Не о БОМЖах, а о людях в тяжелой жизненной ситуации
Стены аккуратно оформлены розовым кафелем. Приклеены листы с цитатами: «Предприятие, организация, школа без дисциплины — как мельница без воды — не может работать», «Алкоголь убивает», «Бросить курить легко, если этого захотеть». По длинному коридору ходят люди, которые совсем недавно жили на улице. Пол моет высокая крупная девушка с короткой стрижкой.
«Оксана у нас теперь работает. Она выросла в детском доме. Потом долгое время отбывала наказание в местах лишения свободы, из-за этого не подала документы на жилье, которое должна была получить от государства после детдома. Пришла к нам на ресоциализацию (социальную адаптацию после лишения свободы — прим. редакции)», — рассказывает психолог центра Любовь Овсянникова.
«Так, проходим быстро!» — прикрикнула девушка, осторожно проведя шваброй по полу.
Освободившихся с зон в КСЦ «БОМЖ» много. За время пребывания в тюрьме утрачиваются связи, родственники не готовы принять людей, прошедших тюрьму, обратно домой. В центре им дают поддержку, помогают адаптироваться к жизни.
«Кто хочет начать жить — у тех получается. Кто не хочет... сами понимаете, — объясняет директор центра Михаил Гах. —Условия мы предоставляем достойные. Даже те, кто живут у нас после тюрем, говорят, что здесь лучше, чем с прежними друзьями. Ведь с ними опять начнутся посиделки, которые ничем хорошим не заканчиваются. И все пойдет по накатанной. В центре алкоголь запрещен. Хотя выход в город свободный. Только на ночь закрываем ворота, чтобы никто нас не тревожил».
Оказаться в центре можно только добровольно. Сотрудники неоднократно сталкивались с ситуацией: у человека нет крыши над головой, но в центр он ехать отказывается — на улице свободы больше. И пока есть хоть какое-то здоровье — будет вести бродячий образ жизни. А уж как заставит судьба, так придет в КСЦ. Как правило «судьба заставляет» с первыми заморозками. Из больниц часто звонят люди, лишившиеся конечностей после обморожения, которым теперь совсем некуда пойти.
Рафаэль живет в КСЦ почти год. Все никак не получается подтвердить его гражданство. По закону, если не было регистрации на 6 февраля 1992 года, гражданство очень сложно доказать. Нужно найти свидетелей, пройти несколько судебных разбирательств.
«Я инопланетянин. Или, может, я из Австралии сбежал вместе с кенгуру? Без жилья, гражданства и паспорта. Родился в Челябинске, всю жизнь здесь прожил. Потом братья решили разделить родительский дом. На ту сумму, которая мне досталась, я не смог купить ни дом, ни квартиру. Нарвался на мошенников, которые один и тот же дом продали трем разным людям. Откуда я мог знать? Жену потерял. Деньги закончились. На нервной почве лишился зрения. Отморозил пальцы на правой руке, гангрена пошла. Работать я не способен. Какое-то время скитался, потом попал в больницу. А оттуда, благодаря администрации, был направлен в центр. Теперь я под крышей, в тепле. Процветаю пока», — рассказывает Рафаэль.
С братьями мужчина не общается. Иногда к нему заглядывает племянница. Но сам он не хочет становиться обузой:
«Только нервы близким буду портить. Зачем? Я отработанный материал! Ни на что уже неспособный. Кому я нужен? Никому».
«Никому, кроме нас, — перебивает его директор. — Мы с тобой занимаемся. Дружим».
При поступлении в КСЦ мужчины и женщины в течение первой недели проходят медицинское обследование на наличие туберкулеза, сифилиса, кишечных и многих других заболеваний. Если какой-то диагноз обнаруживается, человека отправляют на лечение. Если все в порядке, он остается в центре.
«Люди, оказавшиеся в тяжелой жизненной ситуации, пребывают в какой-то нирване. Практически без еды и сна. Без документов. Мы же пытаемся их вернуть к жизни. Помогаем восстановить документы, оформить инвалидность. Пожилых людей устраиваем в интернаты. Инвалидов — тоже. Людей с психическими расстройствами направляем в лечебницы. Вообще, мы можем содержать здесь человека до 4 месяцев. Потом, если у него есть документы и нет показаний по здоровью, он должен отправиться в самостоятельную жизнь», — добавляет Михаил Станиславович.
Устроиться на работу после тюремного заключения очень сложно. Но с центром сотрудничают несколько компаний, которые готовы взять на ставку постояльцев центра. Вскладчину экс-БОМЖи подыскивают жилье, пытаются начать новую жизнь. У некоторых получается, а у некоторых...
