги отказали, а из горла вырвалось сипло-хриплое бульканье.
Но я не сдавался и поэтому пополз, чувствуя, что я выползаю из дубленки, оставляя ее в зубах озверевшего хищника. С моего рассеченного лба капала кровь, попадая в глаза, растапливая лед на ресницах. Я полз.
Любочка, добежав до Потапа, завизжала еще громче: медведь вдруг вывалился из шкуры и теперь освежеванный полз к ней. Смеркалось с неимоверной скоростью, знаете, ведь как бывает - вот только что еще все было видно и вдруг словно выключателем щелкнули, и только снег отражал далекий свет звезд, давая возможность разглядеть неясные образы.
Я, услышав женский визг, понял, что до этого он мне не причудился и в лесу и правда каким-то образом оказалась девушка, на которую напали дикие звери и на мне теперь святая обязанность ее спасти! Собрав воедино все мои отсутствующие силы, я с рыком сделал попытку встать.
Несколько минут ранее: очнувшись от холода (Любаша выскочила из машины, не захлопнув дверь), друзья-собутыльники обнаружили отсутствие Потапа и "крашеной сучки" и логично умозаключили, что пес умер и дамочка, дабы скрыть следы преступления, заехала в лес, чтобы тут его и похоронить. Каким образом хрупкая Любаша могла утащить восьмидесятикилограммовую тушу пса - друзья в голову не брали. Зато приняли на грудь оставшиеся граммы и кинулись наказывать преступницу. К месту преступления они подбежали в тот самый момент, когда я, пошатываясь, встал.
Любочка истошно закричала: "Медведь!" И зачем-то пнула мне между ног. Михалыч и Дмитрич, которые по-пьяни имели обостренное зрение, разглядели, что девушка сразила ударом каблука человека, а значит медведь это то, что сейчас ворочалось под елкой, урча и дергаясь.
Тем временем Потап закончил с трапезой. А привлекли его, как вы уже догадались, жаренные семечки, которые я щедро сыпанул в карман "на дорожку". Так вот Потап расправился с частью моего тулупа, выгрызая оттуда желанное лакомство и радостный кинулся к хозяину, увлекая за собой мое одеяние.
Напомню, что для меня это был хищный зверь. Для Михалыча с Дмитричем - медведь, который теперь со всех ног несся к ним. Каким образом успевает в голове все так перебуровиться, что из чертова героя ты вдруг превращаешься в жалкого труса?
А может просто предательский удар по самому сокровенному сделал свое дело? Как бы то ни было, я, по прежнему сжимая топор, кинулся наутек. Дмитрич с Михалычем гарцевали впереди, унося ноги от кровожадной расправы. Так мы и выскочили на дорогу под колеса полиции: два внезапно протрезвевших алкоголика; окровавленный полураздетый, с обмоченными штанами и репутацией - я, сжимающий топор; и Потап, который уже смахнул с себя дубленку и теперь вовсю вилял хвостом. Любочку разыскал и привел полицейский. Потом она сидела на заднем сидении полицейской машины, отогреваясь чаем из термоса.
Подробности этой истории раскрылись в участке, а так как я пострадал больше всех и до слез рассмешил дежурных, то меня, в преддверии праздника, решили отпустить. Я жадно поедал глазами Любочку, с которой у нас могла случиться замечательная пара, поведи я себя немного по-другому... А Любочка вовсю флиртовала с полицейским, с которым я ее потом видел на катке...
P.S. история, рассказанная приятелем и записанная с его слов. Имена сохранены, так как не несут никакой исторической ценности.
Историю выслушала и записала для вас Алиса Атрейдас.
