Мой однокашник Алексей, проходя практику в одном очень известном в Беларуси месте, навсегда полюбил психиатрию и отдал ей уже без малого десять лет жизни. Встречаемся мы с ним редко, всё больше в мужских, далёких от медицины и армии компаниях, но один из случаев свёл-таки нас на профессиональной почве.
Утро в моей лаборатории при медроте началось как обычно. Парочка подарков с ангинами из терапии, повар с посевом на кишечные инфекции, боец с подозрением на дизентерию. Но ближе к обеду в гости заглянул капитан из второго медпункта.
- Привет. Ты случайно вечером в город не собираешься?
- Конечно, собираюсь. Живу я там, и ты это отлично знаешь. А что?
- Да надо тут пару бойцов сопроводить.
- Что же такое страшное с ними приключилось, что вы сами справиться не можете? Насморк?
- Ну вот никакого уважения к старшим по званию, - вздохнул капитан. – Понабирают «пиджаков», а они потом хамят. У бойцов похоже крыша поехала. А у нас из психиатров в части только замполит. Да и тот пьющий. Необходима консультация специалиста. Я уже по телефону договорился. Надо только отвезти.
- У тебя же в помощниках фельдшер-прапор. Неужели не справится?
- С одним конечно справится, а вот если они в разные стороны убегать начнут. Психи всё-таки. Обязательно второй сопровождающий нужен. А я никак сегодня не могу.
- Ладно, с тебя поллитра спирта и отвезу я твоих Наполеонов куда следует.
- Сто грамм, - прищурился капитан.
- Четыреста пятьдесят, - жестоко сказал я.
- На том свете тебя будут варить в отдельном котле, с твоими вонючими питательными средами.
- Так это ещё когда будет. Четыреста и ни граммом меньше.
Сошлись на трёхстах.
Вечером прапор приводит в мою лабораторию двух понурых солдатиков. Чуть ли не силой усаживаем их в машину, везём.
Бойцы всю дорогу молчат, смотрят в одну точку, чуть ли не слюни пускают.
- Вы с чего решили, что у них крыша поехала? – спрашиваю у прапора.
- Да вот этот, - фельдшер кивает на правого. – Голоса в голове слышит. Они ему приказывают на пол лечь и не двигаться. А вот этот, - показывает на левого. – Чертей зелёных в углах видит. И орёт от этого на всю казарму.
- Ну, это нормально, - пожимаю плечами я. – Ты бы с нашим замполитом поговорил. У него после недельного запоя именно такие симптомы. И ничего, живёт и служит.
- Так то замполит, - вздыхает прапор. – Он офицер, ему можно. А это – солдаты. Вы же знаете, какое у нас к солдатам нежное отношение.
- Знаю, - киваю я.
Солдаты молчат.
Приезжаем в клинику. И тут же в приёмной нам навстречу выходит Алексей.
- А поворотись–ка, сынку, - однокашник с видимым ехидством разглядывает мои блестящие звёздочки, шевроны и погоны. – Всегда знал, что у тебя склонность ко всей этой фурнитуре. В универе серёжки носил, теперь вон – звёздочки-значки. Звоночек, между прочим.
- Ты мне это прекрати, Фрейд недорезанный, - возмущаюсь я. –Между прочим профессиональную деформацию ещё никто не отменял, так что посмотрим, что с тобой через десяток лет будет. Попадёшь в палату к бывшим пациентам, я тебе так уж и быть буду по выходным виноград приносить.
- Ну ладно, ладно, - смеётся Алексей. – Показывай своих сумасшедших.
Заходим в кабинет. Алексей делает серьёзное лицо, внимательно опрашивает солдат, что-то там пишет в блокнотике. В доктора играет. Потом отводит меня в сторонку.
- Вот, что я тебе скажу, - негромко говорит он. – Требуются конечно ещё кое-какие тесты, но на первый взгляд – косят твои гренадёры. Причём грубо и неумело. Не подковались в своих диагнозах. Так капитану и скажи.
- Так что теперь, обратно везти?
- Зачем обратно. Есть у меня одна идейка. Мы данную ситуацию с твоим капитаном по телефону обсудили. Оставь солдатиков на ночь, а утром заберёшь.
- Дело ваше, - я пожимаю плечами и отправляюсь домой, к жене, ужину и телевизору.
Утром в кабинете Алексея меня встречают два совершенно здоровых солдата. Взгляды бодрые, голоса чёткие, от вчерашней апатии и бредовых идей – ни следа. Меня увидели – вскочили, вытянулись по стойке смирно. Жаждут служить, в своём поведении раскаиваются и просят походатайствовать перед командованием.
- Да ты волшебник, Алексей, - удивляюсь я. – Прямо Акопян какой-то. Как же ты умудрился так быстро солдат вылечить.
- Методики знать надо, - улыбается мозгоправ. – Есть у меня один любимый пациент. Васильев его фамилия. Половой гигант. Поймали его под женским общежитием БГУ, где этот почтенный товарищ самоудовлетворялся при виде любой проходящей мимо девушки. В какой-нибудь загнивающей Голландии на такие шалости может и внимания бы не обратили. Но у нас девушки серьёзные. На Васильева навалились толпой, избили, а потом сдали в соответствующие органы. А уж органы нам передали. Потому что в камере предварительного заключения, Васильев начал самоудовлетворяться на дежурного милиционера. С тех пор во второй палате лежит. И, несмотря на проводимое лечение, продолжает свою порочную практику. Я твоих косарей на ночь к Васильеву в палату подселил. Бедные ребята. Всю ночь не спали. Все трое. Но удовольствие, похоже, только Васильев получил. Наутро я солдатам сказал, что мест в клинике нет и во время прохождения психиатрической экспертизы, они будут вынуждены обитать в той же палате, где и ночевали. Тут ребята сломались и начали слёзно признаваться во всех грехах.
- Алексей, а ты точно психиатр? Очень уж твои методы на инквизиторские похожи.
- В нашем деле все методы хороши, - улыбнулся доктор. – Забирай солдат и езжай в часть. И если ты в следующие выходные на дачу к Николаеву не явишься, я всем расскажу, про твои склонности к блестящим бирюлькам.
- Сволочь ты, Лёша. А ещё однокашник. У Николаева же два дня коньяк пить придётся.
- А ты с собой жену возьми, - посоветовал Алексей. – Она не даст тебе окончательно упасть в грязь лицом.
Жену-то я на дачу взял. Да ведь не помогло же.
