Накануне 55-летия известный актер рассказал о своей бурной молодости, отчислении из Щукинского училища, съемках в «Гардемаринах», которые сперва провалились в прокате, странностях мужской дружбы, о том, что всегда пользовался успехом у девушек, но за что они любят, для него по-прежнему загадка.
Ровно 30 лет назад вышел в прокат культовый фильм Светланы Дружининой «Гардемарины, вперед!», и его главные герои ворвались на наши телеэкраны на полном скаку.
Это была лихая кавалерийская атака — шпагами, песнями и чертовски обаятельными улыбками троица проложила себе путь к головокружительному успеху. Невероятно, но факт: после премьеры картины журнал «Советский экран» опубликовал рейтинг, где «гардемарины» Дмитрий Харатьян и Сергей Жигунов занимали, соответственно, первое и второе места, а гениальный Иннокентий Смоктуновский — 103-е. Тогда-то мой собеседник впервые отчетливо осознал: к диапазону актерского дарования рейтинг никакого отношения не имеет, популярность и масштаб творческой личности — это разные вещи.
Как бы там ни было, казалось, что их актерская карьера сделана, но СССР развалился, а вместе с ним приказал долго жить и советский кинематограф...
Среди «гардемаринов» Сергей, пожалуй, был самым дерзким, авантюрным, всегда готовым идти наперекор правилам и авторитетам. Достаточно сказать, что к тому времени он имел впечатляющий бунтарский список: его выгоняли из музыкальной школы, отправляли после восьмого класса в ПТУ, отчисляли из театрального училища за профнепригодность, а потом, влепив по актерскому мастерству тройку, два года не отдавали диплом. Словом, справляться с форс-мажорными обстоятельствами он научился рано и, пока другие актеры обреченно ждали лучших времен, отважно перемахнул из седла в продюсерское кресло. Если современной терминологией воспользоваться, свою сумасшедшую популярность Жигунов капитализировал, и, между прочим, стал очень жестким и прагматичным продюсером.
С тех пор он весьма плодотворно совмещает несколько профессий: на сегодня успел сыграть в полусотне фильмов, на его продюсерском счету более двух десятков картин, а новых «Трех мушкетеров», о которых давно и страстно мечтал, Сергей снял как режиссер — кстати, в качестве актера он зарабатывал гораздо больше. Впрочем, в любой ипостаси Жигунов остается романтиком, для которого деньги — не главное: не случайно в спродюсированном им фильме «Принцесса на бобах» он снимался вообще бесплатно — просто отказался от гонорара в пользу привезенной из Франции Елены Сафоновой.
Сегодня у него есть все, о чем в киношных кругах можно только мечтать, его безошибочно узнают даже те, кто не смотрит российское кино, предпочитая голливудское. Что интересно, нынешней популярностью, перед которой померкла прежняя, гардемариновская, Сергей обязан роли продюсера Максима Шаталина в ситкоме «Моя прекрасная няня» и последовавшему за ней роману с Анастасией Заворотнюк.
Утонченный, обходительный, галантный, умеющий делать комплименты, он всегда нравился женщинам и, по слухам, отличался любвеобильностью, однако о его многочисленных увлечениях никто не говорил, их не афишировали, а тут... Пара Заворотнюк — Жигунов не сходила со страниц газет и журналов, публика взахлеб обсуждала пикантные подробности их взаимоотношений, разводов, измен, а еще до одури спорила: настоящий ли это роман или толково придуманный и грамотно исполненный пиар?
Расставание было таким же скандальным, как и история их любви, — Сергей остался со сломанной ногой (получил травму на шоу «Ледниковый период», куда последовал за ветреной Анастасией), разбитым сердцем и уязвленным мужским самолюбием, тем не менее, сцепив зубы, на назойливые вопросы о пережитом отвечает. Что ж, дело прежде всего. Успешный продюсер Жигунов усвоил главное правило современного кино: если у звезд случился роман (неважно, со счастливым исходом или нет), его всегда надо переводить в пиар — это обязательно в грядущих проектах поможет, а зашкаливающие эмоции, слезы, обиды... Их лучше для съемочной площадки оставить — искусство и рыночные реалии, как известно, требуют жертв.
