Понятие извращения, или перверсии, в сексе — целиком продукт морализаторства, уверен психолог Джесси Беринг. В книге «Я, ты, он, она и другие извращенцы» Беринг объясняет почему.
Удивительно, что эта книга, во-первых, издана в России, а во-вторых, ее до сих пор не сжигают публично. Очень уж ее основные идеи противоречат духовным скрепам: нормы в сексе не существует, ориентацию не выбирают, а единственный критерий оценки девиаций, который следует принимать в расчет, — наличие или отсутствие вреда для субъектов, а не оскорбленные чувства общественности.
Автор, психолог Джесси Беринг, задорно описывает перверсии вплоть до самых причудливых, объясняет их возникновение с позиций эволюционной биологии, рассказывает об исторических предпосылках устоявшихся «моральных норм», много шутит и приводит результаты интереснейших исследований о сексе. На первых же страницах Джесси Беринг признается, что его главная миссия — избавить людей от стыда за свои «аморальные» желания, призвать оценивать секс с точки зрения науки и здравого смысла, а не сомнительных «моральных норм», и «уничтожить это чумное гнездо страха и невежества ради познания любвеобильной души нашего биологического вида». Психолог справедливо замечает, что само понятие перверсии — целиком продукт морализаторства, и если снять с него моральный груз, сексуальная девиация будет выглядеть просто статистическим фактом, не вполне соответствующим среднему показателю. Единственное, что имеет значение, — причиняет ли девиация вред, но и это должно оцениваться с позиции сторон, а не «испытывающих отвращение наблюдателей».
«Исследования показывают, что в европейской истории эротизация женской стопы предсказуемо повышалась, когда начиналась эпидемия венерических заболеваний, а когда эпидемия проходила — столь же предсказуемо снижалась. Возможно, если в далеком прошлом вспышки болезни случались достаточно часто, то люди, способные стать сексуальными парциалистами на время эпидемии, приобретали эволюционное преимущество перед теми, кто концентрировал внимание на более опасных частях тела».
По данным исследований, которые приводит автор книги, большинство девиаций оказываются сугубо «мужскими»: доля разделяющих их женщин ничтожно мала. Впрочем, до сравнительно недавнего времени европейским женщинам было небезопасно проявлять интерес даже к обычному сексу. Беринг рассказывает, как при Людовике XIII врачи нередко ставили дамам диагноз «бешенство матки» (и уверяли, что со временем оно приводит «к истинному и полному сумасшествию»). В викторианскую эпоху терминология поменялось — демонстрацию женщиной полового влечения стали называть нимфоманией (четких критериев не было, но «обычно хватало и того, что у женщины прощупывался пульс»).
Американские врачи всерьез назначали лечение от мастурбации и как ни в чем не бывало записывали в журнал наблюдений, что «если пациентка будет продолжать потворствовать этой привычке, вероятно, придется отправить ее в дом умалишенных» (автор этих строк, кстати, впоследствии стал президентом Американской медицинской ассоциации). Английские журналисты инструктировали читателей, как выделить нимфоманку среди «нормальных» женщин. В самых безнадежных случаях практиковалось удаление клитора, причем встревоженные родители нередко приводили на такие операции застуканных за мастурбацией дочерей-подростков. Одним словом, Лондон и Нью-Йорк начала XX века в этом смысле недалеко ушли от африканских поселений.
«Примеры ошибочной логики встречаются даже в аргументах некоторых эволюционных биологов-атеистов. Внося свою лепту в дискуссию о матримониальных и прочих правах геев, многие ученые с удовольствием отмечают, что гомосексуальное поведение наблюдается и у других биологических видов. Но этот прием в корне ошибочен, потому что параллельно вызывает осуждение тех, чья сексуальная ориентация не имеет аналогов в животном мире. Неужели мы, люди, настолько сбились с пути в дремучем лесу этики, что ищем одобрения у обезьян, речных раков и пингвинов?»
Зоофил, гори
«…В XVII веке в Новой Англии главными злодеями считались мужчины — сообщники дьявола, оплодотворявшие домашний скот. Поселенцы заимствовали эту идею у Фомы Аквинского, который назвал существо, рожденное животным от человека, продигием. Согласно Фоме Аквинскому, продигии могли появиться также в результате секса с атеистами, но в те времена в колониях было больше свиней, чем атеистов.
