Одна из самых блестящих женщин пушкинской эпохи Зинаида Волконская — красавица, светская львица, обладательница оперного голоса. Еще она писала музыку, стихи и неплохо рисовала. Впрочем, ее собственные сочинения сегодня никто не помнит, зато строки, посвященные ей разными авторами, вошли в историю русской литературы. Ко дню рождения Волконской вспоминаем ее почитателей и их посвящения вместе с Софьей Багдасаровой.
Один из немногих случаев, когда стихи посвящены не Зинаиде Волконской, а наоборот. Император питал к ней глубокую симпатию. При дворе в Петербурге княгиня Волконская занимала высокое положение, а когда после 1812 года она поселилась за границей, то продолжала блистать в обществе, тем более что Александр I любил бывать у нее в Париже, а также во время конгрессов в Вене и Вероне.
Сохранились письма императора Александра I к прекрасной Зинаиде. Он пишет ей, в частности, «горю нетерпением, княгиня, пасть к стопам вашим; вчера я уже жаждал этого счастия», сообщает о ситуации на фронте во время Заграничных походов 1813 года и как-то пренебрежительно называет ее мужа «обыкновенным курьером», посылая с ним письма. Увлечение Волконской театром не одобрял, пока на Веронском конгрессе она не сделала ему сюрприз — сыграла в его любимой опере «Мельничиха» Джованни Паизиелло.
Когда император скончался, ее друг Иван Козлов утешал ее в письмах: «Я много о Вас думал все это время, я знаю, какого друга Вы лично потеряли в нем и в какой мере эта утрата Вам тягостна». Позже Волконская написала кантату памяти Александра и сама сочинила на нее музыку, а также собрала свидетельства очевидцев его смерти и написала о ней «Записки».
Московский салон Зинаида Волконская держала с 1824 по 1829 год. Затем она решила покинуть Россию и поселиться в Италии. Постоянный посетитель ее салона на Тверской Евгений Боратынский, считавшийся одним из лучших поэтов своего времени, написал на ее отъезд стихи, исполненные грусти и легкой зависти:
Из царства виста и зимы,
Где под управой их двоякой,
И атмосферу и умы
Сжимает холод одинакой,
Где жизнь какой-то тяжкий сон,
Она спешит на юг прекрасный,
Под Авзонийский небосклон
Одушевленный, сладострастный…
Для «архивного юноши» поэта Веневитинова она была главной и безответной любовью жизни. Он посвятил ей множество стихотворений (в том числе «К моей богине», «Кинжал», «Завещание», «Италия», «Элегия», «Три розы») и даже водевиль по случаю ее именин «Нежданный праздник».
Волшебница! Как сладко пела ты
Про дивную страну очарованья,
Про жаркую отчизну красоты!
Как я любил твои воспоминанья,
Как жадно я внимал словам твоим
И как мечтал о крае неизвестном!
Трогательна история стихотворения «К моему перстню»: перед отъездом красавица подарила поклоннику античный перстень, найденный ею при посещении помпейских раскопок. Он прикрепил его к цепочке и поклялся, что наденет на палец только перед свадьбой или смертью. В 21 год он сильно простудился, впал в забытье, метался в бреду. Его друг поэт Алексей Хомяков вспомнил просьбу Веневитинова и стал надевать умирающему кольцо на руку. Тот очнулся и спросил: «Разве меня венчают?» Похоронили Веневитинова с этим украшением, но когда в советское время разрушили Симонов монастырь, его останки перенесли на Новодевичье кладбище. А перстень попал в экспозицию Литературного музея.
Князь Вяземский весьма любил салон Волконской, однако стихов, посвященных ей, не оставил — не считая «Куплетов на день рождения» 1828 года (ей, между прочим, тогда исполнялось 39 лет). Это длинное шутливое стихотворение он сочинил совместно с Боратынским, Шевыревым, Павловым и Киреевским: «Земли небесный поселенец, / Росла пленительно она…».