«Хороший был парень Дато — видно, в тот момент, когда он мне руку проткнул, заражение и получилось»
— Смотрю я на вас — известного актера и режиссера, преуспевающего продюсера — и думаю, что таким респектабельным выглядели вы не всегда, иначе бы в студенческие годы из Щукинского училища вас не отчислили: оттуда все-таки редко кого-то выгоняли. Почему это произошло?
— Видимо, я был не самым дисциплинированным студентом, поэтому проблемы с посещаемостью возникли... Давно это было, я уже могу чего-то не помнить, но формально за несдачу зачета выгнали.
— По истории КПСС?
— Н-е-ет, по сценбою и фехтованию. У меня травма была — можно сказать, сквозное ранение, полученное на съемках в Грузии, рожистое воспаление правого предплечья началось. Такая дырка в руке образовалась...
— Прямо дырка?
— Ну, рожистое воспаление — неприятная штука. Ел я тогда плохо, заживало это медленно, рана кровоточила, повязка, наложенная на нее, натирала, и, действительно фехтовать правой рукой уже не мог. Обидно, что не на съемочной площадке это увечье получил — с парнем подрался, который бронзовым призером Грузии по шпаге был: так получилось.
— Из-за девушки?
— Ну почему — в спортивном бою. Хороший был парень Дато — видно, в тот момент, когда он мне руку проткнул, заражение и получилось. В общем, я болел, и меня под это дело списали, но, конечно, при моей страсти к фехтованию отчисление за незачет по нему выглядело, мягко говоря, странно — думаю, что причины все-таки в другом были.
Оценивать нам себя трудно — со стороны посмотреть и понять, как ты в глазах окружающих выглядишь, невозможно. С возрастом какие-то критерии появляются, а в молодые годы вообще не понимаю, каким был, — скорее всего, все-таки было за что меня выгонять, поэтому никаких претензий к «Щуке» я не имею.
— Они хоть об этом решении потом пожалели?
— Кто они?
— Ректор, декан...
— Ну а чего им? Потом, правда, через год, обратно взяли, и я им за это очень признателен.
— Вспоминая сейчас картину «Гардемарины, вперед!» и ее продолжение «Виват, гардемарины!», я о роли внешних данных в кинематографе думаю — для мужчины внешность важна?
— Ну, в таком кино очень — как и глаза.
— А красивым актеру быть нужно?
— Для каких-то ролей — да, а вообще — нет.
— И некрасивому работа найдется?
— Кино, во-первых, разное бывает, а во-вторых, в жанровых фильмах то, как артист выглядит, важно, а вот в каком-то авторском кино решающее значение уровень актерского мастерства имеет.
— В ту пору, когда в «Гардемаринах» снимались, вам ваша внешность нравилась?
— Да я как-то не очень об этом и думал.
— Девушки любили...
— Любили, да.
— А за что, говорили?
— А я песни им пел...
— То есть за серенады?
— Наверное. Для меня до сих пор остается загадкой, за что девушки любят, поэтому...
— «Зрителям я хотел сказать, — вы тогда признались, — «Ребята, вот они, настоящие мужики, какие». Пусть хотят быть такими, как герои Коли Караченцова, а не Юры Шатунова». Те из читателей, кстати, кому сегодня 20, этого солиста суперпопулярной группы «Ласковый май», наверное, и не знают...
— Ну, видимо, на тот момент это было актуально.
«Девушки меня воровали»
— По официальным данным, премьеру первых «Гардемаринов» 87 процентов населения СССР посмотрели — после этого жуткая популярность на вас свалилась. Физическое ее ощущение вы помните?
— Картина в 1988 году вышла, и как будто кирпич в воду бросили — вообще ничего, ноль! Как-то все всколыхнулось легонько, несколько писем пришло... Да, еще портрет на обложку журнала «Советский экран» поместили, что по тем временам...
— ...равносильно ордену было...
— Даже не знаю — сейчас аналога нет, потому что на фоне 200 фильмов, которые в год раньше снимались, попасть в этом возрасте на обложку «Экрана» было невозможно, исключено!
