Предисловие Дмитрия Быкова к сборнику Дмитрия Филатова // «CheBuk», 2010 год

Один раз я уже писал предисловие к книжке Филатова, а он к моей. Первая книжка была у нас на двоих. С одной стороны я, с другой – Филатов, типа перевертыш. Привлекать мэтров нам не хотелось, и мы опредисловили друг друга.

Теперь, 18 лет спустя, Филатов выпускает вторую. Это что-то даже несколько чересчур по части требовательности к себе. Думаю, определяется такой интервал не столько требовательностью, сколько благородным пофигизмом относительно собственной судьбы. Когда-то Велимир Хлебников сжёг на костре целую наволочку своих стихов, чтобы у этого костра «подольше было хорошо». Филатов пишет – и пьёт, и женится, и растит детей, и работает, и вообще живёт, – исключительно для того, чтобы было хорошо. И ему, и окружающим. Я никогда не видел более обаятельного и притом искреннего человека, потому что обаяние вещь сложная, оно часто замешено на игре, на маске, на фальши, в общем. Филатов никогда не фальшив, но мало кто умеет сплотить компанию, как он; сказать единственно нужные слова, как он; собрать вместе правильных людей и самому насладиться получившимся союзом.

Со стихами сложней – их очарование не объясняется тем, что автор хороший человек и умеет осчастливить прочих. Филатов – самый серьёзный из иронических поэтов, начинавших печататься одновременно с ним (он помладше Иртеньева, Вишневского, Добрынина, на два года старше Степанцова). Собственно, он из них наиболее лирик. Юмор его – неизбежное для человека конца века желание снизить пафос. Но чёрной иронии, которая, скажем, преобладала в клубе «Поэзия» при журнале «Юность», – у Филатова нет. Он в этом поколении особняком, почему никуда и не входил, и не ходил, кроме рок-кабаре Алексея Дидурова, где собирались люди принципиально разномастные. Филатов – не постмодернист, не иронист, не стёбщик, у него всё очень серьёзно. Он принадлежит к предпоследнему советскому поколению, воспитанному шестидесятниками и искренне верящему, что люди могут и должны жить по-человечески, только не надо им мешать.

Когда-то последним хорошим советским поэтом назвали Поздняева, о чём он сочинил целую балладу (отличную). Я бы, однако, взял на себя смелость утверждать, что последний хороший советский поэт – именно Филатов, потому что в нём есть то главное и лучшее, что было в позднесоветской риторике и позднесоветском образе жизни: чувство братства, связи с чужой судьбой. Мы были, может быть, и плохая страна, и раздираемая на куски, и расслаиваемая противоречиями, но всё-таки мы так сильно отличались от всего остального мира, что были до некоторой степени одно. Это чувство самого искреннего небезразличия к соседу Филатов несёт в себе всю жизнь. Одиночества ни он, ни его лирический герой не вынесли бы. Стихия Филатова и его героя – не просто застольный трёп, виртуозами которого они оба себя зарекомендовали, но горячее и деятельное желание привнести в холодный окружающий мир малую толику живых интонаций и человеческого сострадания. Поэзия Филатова лечит, причём ненавязчиво и с некоторой даже ворчливостью, отличающей лишь действительно хороших врачей.

О том, как это делается, можно говорить долго: конечно, у Филатова – на гитаре не играющего, но часто пишущего песни, – хорошая бардовская школа. Между тем бардовская песня – не просто стихи под гитару и никак не самодеятельность. Это трансляция из самой сердцевины творческого процесса, вода из самого глубокого колодца, творчество в чистейшем и первозданнейшем виде, потому что настоящие стихи почти всегда рождаются вместе с музыкой, человек так устроен. Потом они отбрасываются. Стихи Филатова – именно песни: по лёгкости, непосредственности, метрическому разнообразию, энергии, парольности, которая всегда способствует мгновенному отклику. И пишутся они от тех самых вещей, от которых сочиняется песня: от счастья и грусти. Философских максим тут нет. Установки на интеллектуальность, абстрактных умствований, сведения счётов – тоже. «Птица певчая», как говорил один тяжеловесный автор о другом, лёгком (не называю их, чтобы не возникло наглых параллелей).

Однако за непосредственностью и лёгкостью этих коротких стихов умный читатель увидит тоску по стремительно проходящей жизни и благодарность ей – две главные эмоции, которые держат поэзию. Увидит он даже какие-то московские пейзажи, спальные районы нашего большого города, в общем, совершенно к нам равнодушного, – но мы их любим, потому что здесь выросли. Мы дети советских учителей, врачей и инженеров, мы где-то и сами советские учителя, врачи и инженеры. Наша страна сделала фантастический кульбит, отказавшись от всего хорошего, что было в советском, и здорово усугубив плохое. Мы, кажется, поступили ровно наоборот.

Стихи Дмитрия Филатова тому порукой.