Массовая истерия достигла пика в 1642 году, когда состоялся суд над 16-летним Томасом Грейнджером. Перевозбужденного подростка обвинили в том, что он допускал непозволительные вольности по отношению к целому ряду животных, а именно „кобыле, корове, двум козам, пяти овцам, двум телятам и индюшке“. У благонамеренных судей не было сомнений, что мальчишку надо отправить на костер, но вопрос заключался в том, каких именно овец он осквернил и которых из них следует умертвить: если бы казнили не ту овцу, остался бы ужасный риск рождения блеющего монстра с копытами. Так что в ряд выставили всех жертв Грейнджера. Дрожащей рукой мальчик указал на пятерых; в протоколе сказано, что животных „убили в его присутствии согласно закону — Левит 20, и сам он после этого был казнен“».
Это был далеко не единственный подобный процесс, «однако в XVIII веке в Европе произошло кое-что важное. Французского крестьянина осудили за то, что он занимался сексом с ослицей. У него, несомненно, не было шансов, поскольку он совокуплялся с животным, но главным отличием этого дела от прежних стало то, что ослицу решили не казнить. Местные жители так любили ослицу, что затеяли ради нее отдельный процесс. Там свидетели подтвердили, что она никогда не проявляла склонности к промискуитету. Еще до суда ослице было выдано свидетельство, удостоверяющее ее репутацию. Документ был подписан приходским священником, и этого оказалось достаточно, чтобы убедить суд оправдать животное. Этот процесс обозначил момент, когда люди подвергли сомнению резонность наказания, требуемого Библией. Конечно, человека сожгли заживо. Но первый шаг был сделан».
Здесь автор вступает на тонкий лед: он отважно предлагает пересмотреть отношение к самой табуированной теме в современном западном обществе. Тему педофилии действительно сложно обсуждать без страха и отвращения: даже ученые не всегда могут удержаться от моральных оценок. Но, заявляет Беринг, есть объективная научная реальность, и ради всеобщего психического здоровья следует внимательно ее рассмотреть.
Как ни неприятно это признавать, но исследования свидетельствуют, что люди не выбирают возрастную эротическую ориентацию, как не выбирают, быть ли гетеросексуалом или геем. Наши предпочтения либо определены еще в материнской утробе, либо формируются в первые годы жизни. «Вот суровая реальность: так же, как ребенок может быть гомосексуалом, он может быть и фетишистом, садистом и даже, как ни странно, педофилом (хотя это станет очевидным только с годами)».
Впоследствии эти предпочтения практически не меняются. Взрослые не вызывают у педофила сексуальных реакций, и убеждать его в обратном — все равно что уверять мужчину-гетеросексуала, что ему очень понравится анальный секс с мужчиной. Разумеется, при этом большинство потенциальных педофилов прекрасно осознают антисоциальность своих желаний и не предпринимают никаких попыток воплотить их в реальности (поэтому Беринг настаивает, что нужно строго разделять желания и действия — осуждению подлежит только второе).
Очень важно, чтобы общество поняло, что педофилия — не сознательное противоправное желание взрослого и человек его не выбирает, считает Беринг. Такой подход позволил бы продумать социально приемлемые способы предотвращения вреда и тем самым обезопасил бы потенциальных жертв. А вот нынешняя атмосфера паранойи и ненависти увеличивает риски, давая потенциальным преступникам мотивы оправдать и рационализировать любой вред, который они могут нанести.
В целом, мысль о том, что люди не выбирают сексуальные предпочтения сознательно из-за «распущенности» или «моды», верна почти для всех перверсий (кто не верит, пусть попробует «сознательно» почувствовать влечение, например, к коню или неодушевленному предмету). Да и кто по доброй воле выбрал бы необходимость всю жизнь скрывать свою истинную природу?
«Предлагаю вам эксперимент, — пишет по этому поводу Беринг. — Представьте, что вы стали участником программы защиты свидетелей и вам жизненно понадобился новый образ — гомосексуала. Ради вашей собственной безопасности вы должны убедить всех, что вы гей. Только не переусердствуйте, это вас выдаст. Придерживайтесь стереотипов, но не слишком, и не расслабляйтесь ни на минуту, потому что некоторые могут попытаться вывести вас на чистую воду, изображая, что „понимают“ вас. Следите за своими словами, взглядом, за тем, чем вы занимаетесь в свободное время и с кем вас видят, но будьте бдительны: ни одна душа не должна узнать, что вы гетеросексуал. Что бы вы ни делали, не будьте собой». Не слишком привлекательный сценарий, правда?
Так что автор предлагает отказаться от негативных стереотипов, «сбросить с себя тяжелый наряд сексуальной „нормальности“ и жить в своем истинном обличье: до тех пор, пока наши желания не причиняют никому вреда, они не аморальны.