В общем, никакой реакции — тишина. Фильм на новогодние праздники показали: 1, 2 и 3 января — две серии, причем в прайм-тайм, в восемь вечера, но народ так, видимо, пил... Я даже расстроился — не то чтобы сильно, но как-то другого ожидал... Уже готовую ленту на «Мосфильме» я видел и понимал, что это выстрел, но он в пустоту прозвучал, и полтора года ничего не происходило.
— Полтора года?!
— Да, кроме того, что снимать перестали, — по всем студиям.
— И вас, и Харатьяна, и Шевелькова?
— Всех! Такое внутреннее, не административное решение было: ну все, этих не надо, потому что уж очень мы со своими ролями «срослись»... Ну как после этого председателя колхоза или молодого специалиста играть, агронома? Нет, нет! Вовка Шевельков в результате в Венгрии две картины сыграл, Димка Харатьян — в Мексике, а я, когда из армии пришел, у чехов, у поляков снимался, то есть мы просто за границу уехали.
— Вразнос пошли...
— Да, нас «Совэкспортфильм» моментально куда-то за рубеж начал пристраивать, потому что иностранцы на «Гардемаринов» прореагировали, и в мае следующего года я на съемках в Брно находился, когда ко мне начали чехи на улице подходить и автографы брать. Месяц я в Брно этом сижу и не понимаю, что происходит, — ну честно! Вот отметили майские праздники — и вдруг...
— Мобильных телефонов же не было...
— ...Но я по международному Харатьяну позвонить догадался. «Дима, что происходит?», а он: «Да «Гардемаринов» показывали». — «И чего?». — «Ничего. Опрос «Советского экрана» вышел. Угадай, кто самый популярный артист в стране?». Я в порядке шутки: «Ты?». — «Ну да, а ты второй». — «А чехи тут при чем?» — я спросил. Он, правда, не знал. Как выяснилось, эта картина и за границей прошла — и вот тут свалилось на нас, да, вдруг ахнуло, хотя уже не ждали совсем...
— Ничего себе: полтора года пауза, и что вы из осколков той популярности, кроме автографов, помните?
— (Улыбается). Меня девушки воровали.
— Воровали — это, извините, как?
— Вечером в квартиру позвонили: «Мы за автографом», а на часах 11. Я денег на такси захватил, чтобы их обратно отправить...
— ...то есть вы еще и добрый вдобавок?
— Нет, как бы нормальный. Со мной приятель был — Петя Зайцев из Ростова, он сказал: «Хочу на поклонниц взглянуть». Спустились мы вниз, я из подъезда вышел — девочка с гвоздиками стояла, и вдруг меня сзади под руки схватили (я не видел, кто), и начали в машину заталкивать: мужчины... Ну, времена тяжелые стояли, подумать можно было разное, а мой товарищ — боксер... Последствия, в общем, тяжелыми оказались...
— Отбил?
— На пару справились — он подлетел и сразу кому-то врезал, я очнулся, потому что очень неожиданно все случилось. Непонятно, что происходит, — операция спецслужб? Похитители, короче, признались, что где-то день рождения отмечают. «Нам дали денег, чтобы мы тебя привезли, твой телефон продиктовали, а чего дрался ты, непонятно. Ты кто вообще?». Они меня даже не видели, сзади просто хватали... Напоследок попросили: «Ты в милицию-то не иди»...
Случаев разных хватало... Мы с Харатьяном с концертами много ездили: песни пели, какие-то отрывки из фильмов показывали, и где-то, по-моему, в Набережных Челнах, всех предупредили: автографы не сейчас будем давать, а после выступления. Ну потому что, когда то и дело к сцене подходят: «Распишитесь!», мешают, сбивают. Ты останавливаешься, все ждут — нехорошо, и мы сказали: «Придете в конце». Это какой-то клуб был, большой зал — мы честно стол поставили, сели и зрителей пустили.
Толпа ворвалась, и вдруг я обнаружил, что мы очень быстро по паркету вместе со стульями едем, а сзади стенка. Передние перепуганы, потому что на них сзади давят, они уже ничего не хотят, но на них напирают, и с такой это скоростью происходит!.. Я Харатьяна в комнату вытолкнул, когда мы проем дверной проезжали, — он туда улетел, а сам успел на пол упасть, под стол — благо он с внешней стороны закрыт был, как парта. Эта конструкция врезалась в стену так, что от стула щепки полетели, — не помню, как потом все растаскивали. Вот такие остались воспоминания — это что-то с чем-то было...