Писатель-карамзинист Иванчин-Писарев — еще один частый гость московского салона Зинаиды Волконской. Как-то в ее доме был устроен маскарад, где она была наряжена Жанной д'Арк (кстати, про воительницу она сочинила целую оперу), а Иванчин-Писарев был Генрихом IV Наваррским. После праздника он вписал в ее альбом стихи:
Вчера и взору вы представили весь мир:
Все века, все страны, от Финна до Китая,
Украсили ваш пир.
Там щурился Калмык пред гордостью испанской;
Танкред, дервиш, гусар, жидовка, господарь,
Все забавлялись там; и добрый нежный царь
Благоговел пред Девой Орлеанской!..
В ответ дама в альбоме начертала: «Ваши стихи очаровательны и достойны галантности Генриха IV». Иванчин-Писарев также стал автором послания «Твой голос, некогда восторгом вдохновенный…»
Даже мрачный философ Киреевский стал писать стихи благодаря Волконской. Говорят (немного, правда, преувеличивая), что это единственное сочиненное им стихотворение в жизни.
Средь жизни холодной, средь жизни пустой,
Средь мертвого круга вседневныя прозы,
Как сон, как поэта живая мечта,
Отрадно явилась она предо мною.
Облик прекрасной княгини — золотые волосы и глаза «цвета цейлонского сапфира» поразили поэта Козлова. Именно такой он запомнил ее — незадолго до того, как ослеп. Зинаиду Волконскую и ее великолепное контральто он продолжал воспевать и долгие годы после утраты зрения, потеряв возможность ходить из-за паралича.
…О, помню я, каким огнем
Сияли очи голубые,
Как на челе ее младом
Вилися кудри золотые!
И помню звук ее речей,
Как помнят чувство дорогое;
Он слышится в душе моей,
В нем было что-то неземное.
Волконской он посвятил свое переложение на современный язык «Плача Ярославны», которое получило большую известность. Зинаида обменивалась с ним стихотворными посланиями: «Ты арфа страданья, / Ты арфа терпенья, / Ты арфа с душой!», на что он отвечал: «Я арфа тревоги, ты арфа любви / И радости мирной, небесной…» Этому поклоннику из Помпей княгиня прислала чашечку из лавы Везувия. Козлов тоже считал подарок талисманом — и тоже хранил до самой смерти.
Польский изгнанник проводил в московском салоне Волконской множество вечеров, очарованный и хозяйкой, и окружавшими ее музыкантами и литераторами. В один из вечеров Мицкевич сымпровизировал стихотворение «Греческая комната», посвященное зале, недавно отделанной княгиней в античном духе — со статуэтками, этрусскими вазами и т.п. Существует одновременно польский текст стихотворения и авторский перевод на французский — чтобы быть понятым прекрасной читательницей (русский перевод позже выполнил Владимир Бенедиктов).
В потёмках попирал стопою я несмелой
Гебеновый паркет. Она, в одежде белой,
Передо мной идёт; и я за ней слежу:
Как звёздочка она ведёт меня… Вхожу…
Вяземский, которому довелось слушать импровизации Мицкевича, говорил, что в этот момент ощущалось «огнедышащее извержение поэзии». А французский сонет, который Мицкевич написал Волконской («О, поэзия! В тебе нет искусства живописи…»), видимо, вдохновил пушкинские стихи «Что в имени тебе моем…», посвященные полячке Каролине Собаньской.
Поэт Андрей Муравьев вошел в историю русской литературы как «бельведерский Митрофан» — его обозвал так в эпиграмме Пушкин, поскольку тот разбил во дворце Волконской статую Аполлона и попытался загладить свою вину стихотворением на пьедестале. (Кстати, Боратынский по случаю той же аварии написал на Муравьева эпиграмму «Убог умом, но не убог задором».)
Сам Муравьев княгине посвящал торжественные стихи в «славянском духе», например «Певец и Ольга» — о святой киевской княгине.
