В конце мая на должность уполномоченного по правам ребенка в Воронежской области губернатор Александр Гусев назначил Ангелину Севергину. Выпускница факультетов романо-германской филологии и государственного и муниципального управления, за свою карьеру она преподавала иностранные языки, занималась менеджментом персонала в «Воронежэнерго», а с 2020 года на общественных началах руководила проектами «Российского детского фонда». У Ангелины Евгеньевны плотный рабочий график: все свое время она уделяет решению детских проблем. Теперь в отсутствие руководителя за фондом приглядывает ласковая кошка Мира – местный «котопсихолог» из котокафе. А благотворительные фонды в работе детского омбудсмена являются теперь партнерами и помощниками в общем деле – защите детства. Редакция «Время Воронежа» застала Ангелину Евгеньевну в офисе фонда – в перерыве между ее разъездами по пунктам временного размещения и посещением детских социальных учреждений. Мы поговорили о проблемах детей и подростков, ошибках родителей и мировых тенденциях в воспитании, а кошка Мира – одобряюще помурчала. – С какими проблемами к вам чаще всего обращаются? – Очень много вопросов, связанных с предоставлением мер социальной поддержки. Кто-то, например, не соглашается с отказом определенного ведомства. У кого-то вопросы по пакетам документов, необходимых для оформления мер социальной поддержки. Как пример – выпускники детских домов, которые имеют право на предоставление жилья. При этом стоят в очереди, и эта очередь затягивается. Есть вопросы, когда нарушаются права ребенка близкими людьми. Это больная для меня тема. Часто сталкиваюсь с тем, что ребенок становится инструментом манипуляции при разводе – и для папы, и для мамы. Но чаще родители просто не могут договориться между собой, а страдает малыш. Сталкиваемся и совсем с тревожными ситуациями. Например, с жестоким обращением по отношению к несовершеннолетним или с неисполнением родительских обязанностей. Недавно была в учреждении, где сейчас находятся двое близнецов, выпавших из окна в начале лета. Громкая история... слава богу, они сейчас в порядке, живы и здоровы. С решением многих проблем семейных споров часто рекомендую обращаться к медиаторам. У меня как у уполномоченного, например, есть экспертный совет медиаторов. Это профессиональные юристы-переговорщики, к которым я могу направить пару на первичную бесплатную консультацию. – Есть ли правильные и неправильные методы воспитания ребенка? – Однозначно неправильные – физические методы воспитания. Однажды я услышала такую формулировку, как «вразумляющий родительский шлепок», и до сих пор часто привожу ее в пример как метод неприемлемого подхода в воспитании. Родительский шлепок не может быть вразумляющим ни в какой ситуации. Он может быть только болезненным и унижающим. Я убеждена, что ребенка можно воспитать без применения насилия. И я сейчас говорю не только о радикальных методах типа ремня, но обо всех, что могут ущемить физическую свободу ребенка. Даже о, казалось бы, очевидных «поставить в угол» или «дать подзатыльник». А правильный - примерять на себя. Позволите ли вы с собой так разговаривать, обращаться? Нет? Вот этим и руководствуйтесь. Конечно, хочется, чтоб все родители осознанно к воспитанию подходили, книги хорошие читали: о возрастной психологии, о методах. У нас, кстати, в институте уполномоченных есть такой проект, как «Федеральный лекторий». Там спикеры со всей страны, которые проходят жесткий отбор, рассказывают про системы воспитания. Очень удобный инструмент: послушал, посмотрел, усвоил. Это сильно облегчает жизнь родителям, ведь никому не нравится «воевать» с детьми. – Какие ошибки чаще всего совершают родители? – Такой статистики нет. Ошибки совершают все родители. И здесь правильнее говорить о том, как мы, будучи родителями, эти ошибки исправляем, и какие делаем из них выводы. Я убеждена, что если мы признаем свою ошибку и даже извинимся перед детьми, мы не потеряем своего авторитета и уважения. Но это точно будет хорошим уроком для всей семьи: мы все живые, можем ошибаться, но признаем свои ошибки и стараемся исправить. – Насколько прозрачно для надзорных органов то, что происходит в интернете? – Настолько, насколько прозрачна деятельность в любых учреждениях, где есть какая-то локальная система. Когда мы говорим о системе, то имеем ввиду руководство, коллектив, нормативно-правовые акты. На работу системы может влиять множество факторов, в том числе человеческий. Он играет ключевую роль. Но не нужно забывать и о финансировании, ведь любое совершенствование требует вложений, и, конечно, о качестве нормативно-правовой базы. – Как не допустить повторения истории из Бутурлиновского дома-интерната, когда в 2022 году уволенные сотрудники учреждения привязывали детей к кроватям и фотографировали это? – С нормативной базой постоянно ведется работа. Даже сейчас – спустя два года после бутурлиновской истории. Слава богу, инцидентов больше не было. Будем надеяться, это уже результат проделанной работы. Но знаете, если не формальным языком говорить, то людьми надо оставаться в первую очередь и в любой ситуации. Сам факт, что уволенным сотрудникам интерната пришло в голову привязать детей и сфотографировать их, говорит о том, что о человечности здесь речи не идет. Это за гранью добра и зла. – Летом в Воронеже прогремела новость об «обысках» на ЕГЭ. Травмируют ли подобные события психику детей? – В самом вопросе заложено слово «обыск», которое ни в каких порядках проведения ЕГЭ не фигурирует. Естественно, если