— Девушки массово себя предлагали?
— Да нет, наш фильм впечатление на очень юных девушек произвел, они еще не в том возрасте находились...
— Но ведь потом подросли...
— Потом подросли, да (смеется).
«Того Харатьяна я очень люблю, а этого просто не знаю»
— В «Гардемаринах» Харатьян романтичный, Шевельков сентиментальный, вы драчливый... Вы, все трое, и в жизни такие? Кинообразы — это продолжение ваших характеров?
— Ну, Вовка — он такой утонченный, действительно, у него какая-то манера природная есть. Возникает ощущение, что он дворянин, хотя, по его словам, все совсем иначе. Естественная повадка в нем есть, очень органичная, а Харатьян в ту пору — да, весьма романтичным был. Немножко другим, очень клевым, а я чересчур уж драчливым. В общем, недалеко от своих героев ушли...
— В чем причина вашей многолетней размолвки, даже ссоры с Харатьяном?
— Если бы я знал! Формальный повод мне известен, а...
— ...известен? Какой?
— Ой, избитую эту тему снова мусолить не хочется...
— Что-то не поделили? Популярность?
— Нет, это абсолютно на бытовой почве произошло.
— Вы же так дружили...
— Харатьян очень много интервью дал по поводу того, что друзьями мы никогда не были, поэтому не знаю теперь, что это было: я с ним дружил, а он со мной, похоже, нет. Какие-то причины для недовольства, однако, видимо, имелись, раз на конфликт он пошел...
— Дмитрия с 50-летием вы поздравляли?
— Принял участие в документальном фильме Первого канала.
— Но ему не звонили?
— Нет.
— У вас до сих пор к нему какое-то нежное, ностальгическое отношение осталось?
— Нет, уже никакого. Я очень того Харатьяна люблю, к тому — да, все это сохранилось, а этого я просто не знаю. Не могу сказать, что он плохой человек, просто другой — я это вижу, поскольку несколько раз с ним встречался.
— И что, не разговаривали?
— Почему? Нет, это совсем не та ситуация... Общались, поэтому и говорю, что совсем другого человека увидел. Чувство юмора у него очень жестким стало, в общем, это другой Харатьян. Наверное, тоже хороший... Никаких претензий, короче, у меня к нему нет — ну, так в жизни бывает.
«В «Гардемаринах» скачущая лошадь выглядит, как таракан, который под дихлофосом в сторону ванной бежит — с последней дозой, с золотым уколом таким отползает»
— Вы недавно признались: «Когда я «Гардемаринов» сейчас пересматриваю, понимаю, что это абсолютно устаревший, комсомольский фильм. Лошади скачут медленно, оператор неправильно трюки снимает, плохо смонтировано, не тот грим»...
— Вы знаете, недавно, буквально месяц назад, я «Гардемаринов» смотрел — не видел их лет 10, наверное, и очень был удивлен тем, что мне понравилось. Да, понравилось! — там есть нечто такое, что перевешивает все, о чем говорю. Можно, разумеется, претензии технического свойства предъявить, и довольно много: действительно, я там накрашенные глаза вижу, или вдруг ускоренную перемотку, когда лошадь скачет, включают, и она выглядит, как таракан, который под дихлофосом в сторону ванной бежит — с последней дозой, с золотым уколом таким отползает...
— Но романтично хоть отползает?
— Ну нет, для меня это уже очень несовременно.
— Вы как профессионал это кино смотрите?
— Нет, я сейчас какие-то технические недостатки перечислял, но что-то такое там происходит (я о первых «Гардемаринах» говорю, вторые уже совсем другие) — все одно к одному сложилось и так органично артисты играют, будто дышат. Не понимаю, как удалось нас троих в тот момент нашей жизни собрать, когда настолько естественно вот это романтическое состояние было, когда существование в нем абсолютно искреннее, удивительно органичное. Ни на какие деньги его не купить, никакой ценой не синтезировать — заставить человека трепетным быть нельзя... Это, видимо, возраст, с какими-то другими факторами совпавший...
— Да просто звезды сошлись, правда?
— Сошлись, причем очень сильно!
