У меня в деревне был закадычный друг Андрюшка, я вообще был жадным до нового, реалий и тонкостей деревенской жизни не знал и очень мне было все интересно, и как печь топят и как корову доят и масса других интересных вещей.
Андрюшка покуривал, таскал у отца сигареты, они висели вроде открыто, в авоське на кухне, но были безусловным табу.
Сигареты украдены, партизаны в количестве двух бойцов скрытно переместились в телятник, он был не далеко и если Андрюшку звали, можно было услышать. Закурили, голова у меня закружилась, во рту гадость, но курю вдруг понравится, сигареты отвратные "Памир", отец андрюшкин дядя
Петя, деревенский пастух, фронтовик, называл эти сигареты "нищий в горах".
Время обеда и мы забыли про все, а он что-то забыл, выгоняя телят пастись, и пошел в телятник, замерли мы оба, нрав у него был крутой и нам бы досталось... И я бросил сигарету в угол, там где мы курили всюду было полно соломы, и вторая сигарета полетела, стоим не дышим, он покопался совсем рядом с нами, что взял и ушел...
Оглянулись, а уже горит, да так занялось все разом, переглянулись и убежали в разные стороны...
Телятник сгорел дотла, огромная черная проплешина, страшная какая-то, пугающая...
Разбирательство, милиция приехала, председатель колхоза, и валят все на отца Андрюшки, курил, бросил окурок, сгорело, разгильдяй, думать же надо...
Стыдно ужасно, и как будто каждый кто тебя видит, так внимательно заглядывает тебе в глаза и они спрашивают, так тихонько...
Дима, это не ты телятник-то сжег?
У этой деревенской семьи мы брали молоко, и матушка Андрюшки увидев меня на следующий день, спросила бидон где? Дома... Сходи за ним и приходи назад...
У их дома был большой амбар, сено там запасали на зиму, я вернулся, поставь бидон и крышку у него сними, и иди сюда поможешь мне и Адрюшка тут в амбаре, ты же его искал.
Зашел, и все понял, Андрюшка белый стоит, молча и смотрит на меня...
Дверку прикрыла засовом, и взяла веревку, толстая веревка такая, сено ей перетягивают когда на телеге везут...
И отходила нас этой веревкой, молча без истерики и криков, пустых слов и визгов, мы не прятались и не закрывались, досталось нам крепко, по настоящему, синяки сошли через месяц, черная спина была.
Бросила веревку, села где стояла, голову обняла руками, и стала говорить, вот тем самым тихим голосом, плакала и говорила, что дядю Петю посадят в тюрьму, у меня 12 детей, как мы будем жить?
И конечно не все были маленькие, но что что такое в деревне без мужика, я своим мозгом понимал очень хорошо, видел как и чем они живут, а я теперь понимаю, что это была реальность, телятник на 120 голов, сгорел дотла.
Она ушла, а мы молча просидели до вечера...
Историю эту, как-то замяли, отец Андрюшки вернулся, все выдохнули...
Бабушка моя плакала не переставая, пока он не вернулся...
Я сидел дома и не выходил, мне надо было, надо было самому, мне надо было увидеть дядю Петю, я не мог носить это в себе.
Я знал, где вечером он пойдет с работы один, мне не было страшно, но я решил сесть так чтобы он меня увидел издалека, там дорога и дом, где мы жили, крайний в деревне.
Я взял табуретку и сел у края дороги, стал ждать... Я его сразу увидел, и он меня, он медленно шел, устал. Я встал и подошел к нему, не могу смотреть ему в глаза, стою и молчу, и он молчит, лучше бы он ударил меня или заорал, рассказал что я плохой и место мне в тюрьме...
Дядя Петя прости меня... Он просто руку мне положил на плечо... Ладно,
Митяй...
Пошли со мной, я скоро на пасеку пойду, ты на пасеке-то был? Уголек готовить надо, струмент и одежу опять же, думать-то надо завсегда, чо и как делать будешь, а то пчел обидишь, а они накусают.
Я запомнил на всю жизнь, думать надо всегда, что и как делаешь, не думая, что делаешь, бьешь наотмашь всех кто рядом с тобой, за любую твою глупость и трусость, кто-то обязательно заплатит, и только потому, что ты не взял за труд подумать, чем все может кончится.