должностное лицо, которое контролирует людей, производит именно обыск, он превышает свои полномочия. Это нарушение прав несовершеннолетнего ребенка. Есть порядок, который четко регламентирует, как должны происходить допуски на ЕГЭ. Если это происходит, конечно, это нарушение, и это травмирует. Они же не преступники, чтобы их обыскивать. Как еще можно к этому относиться? В том же случае, который вы упоминаете, действия сотрудников школы как «обыски» трактовать нельзя. Это подтверждает и следствие. – Можно ли отгородить ребенка от буллинга в школе или лучше не вмешиваться в его подростковую жизнь? – Я считаю, что можно и нужно. Детям не всегда хватает компетенций, чтобы справиться с травлей. Когда мы говорим о буллинге, мы говорим не о конфликте. Это важно понимать. Ведь конфликт – это всегда на равных, это отстаивание позиции. А буллинг – это насильственные действия, физические или психологические. Как и с любым насильственным действием, ребенку может быть сложно справиться с травлей и стыдно попросить о помощи. Но если родители знают о травле, им нужно вмешаться. Например, прибегнуть к школьной медиации. Сейчас у нас есть школьные службы примирения. Я верю в школьную медиацию. Не во всех школьных медиаторов, конечно, верю. Иногда на повышение квалификации по школьной медиации, отправляли, например, учителя труда – потому что у него свободный день. Что называется, перекосы на местах. Но с тех пор система точно стала более «прокаченная». А что касается родителей – я за то, чтобы родители помогали ребёнку отстоять себя. Иначе на кого ещё ребёнку положиться? К кому за помощью прийти? Родители – это те люди, кто постарается помочь в любой ситуации, и ребенок должен это чувствовать. Помочь разобраться с первого раза, может, и не выйдет. Но агрессор должен понять, что у него нет причин унижать другого человека. А уязвимый человек может понять, что нет причин позволять себя унижать. – Не кажется ли вам, что дети с каждым новым поколением становятся более ранимыми? – Думаю, это связано с тем, что у нас сейчас меньший запрет на проявление эмоций. Мы становимся более гуманными и более открыто говорим о том, что испытывать и проживать эмоции - это нормально и необходимо. И мужчины могут испытывать печаль и даже плакать. И то, что сейчас происходит с чувствительностью подростков – это важно. Нам нужны эмоции, нам важно ими делиться. Тогда мы будем способны искренне любить друг друга, строить здоровые семьи. Будем способны относиться к детям правильно, а не по принципу «меня тоже били». Я вижу в этом плюсы и, надеюсь, дети от этого [проявления эмоций] становятся только здоровее. – Как относитесь к практике обучения на дому? – Если честно, не очень. Мне кажется, к ней нужно прибегать только в тех случаях, когда ребенок по объективным причинам не может посещать школу. Например, во время затяжной болезни. Родителям сложно дать тот уровень образования, который предполагает школа. Это в начальных классах предметов не много, но со временем их становится все больше. Невозможно быть экспертом во всех этих дисциплинах. Поэтому соответствующий уровень образования на домашнем обучении – не потянуть. Еще это вопрос социализации. Для того, чтобы научиться жить в обществе, надо жить в обществе. А класс, двор и любой другой детский коллектив – где мы учимся общаться, дружить, конфликтовать и выходить из конфликта – это и есть общество. – Что считаете своей главной задачей в должности детского омбудсмена? – Есть у уполномоченных по правам ребенка такой проект – «Детский общественный совет». Недавно прошел Федеральный слет детских общественных советов, и у них был девиз: «Делай, что должен, и будь, что будет» , но у этой фразы есть продолжение - « там, где ты есть». Эти слова отлично передают мои настроения на посту уполномоченного, потому что у детского омбудсмена колоссальное количество разноплановых задач. Это и реакция на уже случившиеся правонарушения, и реакция на риски там, где права ребенка могут быть нарушены. Например, сейчас мы работаем с детьми из Курской области. Наша общая задача – организовать не только их комфортное и безопасное проживание, но и досуг, и образовательный процесс. Еще это проактивные проекты, в рамках которых мы стараемся делать жизнь детей на опережение комфортнее. Самое главное – все делать по-честному, не быть «кабинетным» работником. – Как оценили бы себя в роли родителя? – У меня две дочери. Они уже достаточно взрослые: одной 23, другой – 16. Оценить себя в роли родителя сложно, и пусть это лучше сделают мои дети, а может, и внуки. Но из минусов – я, наверное, очень тревожная мама. Иногда с перебором. Из плюсов – я точно никогда не вру детям, и мы все точно обсуждаем по-честному. За свои ошибки извиняюсь всегда. Но самое важное – дома мы не только семья. Мы правда все друзья между собой - мы с мужем, дети, бабушки-дедушки... так что в целом, думаю, неплохая я мама. – Дети – это…? – Это святое. Вот, знаете, хочу, чтоб не восприняли это как пафос. Они правда рождаются святыми, чистыми. Все, что дальше с ними происходит, зависит от родителей и взрослого окружения. Ни один ребёнок не родился заведомо преступником, доктором наук или директором завода. И знаете, сейчас, когда мои девчонки уже выросли, я это точно вижу: у каждой из них свой характер, но я понимаю, откуда что взялось. Ну и конечно, моя любимая поговорка: не надо воспитывать детей, они все равно будут похожи на вас. Так что дети – это и есть мы. Прямо как в той песне: когда нас не станет, мы будем петь их голосами.
