Это было под Ровно! В Челябинске открыли мемориальная доску разведчику Николаю Кузнецову
27 июля 2016 года исполняется 105 лет со дня рождения Героя Советского Союза, разведчика Николая Ивановича Кузнецова...
В годы Великой Отечественной он совершил немало подвигов. Действуя в захваченном немцами Ровно под именем обер-лейтенанта Пауля Зиберта, безжалостно уничтожал палачей из фашистской верхушки, добывал ценнейшие секретные сведения, тут же передававшиеся по рации в Москву. В ночь с 8-го на 9-е марта 1944-го Кузнецов погиб в бою с бандеровцами...
Сегодня в день рождения Героя в Челябинске на здании школы № 105 по адресу улица Кузнецова, дом 7 установлена мемориальная доска, инициативу проявили ветераны Управления Федеральной службы безопасности по Челябинской области, Военно-спортивный фонда - Урал и глава города...
В Ровенской области на Украине в ночь на 14 апреля был снесен памятник советскому герою-разведчику Николаю Кузнецову. Об этом сообщила компартия Украины. Монумент стоял в центре села Повча, теперь же на пустом постаменте находится украинский флаг...
В Челябинске открыли мемориальная доску разведчику Николаю Кузнецову...До начала 40-х годов Николай Иванович или Ника, как называли его в семье, жил на Урале.
Память о земляке трогательно чтят.
В Челябинской области есть и музей, посвященный Николаю Ивановичу, и памятники. В его честь названы школы и улицы.Вот и сегодня в день рождения Героя в Челябинске на здании школы № 105 по адресу улица Кузнецова, дом 7 установлена мемориальная доска.
Инициативу проявили ветераны Управления Федеральной службы безопасности по Челябинской области, Военно-спортивный фонда - Урал и глава города.
О Кузнецове немало написано. Кажется, известны все подробности и его жизни, и трагической смерти, но интерес к личности фантастически смелого разведчика только растет. И с десятилетиями становятся известными некоторые новые детали его подвигов и оперативной деятельности...
https://rg.ru/2016/07/27/reg-u...
В Ровенской области на Украине в ночь на 14 апреля был снесен памятник советскому герою-разведчику Николаю Кузнецову. Об этом сообщила компартия Украины. Монумент стоял в центре села Повча, теперь же на пустом постаменте находится украинский флаг.
Памятник легендарному разведчику, работавшему в годы войны под видом немецкого офицера в рейхскомиссариате Украины, не дает покоя украинским националистам с начала 1990-х. Видимо, причина в том, что Кузнецов числился в 4-м управлении НКВД, которым руководил знаменитый Павел Судоплатов. В 1992 году памятники разведчику уже были демонтированы во Львове и в Ровно.
https://rg.ru/2015/04/14/pamya...
ЭТО БЫЛО ПОД РОВНО... "Пауль Зиберт"...
Из книги... Д. Медведев "Это было под Ровно"
http://www.e-reading.mobi/chap...
По шоссе Ровно – Кастополь едут три фурманки, и хоть в запряжке хорошие, сытые лошади, фурманки движутся не спеша.
На первой – немецкий офицер. Он сидит вытянувшись, важно, равнодушно и презрительно поглядывая вокруг. С ним рядом – человек в защитной военной форме, с белой повязкой на рукаве и трезубом на пилотке. Так одеваются предатели, состоящие на службе у гитлеровцев.
На двух других фурманках полно полицейских. Одеты они пестро. На одном – военные брюки и простой деревенский пиджак, на другом – китель, а на голове картуз, на третьем – красноармейская гимнастерка, с которой сняты погоны. Ясно, что вся их одежда содрана с других.
Но и у них на рукавах белые повязки с немецкой надписью «щуцполицай». Эти повязки украинские крестьяне называли «опасками». Название меткое: опасайся человека с такой повязкой!
Если на первой фурманке немецкий офицер и полицейский, видимо старший, сидят чинно, то на двух других хлопцы, развалившись, горланят песни и дымят самосадом.
Картина по тем временам обычная: бандиты с офицером-гитлеровцем во главе едут в какое-нибудь село громить жителей за непокорность.Шоссе прямое и открытое. По сторонам поля и луга, поодаль – леса. Движение на дороге довольно оживленное. Время от времени грузовая или легковая немецкая машина, идущая на большой скорости, проносится мимо фурманок, поэтому они плетутся, прижавшись к самому кювету.