— Продолжение «Гардемаринов», на ваш взгляд, возможно?
— Ну, у меня права на экранизацию есть...
— Даже так?
— Да, но не знаю, стоит ли ими воспользоваться, — боюсь, того интереса у зрителей, который был бы в этом случае нужен, уже мы не вызовем. У меня очень интересный сюжет есть, где каждому будет что сыграть, прямо всем сестрам по серьгам, но я не уверен...
— ...что это кому-то нужно?
— Дело в другом. Думаю, что очень многим зрителям это нужно, и в телевизионном варианте вообще все понятно: аудитория 35 плюс села, — и все там! — но... Сможем ли сами мы сделать это так, чтобы то состояние вернулось, та атмосфера возродилась, и потом есть обязательства по отношению к режиссеру Светлане Сергеевне Дружининой, без которой «Гардемаринов» не было бы. У меня с ней непростые сложились отношения — так получилось. В общем, с ней это делать невозможно, а без нее — не очень хорошо по отношению к ней, и внутри себя что-то переступить не могу. Поэтому долгие годы — уже лет 10 /17/ — эти права у меня лежат. На самом деле, я уже второй раз их покупаю. Варианты сценариев, заявок появляются, я на них смотрю, переговоры с телекомпаниями начинаю... Все говорят: «Ура! Давай-вай-вай» — и дальше ничего...
— А Харатьян с Шевельковым сниматься готовы?
— С Шевельковым я разговаривал, с Харатьяном — нет. Не думаю, что он согласится, потому что у него обязательства перед Дружининой еще больше, чем у меня, а без него это делать неправильно — сложная ситуация...
«В Китае «Принцессу на бобах» 500 миллионов человек посмотрели»
— В конце 90-х я, помню, премьеру вашего фильма «Принцесса на бобах» посетил...
— 97-й год...
— Кино тогда практически не снималось...
— ...нет...
— ...и вдруг появилась картина, которая классно была сделана. Недавно я ее пересматривал: замечательно! — знаю даже, что вы отправили эту ленту в Китай и там ее по телевидению показали...
— Нет, я не отправлял — китайцы ее просто купили. Этот фильм в рамках Каннского кинофестиваля был показан, после чего его жизнь сложилась. Дело в том, что я сумел в тот момент телевизионные деньги туда затащить и у него соответствующий статус был. Эта картина несколько Гран-при на телевизионных фестивалях в Европе получила, ее покупали и показывали по телевидению довольно обширно. В Каннах она в форуме была, китайское национальное телевидение ее купило...
— ...и в Китае под рубрикой «Шедевры мирового кинематографа» показало...
— (Смеется). У меня до сих пор терракотовый солдат стоит, которого оттуда мне привезли, но о том, что в такой рубрике ее представили, услышал случайно. Они мне рейтинг картины назвали — знаете, какой он оказался? Ну давайте попробуйте угадать.
— Сложно: Китай — страна непредсказуемая...
— Китай — развитая на самом деле страна, и телеканалов, я думаю, там немало, так какой, по-вашему, был рейтинг?
— Миллионов 100 посмотрели?
— Не доля — рейтинг.
— Озадачили...
— 34 процента, а теперь прикиньте, сколько это при населении в полтора миллиарда составит... 500 миллионов человек!
— Фантастика. Обрыдались, наверное...
— Не знаю, не знаю...
— Сергей Шакуров сказал мне, что отказался с Еленой Сафоновой в «Зимней вишне» сниматься, потому что хорошей актрисой ее не считал. В итоге предназначавшуюся ему роль Вадима Виталий Соломин сыграл, а вам с такой партнершей тяжело было, у нее сложный характер?
— Нет, и вообще, словами Сергея Каюмовича я удивлен — она изумительно хорошая актриса, такая же превосходная, как Шакуров. Знаете, если она у Михалкова с Мастроянни играет...
— ...то, в общем-то, это о многом свидетельствует...
— Можно как угодно к Никите Сергеевичу относиться, но сомневаться, что творческие возможности своей съемочной группы он адекватно оценивает, думаю, не приходится, и если в пару величайшему мастеру мирового кино эту актрису приглашают, а не какую-то другую...
— ...и он играть соглашается...
