Его боготворили современники и клеймили
потомки, критика пела «красному графу» дифирамбы и одновременно порицала за «легкомысленность» и «приспособленчество». Неоднозначный и, вероятно, до конца так и не понятый, он вошел в историю как один из ярчайших и талантливых советских писателей.
Толстой или не Толстой?
Алексей Николаевич официально получил знаменитую фамилию только в 19 лет, когда поступил в Петербургский технологический институт. Его мать, нося под сердцем сына, сбежала от законного мужа графа Николая Толстого к Алексею Бострому – именно его маленький Алеша и будет долгое время считать своим отцом. Некоторые члены большой семьи Толстых ни в момент рождения, ни после, не будут торопиться распахнуть объятия для нового родственника, считая его «ненастоящим Толстым». Биографам останется одно: приводить доводы «за» и «против». Например, по закону генетики у двух голубоглазых родителей – матери писателя и его отца Бострома – не мог родиться кареглазый потомок. Сам же Толстой, похоже, старался оправдать с таким трудом полученный титул и не запятнать знаменитой фамилии. История доказала, что у него получилось – его «Петр Первый» и «Хождение по мукам» стали классикой русской литературы, а «Золотой ключик, или Приключения Буратино» - одной из самых любимых детских книг.
«Русское» чувство
Алексей Николаевич Толстой, похоже, мало полагался на вдохновение. Работал как заведенный, и, казалось, что очередная неурядица только подкидывала угля в его творческую «топку». Он трудился в любой ситуации и при любых обстоятельствах. Известно, что не забросил писательство даже на корабле Одесса-Константинополь, который на долгие годы увозил его с Родины. Ставил на палубе ящик из-под консервов, на него – печатную машинку, сам садился на ящик поменьше и работал. Он намеренно не изучал иностранные языки, считая, что утратит ощущение родного языка. Бунин характеризовал Толстого как человека, который «всё русское знал и чувствовал, как очень немногие». Но в то же время Алексей Толстой написал достаточное количество произведений на основе зарубежных источников.
Не Пьеро, но Буратино
Будущий прозаик и драматург Алексей Толстой начинал как поэт. Он был частым гостем «Башни» Иванова. О его стихах лестно отзывались Бунин, Гумилев, Волошин, Брюсов, Блок, Цветаева. Толстой был в числе тех, кто отрывал легендарный арт-подвал «Бродячая собака». Однако сам он меньше всего вписывался в устойчивый образ поэта Серебряного века. Как верно замечали, в балаганчике русских поэтов Толстой был вовсе не утонченным декадентом Пьеро, а солнечным жизнелюбцем Буратино. Он не считал себя божественным посредником. Разве может «пророк» полдня искать нужную рифму? Он был ярким не только на литературном поприще, но и в жизни – например, выступил секундантом на дуэли Гумилева и Волошина. Но в один момент бросил все и отправился на фронт Первой мировой войны.
Бело-красный граф
Он мог не участвовать в Первой мировой войне (был поврежден лучевой нерв), но отправился на фронт в качестве военного корреспондента «Русских ведомостей». Февральскую революцию он встретил с энтузиазмом. Временное правительство даже назначило «гражданина графа Толстого» «комиссаром по регистрации печати». Однако дальнейшие события породят в нем беспокойство и чувство подавленности, граничащее, порой, с жестокостью - в одной из своих статей Толстой образно предложит втыкать большевикам под ногти иголки. Позднее, в эмиграции, из трех возможных вариантов: бороться с большевиками, игнорировать их или принять новую власть, он выберет последний. Из письма Толстого: «Большевики – единственные, кто вытаскивает российскую телегу из оврага, куда ее занесли красные кони. Удастся ли вытащить? Не знаю». Сами же большевики увидят потрясающую возможность для пропаганды – им покажется, что «белого графа» будет очень просто превратить в «красного».
Конъюнктурщик
В эмиграции он найдет массу хороших знакомых по Петербургу и Москве, будет бывать во многих богатых домах, за глаза называя их хозяев сволочами. Обладая немалым и зорким умом, он, тем не менее, до поры до времени будет играть роль эдакого придурковатого шалопая, с которого «взятки гладки». И в то же время его будет раздражать «пустая» болтовня и праздность эмигрантов (сам он напишет в эмиграции «Детство Никиты» и начнет «Хождение по мукам»). Он отчетливо осознает, что историю страны будут вершить не те, кто находится за ее пределами. Не поверит он и в избранность, великую миссию русской эмиграции, а затем нарушит давнюю традицию русской интеллигенции – противостоять правительству. Напишет, что не может позволить себе этой «роскоши», пока «Отечество стоит на самом краю бездны». Толстой «отрежет» себя от эмиграции, которая поспешно закрепит за ним ярлык «конъюнктурщика».
Нелегкий «Хлеб»
В 1937 году был опубликован роман «Хлеб», который позднее станет «черной меткой» писателя. Сюжет книги повествует об участии Сталина в гражданской войне – критики расценят роман как панегирик «отцу народов». В 1940 году Толстой получит заказ на пьесу об Иване Грозном с требованием показать «историческую прогрессивность жесточайшего тирана русского средневековья». Иван Грозный предстанет «обновленным»: он больше не монарх-деспот, а мудрейший из русских царей, возлюбленный рыцарь и любящий муж. Аналогии, которые стремились провести заказчики, очевидны, но был ли созданный Толстым образ Грозного неверным? Он пойдет еще на одну «сделку»: в составе комиссии по расследованию злодеяний немецких захватчиков «подтвердит», что массовое убийство польских офицеров в Катыни совершено нацистами, а не палачами с Лубянки.
«Простой смертный»
«Советский граф» займет в «обновленной» стране исключительное положение, а после смерти Горького станет «главным» советским писателем, оказавшись «у руля» Союза писателей СССР. Его «Аэлита» и «Гиперболоид инженера Гарина» положат начало советской фантастической литературе, спектакли на его «Заговор императрицы» будут проходить при полным аншлагах, к 10-летию революции он допишет вторую часть «Хождений по мукам», которая будет иметь ошеломляющий успех. В годы Великой Отечественной войны из-под пера Толстого выйдет большое количество материалов на злободневные темы. Публицистика Толстого окажется настолько актуальна, что статьи будут издавать в виде маленьких книжиц, которые удобно положить в карман гимнастерки. Вместе с тем, «товарищ граф» будет подобен балансирующему под куполом цирка канатоходцу, за которым следят и с замиранием сердца ждут «падения». Но он устоит, взяв от жизни все самые «яркие и праздничные куски». Возможно, он будет лукавить, когда напишет, что «эта гимнастика его забавляет». Толстой делился со своим близким знакомым Анненковым: «Я — простой смертный, который хочет жить, хорошо жить, и все тут».