Когда какая-нибудь машина обгоняет фурманки или идет им навстречу, офицер еще больше подтягивается, злобно покрикивает на горланящую братию и приветствует встречных немцев по-гитлеровски – выбрасывая правую руку вперед чуть выше головы с возгласом «Хайль Гитлер!»
Ясно, что офицеру-немцу противно тащиться на фурманке со сбродом людей «низшей расы», когда другие его коллеги проносятся мимо в комфортабельных машинах.Фурманки уже три часа двигаются по шоссе, пугая жителей придорожных хуторов. При их появлении все скрываются в хаты и испуганно выглядывают из окон.
Но вот впереди на шоссе показалась большая красивая легковая машина. Дорога здесь шла среди поля. Офицер на фурманке привстал, поглядел внимательно вокруг. Кроме этой машины, ни позади, ни впереди никого не видно. Тогда, повернувшись к задним фурманкам, он поднял руку. Песни и гам мгновенно смолкли. Все насторожились.
Машина приближалась. Сидевший рядом с офицером соскочил с фурманки и быстро пошел вперед. Как только легковая машина с ним поравнялась, он спокойно, как на ученье, бросил в нее противотанковую гранату. Разрыв гранаты пришелся позади машины. Воздушная взрывная волна с силой толкнула машину, и блестящий «оппель-адмирал» мгновенно опрокинулся в придорожный кювет.
С фурманок все соскочили и с оружием наизготовку кинулись к опрокинутой машине, около которой уже стоял немецкий офицер
.– Молодец, Приходько! – сказал он на чистом русском языке человеку, который бросил гранату.
– Хорошо рассчитал: и машину перевернул и пассажиры, кажется, живы. Давай-ка вытаскивать!
Когда из машины вытащили двух испуганных и немного помятых гитлеровцев, этот же офицер заговорил с ними по-немецки:
– Господа, прошу не беспокоиться. Я лейтенант немецкой армии Пауль Зиберт. С кем имею честь разговаривать?
Рыжеватый полный пожилой немец, охорашиваясь, ответил:
– Я майор немецкой армии граф Гаан, начальник отдела рейхскомиссариата.
А со мною, – он указал на другого, – имперский советник связи Райс, приехавший из Берлина.
– Очень, очень приятно! – сказал офицер. – Ваша машина пострадала, прошу пересесть на повозку.
– Объясните, в чем дело? – возмутился граф. – Я ничего не понимаю!
Гаан собирался еще что-то выяснить, но офицер кивнул своим людям. Те схватили гитлеровцев, связали им руки и уложили на фурманки.На первом же повороте фурманки свернули в сторону от шоссе и через короткое время очутились на нашем партизанском «маяке».
Здесь немецкий офицер переоделся в комбинезон и стал тем, кем был на самом деле, – партизаном Николаем Ивановичем Кузнецовым.
Это был тот самый Кузнецов, который спустился к нам на парашюте у хутора Злуй и которого тогда я очень ждал.Николай Иванович был родом с Урала. Недюжинный ум и волю выражало его серьезное, строгое лицо и в особенности серые стальные глаза.
Высокого роста, стройный, смелый и сильный, он вскоре стал у нас в отряде самым замечательным партизаном-разведчиком.Кузнецов свободно владел немецким языком. Он научился говорить по-немецки еще мальчишкой. По соседству с деревней, где он рос, жили немецкие колонисты. Общаясь с ними, Кузнецов не только изучил язык, но и узнал быт и характерные черты немцев. Позже, в школе и в институте, он продолжал заниматься немецким языком. По своей гражданской профессии Николай Иванович был инженер.Кузнецов, как выяснилось в отряде, был вообще прирожденным лингвистом. Он, например, раньше совершенно не знал украинского языка, но, как только мы пришли на украинскую землю и Кузнецов стал бывать на хуторах, он быстро начал разговаривать по-украински, пел украинские песни, и крестьяне считали его настоящим украинцем.Когда мы появились в местах, где живут поляки, Николай Иванович заговорил по-польски. Но этого мало. Кузнецов мог разговаривать по-русски, по-украински или по-польски так, будто он плохо владеет этими языками, изображать немца, говорящего по-русски, или русского, говорящего по-польски. Словом, в этом отношении Николай Иванович был непревзойденным актером.
Еще в Москве Кузнецов сказал нам, что хотел бы проникнуть в среду самих немцев и добывать нужные сведения.
