Перечитывая «Письма об Эрьзе»
Кандидат искусствоведения Сергей АКИМОВ анализирует книгу дзержинской поэтессы Лии Аронович «Ракурсы. Письма об Эрьзе» – выдающемся скульпторе ХХ века.
Имя Лии Аронович, несомненно, знакомо дзержинцам, интересующимся культурной жизнью города и литературой. Инженер-технолог, много лет проработавший на заводе «Капролактам», Лия Азриэльевна опубликовала несколько поэтических сборников. Ее стихи, написанные верлибром, философичны и посвящены не сиюминутным, а вечным темам: красоте, гармонии, предназначению человека на Земле.
В городских газетах не раз печатались ее заметки о выставках, в которых она очень эмоционально откликалась на произведения дзержинских художников. Тема искусства постоянно присутствует и в ее поэзии. А еще Лия Аронович является автором книги о Степане Эрьзе – выдающемся скульпторе ХХ века. Книга – ее название «Ракурсы. Письма об Эрьзе» – вышла давно, в 2011 году, в нижегородском издательстве «Кварц», и мы предлагаем читателям кому-то перелистать ее вновь, кому-то познакомиться впервые. Но сначала несколько слов о самом скульпторе.
Гений из мордовской глубинки
Биография Степана Дмитриевича Эрьзи (1876–1959 годы, настоящая его фамилия – Нефедов) подобна увлекательному роману, в котором есть место и неожиданным поворотам судьбы, и могучим духовным взлетам, и напряженным драматичным коллизиям. (И он действительно стал героем нескольких литературных произведений.) Это история о том, как уроженец эрзянского села Баева в Алатырском уезде Симбирской губернии стал не просто гордостью своего народа, а одной из наиболее ярких и самобытных фигур в отечественном, да и мировом, искусстве прошлого столетия.
Прожив за рубежом – в Западной Европе и Аргентине – в общей сложности 30 лет, он сохранил глубинную связь с национальными корнями и еще в молодости взял в качестве псевдонима, добавив к нему мягкий знак, название той этнической группы мордовского народа, к которой принадлежал. И под этим именем приобрел мировую известность.
Степан Нефедов начинал как иконописец, работая в Алатыре и Казани. Однако в юноше жило желание учиться высокому искусству, особенно окрепшее после того, как на всероссийской выставке в Нижнем Новгороде он увидел произведения Михаила Врубеля, оказавшие на молодого человека буквально потрясающее впечатление.
В возрасте 25 лет он уехал в Москву и в 1902–1906 годах учился в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. Начав учиться живописи, Степан параллельно стал заниматься скульптурой и быстро понял, что именно она и есть его призвание. Наставниками студента были незаурядные мастера – Сергей Волнухин и Павел Трубецкой.
В 1906–1914 годах Эрьзя жил в Италии и Франции, участвовал в крупных выставках в Милане, Венеции, Париже. К молодому скульптору пришел успех. Его имя стало известно и в России. Власти Алатыря даже собирались устроить музей его произведений, но этим планам помешало начало мировой войны. С надеждой на лучшее мастер воспринял Октябрьскую революцию и в послереволюционные годы развернул кипучую деятельность, работая в Екатеринбурге, на Черноморском побережье, в Баку, Москве.
В 1926 году он уехал во Францию с выставкой своих работ, оттуда отправился в Южную Америку и на долгих 23 года обосновался в Аргентине. В художественной жизни этой страны творчество Эрьзи было совершенно невиданным явлением, сразу обратившим на себя внимание публики и критиков. Здесь скульптор открыл для себя новый материал – древесину тропических деревьев кебрачо и альгарробо, отличающуюся твердостью и необычной структурой. Прежде ее никто не применял в скульптуре. Эрьзя виртуозно использовал свойства этого материала, который понравился ему настолько, что, возвращаясь в Советский Союз в 1950 году, он привез с собой запас кебрачо и альгарробо.
Эрьзя – современник русских скульпторов Анны Голубкиной и Сергея Коненкова, французов Огюста Родена, Антуана Бурделя, Аристида Майоля. Он принадлежал к поколению, которое стремилось отойти от реалистически бытовой описательности в духе передвижников и обогатить скульптуру метафорами, символами, расширить ее тематику и диапазон выразительных средств.
Эрьзю всегда увлекала задача визуализации эмоциональных состояний человека: страха, тревоги, отчаяния, покоя, скорби – и общих нравственных явлений, таких как мужество или душевное горение. Изображая представителей различных народов, он менее всего интересовался этнографическими подробностями и через своеобразие лиц стремился выразить своеобразие характера, темперамента. Очень многоплановы созданные мастером женские образы: лирические, загадочные, чувственные, величавые, классически ясные.
