Введение самого понятия «русофобия» в юридическую практику давно напрашивалось – и соответствует ожиданиям значительной части общества. Это своего рода поворотный момент, потому что до сих пор преследования и унижение национального достоинства, дискредитация национальных традиций касались какого угодно народа, только не русского. На федеральном портале правовых актов появился проект указа президента о новой стратегии по борьбе с экстремизмом. Документ подготовлен МВД России. Предполагается, что он заменит текущую программу, разработанную до 2025 года. При этом правовое определение понятия «русофобия» предлагается впервые – в частности, этим и интересен проект. Согласно документу, русофобия – это «неприязненное, предвзятое, враждебное отношение к гражданам России, к русскому языку и культуре, выражающееся в том числе в агрессивных настроениях и действиях со стороны отдельных представителей и политических сил, а также дискриминационных действиях со стороны властей недружественных России государств». Введение самого этого понятия в юридическую практику давно напрашивалось – и соответствует ожиданиям значительной части общества. О необходимости правовой ответственности за русофобию говорил, в частности, глава Совета при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека Валерий Фадеев, а вслед за ним – многие политики и общественные деятели. Предложенная формулировка – несмотря на ее относительную расплывчатость – своего рода поворотный момент, потому что до сих пор преследования и унижение национального достоинства, дискредитация национальных традиций касались какого угодно народа, только не русского. Господствовало убеждение, что русские, составляющие в России большинство, не нуждаются в защите. У такого взгляда – богатая традиция, вытекающая из советского наследия. Не будем забывать, что СССР тоже был «левым проектом», и у нас была своя борьба за права меньшинств. Она базировалась на провозглашенной еще Лениным необходимости противостоять «русскому великодержавному шовинизму». Противостояние шло успешно и достигало порой самых неожиданных и парадоксальных результатов – и в государственной политике, и в общественном сознании. Когда в 1970-х годах академик Игорь Шафаревич впервые описал «русофобию» как опасное общественное явление и ввел понятие о ней в широкую общественную дискуссию, его концепция была воспринята в антисоветском и антигосударственном контексте. А чисто оборонительные слова Виктора Астафьева в его знаменитой переписке с историком Эйдельманом о том, что «мы сами прокомментируем Достоевского и Толстого», были прочитаны как невиданный образец русского шовинизма, антисемитизма и ксенофобский выпад. Теперь мы имеем далекие и очень серьезные политические последствия этой застарелой тенденции. На фоне судьбоносных испытаний, которые выпали на долю нашей страны, русские люди оказались как бы в тройном кольце русофобии. Первое – русофобия извне, которая становится центром пропаганды прямого противника. Тут вроде бы удивляться нечему. Пропаганда есть пропаганда, на войне как на войне. Второе – то, которое старательно строят эмигранты/релоканты, взявшие курс на развал России и соответственно ненавидящие всё русское, тем более связанное с государством, миссией державы и народа, национальными традициями и даже языком: от Достоевского до Ивана Грозного, от былин и сказок до традиций класть земные поклоны. В своем рвении эти наши бывшие соотечественники порой готовы перещеголять даже прямых врагов из числа иноземцев. У эмигрантов и релокантов – ненавидящих всё русское и саму Россию – вполне себе есть единомышленники и внутри страны, ими полнится и вдохновляется так называемая пятая колонна. И наконец, третье кольцо русофобии связано с самым сложным для многонациональной России национальным вопросом. Надо понимать, что речь тут идет не только о мигрантах и тем более о незаконной миграции со всеми присущими ей проблемами, резко обострившимися в последнее время. Русофобия живет во многих национальных диаспорах, особенно в крупных городах. Возникающие в их среде субкультуры распространяют и культивируют различные мнения и предубеждения, направленные на обострение антирусских настроений. Бесчинства молодежных группировок при молчаливой поддержке старших – далеко не самые опасные последствия подобного, относительно широко распространенного умонастроения. И государство не может закрывать глаза на эти серьезные и далеко уводящие процессы. ... Но всегда, когда речь идет о внедрении тех или иных понятий, тем более таких сложных, как русофобия, в правовую практику, встает острый вопрос о злоупотреблении. Одно дело – политическая борьба и борьба в области культуры, и совсем другое – административное или уголовное преследование. Без строгого разграничения первого, второго и третьего результат окажется обратным ожидаемому. Избыточное давление может не гасить, а только возбуждать ксенофобию самого разного рода, тем более что национальное предубеждение, особенно в ситуации острого конфликта – одно из самых глубоких и древних чувств. В нашем случае несколько известных юристов уже заявили, что новый проект не несет рисков произвольного применения нового определения, так как «конкретные противоправные действия, за которые наступает уголовная ответственность, приведены в виде ссылок на понятия, закрепленные в федеральных законах». Но всё равно хочется надеяться на известную сдержанность и осторожность на границах идейной полемики и правовой практики. Тем более к институту экспертизы в том виде, как он сложился в нашей стране, существует много вопросов. При этом никто не может отнять у русских и России желания и права защитить свою традицию, культуру и просто безопасность в условиях крайнего внешнего давления, под которым мы оказались. Андрей Полонский