Мы на это согласились, но поставили перед ним условие: хорошо изучить порядки в гитлеровской армии, изучить какую-нибудь немецкую область, чтобы выдавать себя уроженцем этой области.Кузнецов решил сделаться истым пруссаком. Он перечитал массу книг о Восточной Пруссии, о ее экономике, природе, жителях. Город Кенигсберг он уже так живо представлял себе, как будто на самом деле там родился и жил.Мы стали давать ему пленных, но не только для допроса, а для того, чтобы, разговаривая с ними, он узнавал порядки в немецко-фашистской армии.
Пленные, которые к нам попадали, не удовлетворяли Кузнецова:
– Это олухи какие-то, заводные манекены! Шаркать ногами только умеют. Какой там с ними разговор, когда они, кроме «хайль Гитлер», ни черта не понимают!
– Откуда же вам профессора достать? – улыбаясь, отвечал я Николаю Ивановичу.
– Да я сам себе достану настоящих «языков». Вы только разрешите.
– Пожалуйста!
И Николай Иванович придумал ту операцию, о которой я рассказал. Эта операция была особенной. Как указывается в военных учебниках, обыкновенная засада проводится так: притаившись в определенных местах, бойцы ждут появления противника и нападают на него. Ну, а если вам дано открытое шоссе и кругом одни лишь поля, где здесь устроить засаду?
Вот почему Николай Иванович решил провести, как он сам сказал, «подвижную засаду» на фурманках.Чтобы не вызвать ничьих подозрений, он оделся в мундир немецкого офицера, а остальным партизанам придал вид полицейских.Кузнецов недаром облюбовал красивый «оппель-адмирал».
Добыча в этой машине действительно оказалась интересной, «языки» – на самом деле «длинными».
В лагере Кузнецов явился к пленным в форме немецкого лейтенанта. Соблюдая положенный в немецкой армии этикет, он расшаркался перед ними.
– Садитесь, – хмуро предложил галантному лейтенанту майор Гаан, указывая на бревно. Иного сиденья в палатке не было.
– Как вы себя чувствуете? – любезно осведомился Николай Иванович.Но те были настроены не столь благодушно.
– Скажите, где мы находимся и что все это означает?
– Вы в лагере русских партизан.
– Почему же вы, офицер немецкой армии, оказались в лагере наших врагов?
– Я пришел к выводу, что Гитлер ведет Германию к гибели и все равно войну проиграет, и добровольно перешел к русским. Вам я тоже советую быть откровенными.
Немцы упирались недолго, и у Кузнецова полились с ними частые и длительные беседы. «Собеседники» были квалифицированные, с ними Николай Иванович мог вполне проверить свое знание немецкого языка. Весьма кстати граф Гаан оказался «земляком» Кузнецова – из Кенигсберга.При обыске у имперского советника связи Райса была найдена карта грунтовых, шоссейных и железных дорог всей оккупированной Украины. Карта была снабжена подробными описаниями.
Кузнецов, изучая карту и описания, натолкнулся на очень важный секрет немцев. В описании указывалось, где проложена трасса бронированного кабеля, связывающего Берлин со ставкой Гитлера на востоке, находившейся недалеко от Винницы.
Кузнецов решил выяснить все поподробнее. Он спросил Гаана:
– Когда проложен подземный кабель?
– Месяц назад.
– Кто его строил?
– Русские. Военнопленные.
– Как же это вы доверили русским тайну местонахождения ставки Гитлера?
– Их обезопасили.
– Что вы имеете в виду? Их уничтожили?Гаан и Райс молчали.
– Сколько работало военнопленных?
– Двенадцать тысяч.
– И все двенадцать тысяч…
– Но это же гестапо, – пытался оправдаться Гаан.
Кузнецов выяснил у пленных все, что было нужно.
Попутно он проверил себя: у них не возникло даже сомнения в том, что он не немец.
Гаана и Райса мы повесили. Иного они не заслуживали.
Можно было уже направить Кузнецова для разведывательной работы прямо в Ровно. Но одно обстоятельство меня беспокоило: иногда во сне Николай Иванович разговаривал по-русски. Этим он мог себя выдать.
Пришлось сказать Кузнецову об этом и посоветовать ему как можно меньше говорить по-русски.
– Если уж очень захочется, идите к Цессарскому и разговаривайте с ним… по-немецки. Думайте тоже по-немецки…
Кузнецов стремился как можно скорее начать, как он говорил, настоящее дело. Он питал смертельную ненависть к гитлеровцам, хотя говорил об этом мало, так как по природе был сдержанным и даже несколько замкнутым человеком. Но большое и доброе сердце этого человека сказывалось во всем...
