Замглавы ЦБ Ирана Мохсен Карими рассказал, что Тегеран, основываясь на своем богатом опыте нахождения под санкциями, предложил Москве шаги для ухода «из-под влияния американского господства и враждебных стран». В частности, стороны обсуждают возможность ведения торговых операций в национальных валютах.
Опыт, будем говорить, сомнительный. Иран, безусловно, самобытная страна и сама вправе определять свой путь развития, но тот путь, который выбран, оказался тупиковым. А потому советы, как выживать при санкциях — это примерно как если опытный бомж будет делиться секретами выживания с молодым коллегой.
В чем тупиковость иранского пути, и почему у Ирана нет никакого будущего, пока он придерживается его?
Иранская модель — это модель выживания как нации, так и конфессии. Это такой специфический замкнутый на себя националистическо-клерикальный проект. При доле шиитов в исламском мире примерно в 10-15 процентов, замкнутый клерикальный проект гарантирует только одну стратегию: стратегию осажденной крепости. Мало того: внутри шиитского проекта тоже есть жесткие противоречия национального толка: арабы-шииты не сильно ладят с шиитами-персами, чему свидетельство крайне сложная ситуация в Ираке, где местный национализм и патриотизм постоянно конфликтуют с конфессиональной солидарностью. Иран пытался в свое время выдвинуть идею панисламского лидерства, но в итоге она так и не была не то что реализована, но даже и сформулирована.
В сложном современном глобальном мире местечковые замкнутые на себя национальные проекты практически обречены. Китайский, кстати, тоже — он вычерпает свой собственный внутренний ресурс, после чего неминуемо войдет в кризис. Произойдет это через двадцать лет или через пятьдесят — никто не знает. Но китайцы тоже не могут выдвинуть проект, интересный не только для китайцев. Скорее всего, они даже не понимают, что это такое, хотя маоизм, как ни странно, но был таким проектом, особенно успешным в странах Латинской Америки, где он до сих пор довольно жестко конкурирует еще с одним глобальным левым проектом — троцкизмом.
Катастрофа, к которой неизбежно пришел гангстерский режим Путина, вынуждает его идти по пути создания «осажденной крепости», особенность которого в том, что он не способен к созданию собственного внутреннего проекта. Продвигаемый лозунг «патриотизма» очень сильно напоминает памятную «Айн фольк, айн райх, айн фюрер». И это не фигура речи: лозунг «Есть Путин — есть Россия» по смыслу совпадает с немецкоязычным аналогом. Но у Гитлера была хотя бы расовая теория превосходства, Путин не в состоянии выдвинуть хоть что-то. Уже поэтому российский тысячелетний рейх закончится ровно в тот момент, когда из бункера вынесут тело. Путинская Россия, действительно, закончится с Путиным.
В этом смысле проблема стоит вполне очевидно: либо формулирование собственного глобального проекта (именно глобального, даже не регионального), либо участие в чужом проекте — или как подвариант, новый сценарий «осажденной крепости». Два последних сюжета всегда конечны. У них просто нет будущего, они всегда заканчиваются катастрофой. Рано или поздно. Первый вариант гораздо сложнее, но он, и только он даёт шанс на будущее.
Думаю, нет смысла говорить, что прямо сейчас никаких вопросов нет и быть не может: никто ни о каком глобальном проекте задумываться не будет. У сегодняшних нуворишей будущее ограничено буквально завтрашним днем. О будущем можно будет говорить, когда из бункера вынесут тело, после чего на фоне неизбежного развала путинского рейха появится короткий период, когда оно мелькнет в окошке. Ну, а далее последует выбор: либо новый режим сдаст себя в аренду какому-либо чужому проекту, либо он свернет на кондовый национализм, замыкая страну внутрь себя, либо выдвинет свой собственный глобальный проект. В 1917 году перед страной стоял именно такой выбор, и тогда удалось сделать наиболее оптимальный из всех возможных выбор. Именно плоды того выбора сегодня разворовывает путинская знать — даже за 30 лет так до конца им не удалось разворовать все.