…В ней варяжская кровь моих светлых князей,
Ольга спящая — вновь пробудилася в ней!
Ее стан величав, как сосна на холме...
Кудри спят на плечах снеговой белизны,
Цвет лазурный в очах — Белозерской волны…
Волконская (урожденная Белосельская-Белозерская) гордилась своим происхождением от Рюрика, то есть от Ольги, и написала посвященную той поэму. Любопытно, что в семье ее отца хранилась «икона Ольги», будто бы написанная живописцем императора Константина Багрянородного, а когда картина попала в Эрмитаж, ученые выяснили, что это «Мария Магдалина» нидерландца XVI века Квентина Массейса.
А археолог-любитель, историк и обер-прокурор Святейшего Синода, глядя на княгиню, вспомнил миф о Суде Париса.
Я не завидую Париду:
На трех богинь взирать он мог: —
Одну я видел Зенеиду —
И весь Олимп у милых ног!
Поэту Николаю Павлову, мужу писательницы Каролины Павловой, не повезло — и имя, и фамилия у него совершенно незапоминающиеся. А стихи, посвященные Зинаиде Волконской, между прочим — одни из самых лучших. Вот строки из его куплетов про ее салон: «Гремела вам толпа живая, / И взорам виделось моим, / Как наша тихая Тверская / Перерождалась в звучный Рим».
Разумеется, он тоже сочинил прощальные стихи на отъезд ее из Москвы в Италию:
…Там ей и быть, где солнца луч теплее,
Где так роскошны небеса,
Где человек с искусствами дружнее
И где так звучны голоса!
Пушкину принадлежит самый известный поэтический эпитет, относящийся к Зинаиде Волконской: «Царица муз и красоты». Это строка из послания «Среди рассеянной Москвы…» при посылке ей поэмы «Цыганы». Удивительно, но больше посвящений ей в его творчестве нет — да, Зинаида Волконская оказалась одной из немногих великосветских красавиц, в которых Пушкин не влюбился.
Славянофил Хомяков (тот самый, надевавший помпейское кольцо Веневитинову) посвятил стихотворение сценическому и вокальному дару княгини:
Чело сияло вдохновеньем,
Глаза сверкали, глас гремел,
И в прахе с трепетным волненьем
Пред ней народ благоговел.
Игру Волконской хвалили не только литераторы: и знаменитая актриса мадемуазель Марс говорила о ней: «Жаль, что такой сценический талант достался на долю даме из большого света».
Один из самых энергичных московских издателей, поэт-сентименталист Петр Шаликов стал «крестным отцом» Зинаиды Волконской в ее литературной деятельности. (Кстати, сочинять по-русски она стала только после переезда в Москву.) Как пишет в своем увлекательном исследовании «Московский литературный салон кн. Зинаиды Волконской» Наталья Сайкина, именно Шаликов старался сделать из княгини «русскую Коринну» (легендарная древнегреческая поэтесса). Он печатал в своих журналах ее стихи и прозу, заказывал переводы ее французских сочинений, а также написал в ее честь множество стихотворений с заглавиями вроде «К княгине Волконской, приславшей мне предыдущие стихи» или «На избрание Княгини Зенеиды Александровны Волконской в Почетные Члены исторического Общества».
А вот молодой Шевырев в 1829 году, когда Зинаида Волконская решила оставить Москву, написал стихотворение совершенно не грустное: «К Риму древнему взывает / Златоглавая Москва / И любовью окрыляет / Хладом сжатые слова». Может быть, потому что она захватила его с собой в Италию в качестве воспитателя своего сына? За границей он посвятит ей еще одно стихотворение — «Русский соловей в Риме».
…Тибр и шумная дубрава
Сочетали дружный глас:
«Соловей, России слава!
Пой нам песни, радуй нас»…
В Италии Зинаида Волконская проживет еще тридцать с лишним лет (причем часть из них — в Палаццо Поли у знаменитого фонтана Треви) и скончается в возрасте 72 лет.