"Совершенно секретно", No.4/110
Эдуард МАКАРЕВИЧ
Герой Советского Союза Николай Кузнецов, он же Колонист, Грачев, Пух, Пауль Зиберт, вошел в историю тайных операций как профессионал сыска, как удачливый разведчик и хладнокровный террорист.
Сын уральских крестьян с прусской внешностью. Прямой нос и ясные глаза придавали лицу жесткость и аристократический шарм.
Ему так шли офицерские роли. Артистичная натура. Вот только что сама доброжелательность, тепло – и вдруг выдвинутая вперед челюсть, лающий голос:– Альзо, нихт зо ляут, герр арцт! (Но не так громко, господин доктор!)
Немецкий Кузнецов знал со школы, но наилучшими учителями оказались немцы, что остались на Урале после русского плена, в который их забросила Первая мировая война. И жили они неподалеку от кузнецовского дома. Там, в немецком поселении, он и нашел себе жену, да брак оказался недолгим.
Свой парень среди немцев не мог не быть не замеченным чекистами. Ему предложили сотрудничать с НКВД.
И он принял решение, изменившее жизнь. Первое поручение – информировать о настроениях немецких колонистов.
Первый оперативный псевдоним – Колонист.
Потом на Уралмаше среди заводских немцев он тоже стал своим. У немецких инженеров, налаживавших технологию и технику, он учился говорить на баварском, прусском, саксонском диалектах, болтал с ними обо всем, и они привязались к нему. А он и здесь «действовал по линии НКВД».
Пожелтевшие страницы архивных документов говорят об этом так: с 1938 года выполняет особые задания по обеспечению государственной безопасности.Москве нужны были люди.
Управление контрразведки НКВД озадачило местные органы: ищите молодых, знающих немецкий и способных к чекистской работе.
Из Свердловска ответили: есть такой человек.
ПЛАН МАЙОРА РЯСНОГО
В Москве Кузнецов оказался под началом майора госбезопасности Василия Степановича Рясного из отдела контрразведки центрального аппарата НКВД.
Отдел тот занимался проникновением в зарубежные посольства.
Конечно, в первую очередь искали подходы к немецким дипломатам.
План Рясного был прост. Чем увлекались иностранные дипломаты в Москве в конце 30-х годов? Бизнесом на антиквариате, золоте, часах, фотоаппаратах и модных вещах. А еще театром и женщинами. Вот в этих сферах и должен был работать Кузнецов. Там искать встреч, завязывать знакомства.
– Давай-ка я тебя сделаю летчиком, – решил Рясной.
Форма лейтенанта ВВС Красной Армии удивительно преобразила Кузнецова. Привлекательный от природы, он приобрел рекламный шик. Блестящие сапоги, крылья на фуражке и гимнастерке, отливавшие золотом, притягивали взгляды. Он удивительно быстро освоился в Москве и скоро стал завсегдатаем театров и торговых мест. Чаще всего появлялся в ювелирном магазине в Столешниковом переулке.
Там, на ниве бизнеса, он и сошелся с секретарем словацкого посольства. Тот таскал часы, Кузнецов их реализовывал – для НКВД, правда.
Бизнес закончился согласием дипломата помочь информацией и шифрами. Удача! Ведь словацкое посольство в то время было придатком немецкого.
Кузнецов преуспел и во второй части плана Рясного.
Прима-балерина Большого театра учила его понимать балет, давала уроки обхождения с дамским полом, вводила в мир театральных женщин: в мир страстей, тайн, капризов и интересов.
Из московских театров, из ювелирных и комиссионных магазинов он нес адреса и приглашения симпатичных дам.
Ну как можно отказать обаятельному лейтенанту, да еще столь щедрому на подарки. Приятно поражали милые женскому сердцу красные гвоздики, духи «Красная Москва», легкомысленные шляпки, дорогие чулки. А потом – ужин в ресторане (благо позволяла коммерческая предприимчивость), где за столом оказывались рядом московские актрисы и иностранные дипломаты. Сияющий Кузнецов провозглашал тосты, пенилось шампанское, текли деньги от коммерции, текла информация.
ТЕОРИЯ ИЛЬИНА
Однажды агентурные донесения Кузнецова прочел комиссар госбезопасности Ильин – начальник третьего отдела секретно-политического управления НКВД, ведавшего работой с творческой интеллигенцией. Генерал с мягкими профессорскими манерами был вхож в писательские круги, дружил с Алексеем Толстым, известными музыкантами и композиторами.
Став начальником третьего отдела, Ильин арестовал двух осведомителей, которые поставляли ложную информацию о якобы антисоветских настроениях среди творческих работников. И их приговорили к десяти годам лагерей.