Изредка обращался он также к мифологическим и библейским персонажам. Среди последних титанической мощью и экспрессией выделяется «Моисей» (1932 год).
Живя в Аргентине, Эрьзя не считал себя эмигрантом и никогда не забывал Родину. Именно тогда им были созданы такие глубоко национальные (при современном звучании формы) работы, как «Крестьянин-мордвин» (1937 год) и «Старик-мордвин» (1944 год).
Крупнейшей в мире коллекцией работ мастера обладает Мордовский республиканский музей изобразительных искусств им. С.Д. Эрьзи. Посетитель, поднявшись из просторного вестибюля по парадной лестнице, попадает в экспозиционное пространство, где все сделано для того, чтобы как можно выразительнее представить наследие художника. Скульптуры не теснятся, каждую можно осмотреть с разных точек. Заполненный ровным светом, интерьер своей спокойной простотой подчеркивает экспрессию произведений. Здесь не нужны эффектные дизайнерские решения: скульптуры Эрьзи в них просто не нуждаются.
Поэт рассказывает о скульпторе
Именно так можно сформулировать суть подхода Лии Аронович к наследию Эрьзи. Мастер одного вида искусства стремится постичь мир, созданный мастером другого искусства. Путеводной нитью для автора в этом постижении является не строгая аналитика (хоть книга и снабжена цитатами, ссылками на литературу и источники), а эмоциональное переживание пластического образа, вчувствование, если воспользоваться популярным в эстетике ХХ века термином. «Ракурсы…» – это не биография скульптора и не детальное искусствоведческое исследование его творческой эволюции. Это целостный взгляд человека, остро чувствующего красоту и не могущего не откликнуться на нее, стремящегося за видимой формой отыскать смыслы, скрытые от поверхностного восприятия.
Художественный язык Эрьзи во многом близок поэзии. Многим произведениям мастера свойственны метафоричность и недосказанность, побуждающие зрителя искать в этих образах нечто большее, чем непосредственно явлено в пластической форме. Один из любимых приемов скульптора – сопоставление тщательно обработанных деталей изображения с массой материала, едва тронутой резцом, отчего возникает эффект рождения образа прямо на наших глазах.
Л. Аронович справедливо пишет о том, что Эрьзя принадлежал к тем скульпторам, кто не борется с материалом, не преодолевает его, подчиняя себе, а словно извлекает из камня или дерева то, что там уже заложено, то есть творит в соавторстве с природой.
Интерес Л.А. Аронович к личности и наследию Эрьзи начался в юности со случайно встреченной журнальной статьи о нем. Этот интерес иной, чем интерес ученого к объекту своего исследования. Читая книгу, понимаешь, что для автора в общении с произведениями мастера заключены некая духовная опора, основание для собственных размышлений и переживаний, перекличка двух мировосприятий.
В лице же поэтессы образы Эрьзи обрели тонкого созерцателя и интерпретатора. Автор размышляет не только о наследии Эрьзи, но и о творчестве в целом, о восприятии искусства. Как художнику в статичном произведении удается передать динамику постоянно меняющейся жизни? Почему при встрече с художественными творениями возникает «эффект Джоконды», как назвала это Аронович, когда образ будто тоже ожидал этой встречи, и между ним и зрителем начинается сокровенный диалог?
Погружаясь в глубины созданного скульптором мира образов, автор не забывает о биографической канве и о той культурной среде, в которой жил и работал художник. Одна из глав называется «Контекст» и кратко описывает те новаторские процессы, что происходили в искусстве на рубеже XIX–XX веков. Большой очерк посвящен драматичной истории возвращения Эрьзи на Родину, в которой были и бюрократические мытарства, и негативная реакция официальной критики, посчитавшей работы мастера чуждыми принципам социалистического реализма, в то время как у советской публики Эрьзя вызвал колоссальный интерес.
Книга разделена на множество небольших глав. Их действительно можно сравнить с письмами, адресованными собеседнику, с которым у автора сложились доверительные отношения. Своими впечатлениями от произведений Эрьзи Аронович делится и в стихотворной форме. Немногословностью эти строки напоминают классическую японскую поэзию:
Неистовый ритм запева
Сменяет спокойный, ясный,
Уверенный тихий голос…
Волос волна или крона
Большого доброго древа…
Это о «Парагвайке», работе 1941 года. А следующие строки посвящены «Испанке» (1942 год) – одному из самых элегантных и психологически сложных портретов, созданных Эрьзей:
Продолжиться в ливне волос,
В ритме музыки бесконечной,
В чуть скользящей улыбке,
В воскрылиях трепетных пальцев…
Об Эрьзе немало написано журналистами, искусствоведами, культурологами. Изданы воспоминания современников о художнике, альбомы его произведений. Бесспорно, «Ракурсы…» Лии Аронович занимают достойное место в ряду этих публикаций.