Первая фотография вам наверняка известна, ее все знают, – она сделана 13 июня 1936 года, в день, когда с гамбургской верфи, принадлежавшей компании «Blohm & Voss», сошел корабль «Хорст Вессель». Знаменитой эту фотографию сделал человек, обведенный для наглядности кружочком. Его зовут Август Ландмессер, – и он единственный из стоящих в толпе, чья правая рука не поднята в нацистском салюте – предположительно в момент выхода к публике тогдашнего лидера (т. е. «Führer») и рейхсканцлера Германии Адольфа Гитлера. У него есть на это причины.
Он нет, не член запрещенной в 1933 году Коммунистической партии Германии, не политический активист – и даже, по всей видимости, не то чтобы антифашист, – по крайней мере, никаких недвусмысленных свидетельств на этот счет у нас нет. Он – муж женщины со второго снимка, ее зовут Ирма Э́клер. И отец – пока еще только одной из девочек со снимка, старшей, Ингрид. Это она стоит, держась за его руки и глядя в воду. Вторая фотография сделана в конце лета 1937 года.
В 1931 году Ландмессер вступил в НСДАП, в надежде, что так он скорее получит работу, – а в 1935-м его исключили из партии, после помолвки с Ирмой – она была еврейкой. Чуть меньше, чем через год после того, как была сделана первая фотография, Ландмессеры с двухлетней Ингрид попытались сбежать в Данию, но неудачно. В июле 1937 года (Ирма была беременна второй девочкой) его осудили согласно тогдашнему закону об осквернении расы – однако в мае 1938-го оправдали на том основании, что, вроде бы, ни он, ни Ирма не знали, что последняя была еврейкой, – с вынесением предупреждения: если он не откажется от семьи, то будет осужден на многолетние каторжные работы.
Как свидетельствует вторая фотография, и после суда Август Ландмессер не просто не отказался от своей жены, но продолжал появляться с ней на публике, как ни в чем ни бывало. Может быть, он был очень мужественным человеком, а может, очень беспечным, – этого мы не знаем. В июле 1938 года, его снова арестовали и отправили в концлагерь Бёргермор, в Нижней Саксонии. Это там пятью годами раньше появилась на свет «Lagerlied von Börgermoor» (по-русски она называется «Песня болотных солдат»), которую исполняли потом в Бухенвальде, Равенсбрюке, Заксенхаузене и Освенциме.
Ирму определили в гамбургскую тюрьму Фюльсбюттель, затем в концлагерь Ораниенбург, потом в женский концлагерь Лихтенбург и, наконец, в Равенсбрюк. До января 1942 года от нее приходили редкие письма, а затем, видимо, ее отправили в Центр эвтаназии в Бернбурге (NS-Tötungsanstalt Bernburg), где и убили. Официальная дата смерти – 28 апреля. Августа, тем временем, в январе 1941 года выпустили из тюрьмы. Он работал диспетчером в транспортной компании до февраля 1944-го, когда его забрали в штрафбат, а потом пропал без вести где-то в Хорватии осенью того же года.
Обеих девочек забрали в детдом, Ингрид разрешили пожить с бабушкой, а младшую, Ирен, в 1941-м отдали приемным родителям. Старшую тоже – но уже после войны, бабушка умерла в 1953 году. За два года до ее смерти, летом 1951-го, брак Августа Ландмессера и Ирмы Э́клер был признан сенатом Гамбурга, и девочки получили возможность носить фамилию отца. Ингрид этой возможностью воспользовалась, а Ирен – нет. В 1991 году она опознала отца на снимке слева, а в 1996-м – опубликовала книгу об истории своей семьи. На обложке – имя автора: Ирен – Э́клер, не Ландмессер.
То есть эта история – не об одиноком герое, не об отчаянном сопротивлении, не о том, как один человек выходит против целого народа – и побеждает. Не о Давиде и Голиафе. Конечно, и тут можно извлечь некоторый урок – на тот счет, что чем яростнее то или иное государство выступает за воображаемые семейные и прочие традиционные ценности, тем легче оно разрушает настоящие, не воображаемые семьи. Тем охотнее превращает детей в беспомощных сирот – для которых, в свою очередь, очень охотно становится единственным благодетелем.
Но история эта – она о том, как один мужчина любил одну женщину, и ее убили; а их детей у него отняли, и он ничего не смог сделать, а потом и сам погиб, неизвестно за что, неизвестно как.
История – она, к сожалению, не состоит из нравоучительных рассказов о том, что такое хорошо и что такое плохо. А состоит она из совершенно случайных судеб миллионов совершенно случайных людей, о которых нам иногда – очень редко – удается узнать что-то такое, от чего нам становится не совсем все равно.