В отчетах и записках Кузнецова Ильина поразила способность агента из деталей составить картину явления, определить настроения в театральной среде.В политическом сыске, считал Ильин, важно определить ту социально-профессиональную группу, которая концентрирует информацию и ускоряет ее, через которую наиболее интенсивно бегут информационные волны. В СССР в 30-е годы наиболее информационно насыщенной и раскованной группой, в контакте с которой находили вдохновение партийные вожди, наркомы, военные, наши и иностранные дипломаты, была богема: писатели, поэты, музыканты, актеры и прежде всего актрисы.С богемой общались, дружили, флиртовали. В том хмельном брожении чувств и страстей вертелась информация и обнажались настроения. Нужен был особый талант, чтобы улавливать и впитывать эти информационные и настроенческие потоки.
Таким талантом обладал Кузнецов, и Ильин это понял.
Но кроме таланта охотника за информацией нужен был талант человека, которому можно довериться.
И здесь Кузнецов не имел себе равных.
А деньги и подарки для общения что масло для механизма.
Поэтому Кузнецов вел небольшой бизнес – скупка, продажа ценных и дефицитных вещей – и весьма талантливо преуспевал и на этой стезе.
Как опытный человековед, Ильин с первой встречи отметил эти кузнецовские способности. Они поняли друг друга весьма скоро. Их взгляды на сущность творческой интеллигенции, на методы работы в этой среде рождали хитроумные ходы.
ОХОТНИК ЗА ИНФОРМАЦИЕЙ
Москва конца 30-х годов – хозяйственная, партийная, рабочая, а еще театральная, музыкальная, пьющая, гулящая.
Вот в этой Москве – светской, распутной – Кузнецов был своим человеком.
Галантный, остроумный лейтенант производил впечатление крепкого и надежного мужчины, готового быть другом и любовником, готового провернуть дело и вывернуться из любой непредвиденной ситуации. Он познавал московский бомонд на спектаклях, пирушках, вечеринках. В Большом на «Евгении Онегине», в Театре Вахтангова – на «Принцессе Турандот», в оперетте – на «Сильве». Он восторгался ансамблем Эдди Рознера и танцами Славы и Юры Ней в саду «Эрмитаж», пением Утесова, Козина, Юрьевой в Театре эстрады.
Слушая знаменитое танго Козина «Осень, прозрачное утро», Кузнецов почти физически ощущал, как неотвратимо накатывалась щемящая грусть. Он уходил в себя и в такие минуты был недоступен. И это остро чувствовала та женщина, что была рядом. Эта минутная недоступность покоряла больше, чем мужская уверенность. А потом он вновь становился улыбчивым, раскованным, широким парнем.
Его видели с артистами в «Метрополе» и «Национале», он собирал компании в московских квартирах, талантливо закручивая атмосферу флирта и интриги.
А потом, очутившись в постели с утонченной блондинкой-певицей или темпераментной балериной, затевал невинные разговоры о друзьях и знакомых, выслушивал забавные истории из жизни писателей и актеров, политиков и даже вождей.
Партийные деятели, наркомы, дипломаты и военные «западали» на этих же привлекательных певиц и кокетливых балерин.
Ильин знал, на чем заварилась трагедия Кирова – на балеринах Ленинградского оперного. Танцующие любовницы приревновали лидера ленинградских коммунистов к официантке Мильде Драуле и постарались, чтобы ее ревнивый до сумасшествия муж узнал о приключениях ненаглядной жены.
А маршал Тухачевский симпатизировал танцовщице из Большого. И об этом, конечно, знали в НКВД.
СВЕДЕНИЯ ДЛЯ СТАЛИНА
Лето 1942 года. Украинский город Ровно.
Пехотный обер-лейтенант Пауль Зиберт, фронтовик, статный и храбрый – два железных креста на груди и медаль «За зимний поход на восток», – залечивает здесь раны и поэтому временно в хозяйственной команде. Он знает толк в деньгах, товарах, вечеринках, вине и женщинах.
Ровно – столица оккупированной Украины – город сделок, торговли, разврата.
Хозяин здесь тот, кто имеет деньги и товар.
Зиберт имел и то и другое. Ведь на него работали партизаны и разведчики из спецотряда полковника Медведева. Они выскребали вагоны и грузовики, чемоданы и бумажники немецких офицеров и чиновников. Оккупационные и рейхсмарки, драгоценности, французские коньяки и вина, сигареты, галантерея и косметика – все для Зиберта.
