Как-то царь Николай, возвращаясь из Сената, свернул на Исаакиевскую площадь и увидел: со стороны Гороховой улицы на площадь въезжает похоронная повозка. На крышке гроба — Форменная чиновничья фуражка, а за повозкой следует одна-единственная старуха. Приказав кучеру подъехать к убогой процессии, император спросил:
— Кого хоронишь, любезная?
— Хозяина своего, батюшка-государь, — оправившись от первоначальной оторопи, ответила бабка.
— А кем он был?
— Да в департаменте двадцать пять лет служил.
— А что же ты одна? Где его родные, друзья?
— Да откуда же им взяться? Родных давно Бог прибрал, а какие друзья у сирого бедняка? Еще пока служил, захаживали, а отставной — кому он нужен?
— Ну что ж, — сказал император. — Коли человек двадцать пять лет прослужил России и мне, а его и в последний путь проводить некому, то это должен сделать я. И приказал кучеру ехать вслед за гробом.
Вскоре петербуржцы стали очевидцами небывалого зрелища: за гробом идет старуха, за ней — императорская коляска, а далее — множество экипажей, в них — сенаторы, камергеры царского двора, гвардейские офицеры и генералы, цвет аристократического Петербурга.
Когда процессия через Николаевский ( ныне — Лейтенанта Шмидта) мост достигла Васи-веского острова, Николай заявил:
— Господа, я занят и должен уехать. Надеюсь, что вы проводите усопшего к месту его вечного упокоения.
Процессия проследовала на Смоленское кладбище, и больше никто ее не покинул.