— ...и, как Сергей Каюмович, какие-то претензии к уровню мастерства не предъявляет, о чем-то это говорит. Она настоящий профессионал, великолепная, талантливая актриса, она очень выразительна на экране, в ней что-то такое есть... Звездой человек становится, когда, помимо профессиональных навыков, умения свою камеру найти, в нем что-то еще есть, а там огромный мир, вселенная, отдельная страница, я бы сказал. Она — женщина, которая так молчит, что слов не нужно. «Зимняя вишня» — это же хит был, причем, обратите внимание: ни лошадей, ни шпаг, ни яркого грима...
— ...и обстановка в квартире неважнецкая...
— ...и снимали еще не на «Кодак». Притягательность этой картины держится ни на чем.
«Один раз пощечину Яне Поплавской я дал, и то на пробах»
— Мне рассказывали, что прямо на площадке, на глазах съемочной группы, вы влепили Елене Сафоновой пощечину — за что?
— Бог с вами! — кто же вам это рассказывал-то?
— Один из ваших коллег — якобы она какой-то эпизод не могла сыграть или надо было, чтобы в образ вошла...
— В «Принцессе на бобах»?
— Ну да...
— Нет, один раз пощечину Яне Поплавской я дал, и то на пробах. По сценарию мой персонаж эту героиню по лицу бил, ну и режиссер меня подбил: «Чуть сильнее хлопни. Ей надо помочь, иначе не утвердим»...
— ...и вы?
— Шлепнул ее чуть сильнее. До сих пор все помню, хотя это в студенческие годы было — более 20 лет назад.
— Поплавская уже забыла, наверное...
— Она тогда удивилась. Я видел, что, во-первых, ей помешал, потому что Яна сразу сбилась, а во-вторых, это такая провокация была, но чтобы еще раз такое проделать... Поймите, мы, когда в кино работаем, других критиковать не вправе — даже если вы мой партнер и у вас ничего не получается, то есть что-то страшное совсем происходит, я слова вам не скажу.
В кино мы все-таки каждый сам по себе существуем. В редчайших случаях подходишь, говоришь: «Вот так попробуй», и это уже далеко за рамки выходит, так нельзя, а ударить человека, чтобы он играть начал... Да вы что?! Как такое возможно?!
«Все седые волосы, которые у меня есть, — продюсерские»
— Будучи прекрасным актером, вы сменили профессию и стали продюсером: кем же быть сложнее — актером, режиссером или продюсером?
— Продюсером — однозначно.
— Большую ответственность за людей ощущаете?
— Колоссальную. За финансы, за сроки сдачи, за рекламу, за результат — за все!
— Многих седых волос продюсирование вам стоило?
— Думаю, что все, которые у меня есть, продюсерские. Когда после продюсирования как актер играть начинаю, понимаю, что просто в санатории оказалася: надо лишь текст выучить и режиссеру верить — все!
— Какого-то размена при этом не происходит? Все-таки продюсерская работа больше техническая — актерское естество не уходит?
— Как это техническая? Ну что вы! Я фильмы придумываю и такое при этом удовольствие получаю — я их придумываю!
— Ну, надо же и пробивать что-то наверняка, администрированием заниматься...
— Конечно, но я же не один работаю. Есть студия с огромным коллективом, который в этом мне помогает, но именно моя идея сценарием становится, иногда в фильм превращается, который потом на экраны выходит, и если кому-то он нужен, такое удовольствие получаю!..
— «Как делать кино, — вы сказали, — я знаю: не знаю, как делать хорошее»...
— Этого не знает никто, формулы такой нет, но что-то уже чувствую. Я какую-то струнку в себе нашел, которая отзываться должна, реагировать — вот если за что-то берусь и она звенеть начинает, понимаю, что, наверное, в правильном направлении двигаюсь, а когда не звенит, есть повод задуматься: может, не надо?
— В середине лихих, как сейчас говорят, 90-х, когда кинематограф практически в кому впал, вы фильмы «Королева Марго» и «Графиня де Монсоро» продюсировали — писали, что их на бандитские деньги снимали...
— Да, я читал.
— Это правда? Доля истины какая-то тут есть?
— Изначально «Королева Марго» и «Графиня де Монсоро» должны были на деньги Первого канала сниматься, который тогда «Останкино» назывался, и я 15 кредитов под 220-240 процентов годовых взял.