На очередной пирушке он столкнулся с человеком Скорцени, майором фон Ортелем. Скорцени – легенда, супермен третьего рейха, человек особого назначения, диверсант и террорист. Его люди – его отражение.
Ортель и Зиберт глянулись друг другу, симпатия с первой рюмки. Лихой «пехотинец» и непростой майор.
– Что делаешь в этой дыре, обер-лейтенант?
– Служу по хозяйственной части, после ранения.
Новая встреча. Рюмка к рюмке и вопрос:
– Деньги есть, обер-лейтенант?
– Для вас, майор... Сколько?
Вновь застолье – привычный звон бокалов, обжигающий коньяк «Вье» из Франции, шепот горячих губ и шорох юбок в соседних комнатах.
И опять этот парень здесь
– Пауль Зиберт.
Приятен, черт! И вдруг:
– Пойдешь ко мне?
– Зачем? Я же пехотный офицер.
– Э, лейтенант, брось! Ты не для окопов.
– И дальше слова, вошедшие через десятилетия во все исторические повествования:
– За персидскими коврами поедем!
В Москве, на Лубянке, люди Судоплатова, начальника 4-го управления НКВД – разведка, диверсии, террор, – оценили слова майора фон Ортеля: это Тегеран, это нападение на большую тройку, это угроза для Сталина, Рузвельта, Черчилля на тегеранской конференции. И скорее всего – за этим Скорцени...
И в Ровно Зиберт-Кузнецов оценил эти слова.
И увесисто, как парабеллум, лег на стол тугой бумажник для фон Ортеля.
ЖЕНЩИНЫ ЗИБЕРТА
Делом особой важности для Кузнецова в Ровно была стратегическая разведка.
В долгих раздумьях в землянке полковника Медведева, чей спецотряд находился в лесах под Ровно, рождались варианты. Медведев, опытный чекист, был непосредственным начальником Кузнецова. Но он не командовал, он вместе с Кузнецовым обдумывал планы операций.
Кузнецов вспомнил Ильина и его теорию о социально-профессиональных группах, ускоряющих потоки информации.
В Ровно такой группой были актеры местного театра и варьете, женщины-актрисы, официантки и метрдотели. С ними общались местные немецкие чиновники, офицеры тыловых подразделений, фронтовики на отдыхе, чины фельджандармерии, абвера и гестапо. А внимание к женскому обществу в годы войны обостренное.
Женщины притягивают военных, любовь скоротечна, разговоры спонтанны, информация непредсказуема.В этой среде Кузнецов и заводил знакомства.
Кроме того, в Ровно останавливаться ему было негде.
Не мог он снять номер в отеле или комнату в городе без направления комендатуры. Первая же проверка показала бы, что Зиберт ни в какой хозяйственной команде не состоит.
Поэтому лейтенант ночевал у женщин. И у тех, которых знал, и у тех, с которыми знакомился для этого.
Он хорошо помнил уроки примы-балерины.Обычно его серый «опель» останавливался на одной из оживленных улиц Ровно, и водитель, верный соратник Николай Струтинский, начинал копаться в моторе.
Зиберт расхаживал рядом, скучающим взглядом провожая прохожих. Элегантный, симпатичный мужчина с интригующим запахом дорогого одеколона «Кельнвассер».
Но вот появлялась та, ради которой затевалась игра. По одежде, походке, выражению глаз, контуру губ определял ее Зиберт. Ошибок не было.
Если немка:– Извините, фрау, где здесь отель «Дойчегоф»? У меня машина, я готов подвезти и вас...
Если полька:– Извините, такая прекрасная пани спешит одна в неизвестность. Моя машина для вас...
Знакомство состоялось, его надо укреплять презентами.
Для этого у Зиберта в багажнике всегда лежали изысканное женское белье и пачки модных нейлоновых чулок из Франции, духи и помада из Италии, шоколадные конфеты из Швейцарии и лимонный ликер из Польши.
Ночь в доме новой незнакомки была обеспечена, и порой не одна.
Так среди женщин Зиберта оказались делопроизводитель из штаба авиации, референт из бюро военных перевозок, секретарь из фирмы «Пакетаукцион», отправлявшей награбленные ценности в Германию, метрдотель ресторана «Дойчегоф». Эта чувственная породистая полька с серыми глазами, в прошлом балерина Варшавского театра, имела многочисленные знакомства среди немецких офицеров и чиновников германской администрации. Между ней и Зибертом установилось нечто большее, чем связь на одну ночь. Она рассказывала много о своих немецких ухажерах.