«Несколько лет назад в нашем центре жила Вика. Она отсидела первый срок за убийство мужа. У нас она познакомилась с Лешей. Все было хорошо. Работали, снимали жилье. Дочь у нее жила в детдоме, я договаривалась, чтобы Вика могла с ней общаться. Но опять... недавно мне пришло письмо из колонии: „Любовь Петровна, вот я дура. Не прислушивалась к вам. Теперь у меня будет время подумать...“. Второй раз села тоже за убийство. Лешу зарезала. То ли под действием алкоголя, то ли под чем-то психотропным... », — рассказывает психолог.
Здесь живут и те, у кого есть дом, документы, даже пенсия. Но дома жить невозможно из-за проблем в семье. Евгении 80 лет. Старший сын сидит в тюрьме за убийство своей избранницы, которую приревновал. Младший — прошел Чеченскую войну, женился, воспитывает троих детей, но считает, что мать должна отдавать ему львиную долю пенсии.
«Надо мной тут подшучивают: все есть, а живу в КСЦ! Если бы старший сын был не в тюрьме, он бы этого живо на место поставил. Но сидеть ему еще четыре года. Поэтому я не знаю, как быть. Младший меня избивает, причем умеючи: не оставляет следов, в Чечне научился, видимо. Я ходила снимать побои, а их нет! Потом бродяжничала. Скоро срок моего пребывания в центре закончится, придется вернуться и как-то решать свою проблему. Комнату сниму, буду жить потихоньку», — делится Евгения.
Ее соседка по комнате стеснялась отвечать на вопросы, кокетничала. А потом полушепотом и с украинским говором сказала: «Я Галина!» В 2015 году она приехала на заработки в Москву. Как оказалась в Челябинске — не помнит. Говорит, что молодая женщина обманным путем посадила ее в поезд и отправила в Челябинск. Где документы — не знает. В Одесской области у нее есть дом, сын-алкоголик и дочь, которая не хочет с ней общаться.
«Галина жила на вокзале. К нам поступила в ужасном состоянии, да еще и с ретроградной амнезией. В ее понимании было так, что сейчас 1986 год, а не 2017. „Пила горилку“, — говорила она мне по-украински. А остальное не помнила. Сейчас она уже социализировалась, очень хорошая женщина, позитивная, неконфликтная. Мы стараемся оформить документы, чтобы отправить ее домой, в Одессу. Говорит, что там у нее огород с черешней и персиками», — объясняет Любовь Овсянникова.
«Видели матч „Трактора“ вчера? Наконец-то нормальная игра! — влез в наш разговор Александр Виссарионович. — Хочу, чтобы внук мой хоккеистом стал, но сейчас такая форма дорогая! Особенно для хоккеистов. Ну, он и так спортом занимается, плюс — уроков в школе много задают, еще участвует в самодеятельности творческой».
Мужчина много лет проработал на ЧТЗ, даже выйдя на пенсию, подрабатывал. Но после смерти жены впал в депрессию. Утешение нашел в алкоголе. В центр попал после ампутации обеих голеней и потери зрения. Благодаря поддержке администрации города и КСЦ, ему сделали операцию — теперь 68-летний Александр Виссарионович видит — и поставили протезы. Сейчас он учится ходить на них и ждет своей очереди на место в интернате для инвалидов.
«Есть у наших хоккеистов шансы на плей-офф, как думаете?» — поинтересовалась я.
«Да какие уж тут шансы, с такой игрой... А ведь я за челябинский „Трактор“ болею с 10 лет! С 1960 года. Вот внука теперь пытаюсь влюбить в наш клуб», — ответил Александр, отодвинул инвалидное кресло и сам налил себе чай.
В КСЦ приходят люди от 18 лет и старше. Стараться их перевоспитать — бессмысленно. И сотрудники центра это понимают. Поэтому они стараются их направить в нормальную жизнь. Ведь проще предупредить заболевание, чем его лечить. Проще дать совет, который может что-то исправить, чем уже исправлять случившееся. Кто захочет — услышит.
«Я понимаю молодых людей, которые успешны и образованы, которые строят бизнес и семьи. Конечно, им не хочется видеть грязь вокруг и жить среди нее. И под „грязью“ я имею в виду и людей, и мусор, и многое происходящее вокруг. Я понимаю, почему они звонят нам со словами: „У моих окон сидит бомж, уберите его“. Но мы не можем решать за человека в трудной жизненной ситуации. Как бы он ни жил, у него есть право выбора: ехать в центр или нет. И многие не хотят. Кричат на нас: „Вас Бог накажет, не имеете права, я сам буду решать, как мне жить!“. Ни наш центр, ни полиция не можем принудить кого-либо к проживанию в КСЦ только из-за того, что один человек не нравится другому. Изменить жизнь — добровольное решение. И ребята, которые проживают у нас, это понимают», — объясняет Любовь Овсянникова.
За ее дверью уже стоят те, кому хочется просто поговорить. Да, с психологом. Но о себе, своем прошлом и чуть-чуть о будущем.