— А общую сумму не помните?
— Помню. Оба проекта в результате Российскому телевидению на какое-то количество показов за восемь миллионов долларов отошли — по тем временам это все издержки покрыло. Кредиты «Мосбизнесбанк» выдавал — так финансовое учреждение называлась. Сейчас его нет — видимо, в Банк Москвы реорганизовался, я так думаю. Отделение на ВДНХ напротив студии имени Горького было — вот они выдавали мне эти деньги, как из ружья просто.
— Под честное слово, под имя или под расчет?
— В залог прав. Там сложные какие-то формулы были, но с какого-то момента, когда они поняли, что я возвращаю, стало полегче.
Это примерно шесть месяцев продолжалось, я к съемкам почти приступил, когда вдруг телекомпании «Останкино» не стало — указом президента она была ликвидирована, но остановить процесс я уже не мог и снимал телевизионное кино ни для кого — это было прекрасное ощущение. Потом на КВНе в жюри с Анатолием Григорьевичем Лысенко оказался, на тот момент генеральным директором Всероссийской государственной телевизионной и радиовещательной компании: специально оказался — врать не буду. Подошел к нему: Анатолий Григорьевич, так и так... Он сказал: «Обалдеть! Покажи». Я показал. У меня какие-то часы были сняты, уже не помню, сколько: 12-15, может, больше. Он часа три посмотрел и воскликнул: «Все, надо брать!», но тут реорганизация Первого канала прошла, который тоже решил брать, — в общем, я в такую вилку попал. Отдал «России» — они начали финансирование, и все свои задолженности я погасил.
«Ты еще не успевал ничего получить — уже от бандитов звонок раздавался, что «ты денег нам должен»
— Бандитов, в общем, там не было? Ну, может, и были какие-то, но кто их теперь помнит?..
— Нет, бандитов не было однозначно: я это к тому, что они — люди очень, на мой взгляд, расчетливые и деньги...
— ...в бесперспективное, плохое дело вкладывать не будут...
— Вообще, в пустоту — вот такая была ситуация.
— Бандиты, тем не менее, в свое время вам угрожали?
— Да, конечно.
— А как это происходило?
— По счетам крупные суммы шли, а в те годы операционистки перечисления за 100 долларов сдавали, то есть ты еще не успевал ничего получить, уже звонок раздавался, что «ты денег нам должен». Кто эти люди, за что, почему? «Вы кто?» — спрашивал и слышал в ответ: «Ах, так ты еще и скрываешься?».
— Прямо по домашнему телефону звонили?
— Нет, только по рабочему, по мобильному. Это были «приятные» времена, и такое состояние постоянно было...
— Как же вы реагировали?
— Сначала нервничал, конечно, а потом уже перестал — как-то из этого всего выкручивался.
— Встреч нехороших не было?
— Да разные случались...
— И что, вам претензии предъявляли?
— Ну, как-то удавалось эти вопросы решить, но это вне всякой логики было, и какой-то осадок такой оставался... Времена непростые были, конечно.
— Мягко говоря, а как вы к конфликту внутри Союза кинематографистов относитесь?
— (Вздыхает). Да никак — в его интригу я не вникаю, хотя, что там делят, догадываюсь.
— Иными словами, есть что делить?
— Зачем это Никите Сергеевичу, я понимаю, а зачем остальным — нет.
— А Михалкову зачем?
— Распространяться на эту тему не буду, хотя... В общем, быть председателем Союза кинематографистов — это значит в глазах власть имущих весь отечественный кинематограф представлять. Государство должно с кинематографом в лице кого разговаривать? Чиновников? Нет, они служители государства, значит, кто-то еще должен быть. Есть общественная организация, которая уже давно...
— ... себя изжила...
— Абсолютно! Никаких функций у нее нет, это уже какой-то прыжок в пустоту, но государству партнер для разговора нужен. Кто будет от имени отечественного кино говорить?
— Председатель союза...
— Естественно, руководитель общественной организации, а что говорить, он решает сам. Это определенные преференции, это административный, вернее, общественно-административный ресурс, который позволяет... Да много чего позволяет — вот, собственно, и все...