Однажды прозвучало имя «майор фон Ортель». Реплики о нем весьма заинтересовали Кузнецова.И настал момент, когда он ненавязчиво попросил свою знакомую пригласить на очередное застолье этого загадочного майора.
Так в квартире пани метрдотеля в один из вечеров появился соратник Скорцени.
СТАВКА ФЮРЕРА
Еще Ильин обратил внимание на способность Кузнецова к системному видению ситуации.
С чего начал Кузнецов, когда командование поставило задачу выяснить местонахождение ставки Гитлера на Украине?
С изучения украинских газет, издаваемых оккупационными властями.
В один из дней Кузнецов обратил внимание на заметку в националистической газетенке «Волынь». В ней сообщалось о премьере в Виннице оперы Вагнера «Тангейзер», на которой присутствовал фельдмаршал Кейтель.
А фельдмаршал к тому времени был командующим вооруженными силами вермахта.
Что Кейтель делал в Виннице?
Через несколько недель Кузнецов в другой газете – «Дойче украинише цейтунг» – подчеркнул сообщение о концерте артистов Берлинской королевской оперы в Виннице. На нем вальяжно отдыхал от забот Герман Геринг, второе лицо в Германии.
Для чего Геринг объявился в Виннице?
И почему именно туда приехали с концертом берлинские артисты?
Сопоставляя эти факты, Кузнецов понял, что именно близ Винницы ставка фюрера.
Но где?
И потребовалась операция по захвату офицеров связи, чтобы на их картах увидеть красную линию – кабель из Берлина в деревню Якушинцы.
Там-то и оказался в конечном счете полевой бункер Гитлера для управления армиями вермахта.
ПРИКАЗАНО УНИЧТОЖИТЬ
Стрелять Кузнецов научился в Москве, когда готовился со спецотрядом Медведева работать в тылу у немцев. Учителя из 4-го управления НКВД учили бить из разного оружия и разного положения.
А потом в лесах под Ровно, закрепляя пройденное, Кузнецов часами навскидку, не целясь, пуля за пулей всаживал в белые стволы берез.
Ему более всего пришелся по душе семизарядный вальтер, вес 766 граммов, патрон 7,65 от браунинга. Легкий спуск, легок в руке, будто ее продолжение. Этим вальтером он и приговорил к смерти верховного судью Украины Альфреда Функа.
Четыре минуты ожидал его Кузнецов в подъезде Верховного суда. Стрелял с полутора метров. Три пули намертво впечатались в тучное тело.
Функ еще захлебывался кровью, а серый «адлер» с Кузнецовым уже летел к окраине Ровно.
До Функа были имперский советник финансов генерал Гель, прибывший в Ровно из Берлина с заданием усилить вывоз в Германию ценностей и продовольствия с Украины; заместитель наместника фюрера на Украине генерал Даргель; офицер гестапо штурмбанфюрер Геттель; командующий восточными соединениями оккупационных войск генерал фон Ильген, которого Кузнецов доставил в отряд Медведева; инженерный полковник Гаан, ответственный за связь со ставкой фюрера в Виннице; имперский советник связи подполковник фон Райс; вице-губернатор Галиции доктор Бауэр; начальник канцелярии губернаторства доктор Шнайдер; полковник Петерс из штаба авиации; майор полевой фельджандармерии Кантор.
Они были уничтожены или захвачены Кузнецовым в основном по приказу 4-го управления НКВД.
Того самого, что начиналось с убийства Троцкого, на счету которого уничтожение гауляйтера Белоруссии Кубе, гитлеровских наместников на оккупированной территории.
До мельчайших нюансов продумывал он пути отхода с места операции. Каждый раз выстраивал ложный след для гестапо.
В случае с Гелем им стал бумажник, якобы случайно выпавший из кармана террориста. Бумажник тот принадлежал видному эмиссару украинских националистов, закончившему жизнь в отряде Медведева. Немцы нашли в нем письмо: «Батько не сомневается, что здание будет тобой выполнено в самое ближайшее время. Эта акция послужит сигналом для дальнейших действий против швабов».
Расчет был верен.
Гестапо схватило тридцать восемь известных деятелей из организации Бандеры и расстреляло их, несмотря на клятвы в верности фюреру.
Не раз перекрашенные надежные немецкие автомобили уносили Кузнецова с места свершения акции. «Опель» и «адлер» словно созданы для проведения спецопераций: форсированная скорость, чуткая управляемость, мощность. Когда похитили Ильгена, в «адлер» набилось семь человек вместо положенных пяти, и машина вывезла. Подвел только итальянский «фиат»: на выезде из Львова после боя с постом фельджандармерии пришлось бросить машину и уходить лесом.Это все была техника дела – вальтеры, «опели», «адлеры», ложные следы.
