"
Здравствуй, комсомолец 2018 года! Здравствуйте, удивительные умы! Здравствуй, племя молодое незнакомое!
Из толщ минувшего века комсомол шестидесятых годов протягивает тебе свою руку. Как живешь, друг? Любишь ли нашу землю, нашу колыбель так, как любим ее мы? Держишь ли на ладони камень с Марса? Чем прославил свой древний город? Какие чудо-краски подарил Родине?
У нас с тобой — фантастическая родословная: штурм Зимнего, Кронштадтский лед и Каховка, коммуны и колхозы, Магнитка и Турксиб, подполье Краснодона и Мамаев курган, заря космической эры человечества. У нас с тобой — единая цель: утверждать делом самое справедливое и счастливое общество на земле..."
Прочитал от начала до финала, перечитал, еще раз перечитал, подумал и... Вот ведь не секрет же (хотя не особо афишируется), что шестое-седьмое десятилетия прошлого века были эпохой, когда СССР по всем показателям либо опережал страны Запада, либо, как минимум, не отставал от них. На бытовом уровне могло показаться, что это не так (хотя, на самом деле, и на
бытовом-то уровне особого разрыва не было), а видимые плюсики "свободного мира" гасли на фоне совершенно несравнимых уровней социальной защищенности, стабильности и прочих базисных элементов.
Больше того, - это тоже не тайна (в Сети материалов масса, и не только на русском языке), примерно до 1973-1974 годов динамика развития СССР настолько превышала динамику развития США, что при желании московские дедушки могли поставить точку на Холодной войне в свою пользу. Иное дело, что желания не было (дедушки опасались остаться один на один со всем проблемами мира), но это уже иная тема, как иная тема и почему все случилось совсем наоборот, а сейчас я, немножко успокоившись после прочтения "письма в будущее", хотел бы сказать пару слов о другом...
Едва ли кто станет оспаривать, что коллективно-подсознательные ощущения, порожденные реалиями жизни и основанными на них предощущениями будущего, наиболее явственно выражаются в культуре. И вот любопытно обратить внимание: если "социально-эмоциональный" настрой в странах "свободного мира" в те годы, скажем, литература (хорошая, естественно, литература) отражала в тонах надломленных, упаднических, вплоть до апокалиптических, то в странах "Восточного блока" все было совсем наоборот: там видение будущего, причем не столь уж отдаленного, было весьма оптимистично,
причем даже в исполнении скептиков. Скажем, мудрый Лем, к "красному эксперименту" относившийся, мягко говоря, без восторга, тем не менее, в своем "
Возвращении со звезд" рисует мир, выстроенный по лекалам, предлагавшимся СССР, утопию без насилия и войн, с полной социальной справедливостью. Да, в этом "новом мире" Эл обнаруживает массу недостатков, но, в конце концов, принимает его, как свой, наилучший. А если уж пан Станислав, до мозга костей пропитанный специфически польским отношением ко всему, что шло из Москвы признавал это, так что говорить о литературе советской?
А и говорить нечего. Будущее воспринималось однозначно светлым, "
Мы - из Солнечной системы" звучало гордо, с упором на "
мы", Люди (те же "
мы") были
как боги, "альтернатива" в своих рудиментах ("
Хищных вещах века") не вызывала ничего, кроме жалости с легким оттенком гадливости пополам с желанием помочь, и апофеозом этих общих настроений ожидания неизбежности добра стало "
Возвращение. Полдень. XXII век", в общем,
наша вариация "возвращения" по Лему, не подразумевающая даже возможности сомнений в том, что
наше завтра будет таким, как видели его комсомольцы 1968 года.
Собственно, все
мы видели его таким, - и тогдашняя молодежь, и ее родители, и те, кто помладше, как я, в 1968-м всего лишь пионер всем ребятам пример, - а получилось по лекалам даже не яростного рейдера
Хайнлайна или стоического фаталиста
Саймака, но совсем безысходно, по
Пьеру Булю, предрекавшего закат совсем не
нам, и если еще не окончательно, то к тому идет семимильными шагами.
Думаю вот, думаю, и знаете, мне, конечно, жаль
нас, прошляпивших то, что прошляпили, но не умеющих забыть и за это наказанных возможностью сравнивать, - и совершенно не жаль тех, кому судьба жить в мире месье Буля, не желая вспоминать и считая его лучшим (или, во всяком случае, единственно возможным) из миров. Если им нравится, что ж: Jedem das Seine...