А идея дела, его мораль и психологическая сила – в Кузнецове.
Действовать, и успешно, в городе, наводненном спецслужбами, действовать, когда тебя ищут, стрелять, когда охрана в двух шагах, – для этого нужно быть человеком со стальными нервами, хладнокровным до бесчувствия, работающим, как машина, опережающая противника на ход вперед. Кузнецов стал им в тот момент, когда решил для себя главный вопрос: он обречен и погибнет, но встретит сей миг достойно.
И поэтому в письме к брату в августе 1942 года такое откровение:
«Я люблю жизнь, я еще очень молод. Но если для Родины, которую я люблю, как свою родную мать, нужно пожертвовать жизнью, я сделаю это. Пусть знают фашисты, на что способен русский патриот и большевик».
Он был романтиком и чернорабочим сталинской эпохи.
Готовность к самопожертвованию вела его по тропе блистательных операций по уничтожению тех, кого он научился ненавидеть с первых дней войны.
А в служебных документах гестапо это выглядело так:
«Речь идет о советском партизане-разведчике и диверсанте, который долгое время безнаказанно совершал свои акции в Ровно, убив, в частности, доктора Функа и похитив, в частности, генерала Ильгена.
Во Львове «Зиберт» был намерен расстрелять губернатора доктора Вехтера.
Это ему не удалось.
Вместо губернатора были убиты вице-губернатор доктор Бауэр и его президиал-шеф доктор Шнайдер. Оба этих немецких государственных деятеля были расстреляны неподалеку от их частных квартир...
Во Львове «Зиберт» расстрелял не только Бауэра и Шнайдера, но и ряд других лиц...
РОКОВАЯ ОШИБКА
Вечером 5 февраля 1944 года гауптман Зиберт вместе со своим напарником Яном Каминским зашел в ресторан «Жорж». Лучший ресторан Львова подавлял обилием зеркал на голубых колоннах, художественно вылепленным потолком и пронзительным светом. Гудел пьяно зал. Свободных мест не было.
Но им повезло: пожилой подполковник жестом пригласил за свой столик. Он оказался, к изумлению Зиберта, заместителем военного коменданта. Гауптман настолько понравился подполковнику, что тот пригласил его вместе со спутником заночевать у себя, в служебной квартире.
9 февраля Зиберт стрелял в вице-губернатора Галиции Бауэра и доктора Шнайдера.
12 февраля «фиат» Зиберта был остановлен постом фельджандармерии в 18 километрах от Львова по дороге на восток.
К тому времени гауптмана искали гестапо и полевая полиция – им была дана ориентировка на террориста в немецкой форме.
За ним охотились и украинские националисты, которые не могли простить ему своих вожаков, расстрелянных гестаповцами, – историю с бумажником они не забыли.
Роковой ошибкой Кузнецова было то, что он уходил на восток. Если бы на запад, в Краков, как было оговорено с командованием в качестве варианта, все могло быть иначе. Но он слишком уверовал в свою звезду.
Оторвавшись от полевой полиции, проплутав несколько суток в лесу, Кузнецов, Каминский и их водитель Белов вышли к селу Боратин – гнезду бандеровских банд. Роковой ошибкой Медведева было то, что именно близ этого села он определил местонахождение разведгруппы для связи с Кузнецовым.
Измотанные, обессилевшие разведчики остановились в хате крестьянина Голубовича. Там их и накрыли бандеровцы.
Сотник Черныгора быстро смекнул, с кем имеет дело. Но Кузнецов до последнего мгновения управлял ситуацией. На столе под фуражкой гауптмана лежала граната. И настал тот миг в переговорах с Черныгорой, когда Кузнецов рванул ее на себя.
Изувеченное тело Кузнецова бандеровцы закопали в низине близ села.
Через неделю отступающие части немецких войск начали здесь копать окопы, возводить линию обороны. Тогда-то и обнаружили свежезакопанную яму и в ней труп в форме капитана вермахта. Разъяренный немецкий комбат отдал приказ спалить деревню. Крестьяне указали на банду Черныгоры, что осела в соседнем селе. Вскоре там уже орудовали немецкие пехотинцы, расстреливая в хатах всех, застигнутых с оружием. Не могли они простить подлое убийство своего офицера, кавалера двух железных крестов...
http://www.sovsekretno.ru/arti...
