В ингушской столице стреляли на митинге — затянувшийся протест уже трудно назвать мирным.
Спусковым крючком для массовых выступлений стало «соглашение об установлении границы», подписанное 26 сентября главой Чеченской Республики Рамзаном Кадыровым и главой Ингушетии Юнус-Беком Евкуровым. Это был вопрос давно назревший, решение которого было остро необходимо обеим республикам, поскольку всякое прикосновение к этой теме провоцирует обоюдную острую боль и не дает спокойно жить обеим республикам. До настоящего времени административная граница между республиками не была утверждена, и это был единственный подобный случай в России. В административном обиходе руководствовались договоренностью, достигнутой президентом Ичкерии Дудаевым и президентом Ингушетии Аушевым в 1993 году — в ходе раздела Чечено-Ингушетии. Однако эта мужская договоренность до сих пор не имела силы документа.
О том, что готовится официальное утверждение административной границы, стало известно еще в конце августа. Тогда же ситуация начала потихоньку нагреваться. Во-первых, в республике помнили публичные заявления Рамзана Кадырова (2012 год) о фактической принадлежности к Чечне половины Малгобекского и целого Сунженского районов, во-вторых, на фоне слухов о разделе территорий чеченская сторона затеяла строительство дороги на границе с Ингушетией, установив там блокпосты.
В сентябре все республиканские мессенджеры заполонило сообщение о том, что втайне от народа готовится отторжение 17 тысяч гектаров Сунженского района в пользу Чечни.
Начались многочисленные сходы тейпов, каждый из которых выносил решение об осуждении передачи земель.
Руководство Ингушетии молчало, никак не комментируя эти слухи.
25 сентября, накануне назначенного подписания соглашения, в ингушском райцентре Сунжа состоялся сход граждан, пришло около трехсот человек. Перед собравшимися выступили районные депутаты, которые сообщили, что даже они не знают, как предполагается делить территорию. Вечером после митинга и на следующий день продолжались задержания лидеров многочисленной ингушской оппозиции, которая призывала народ выходить на улицы. И все же, несмотря на обезглавливание протеста, волнения перекинулись на столичный Магас, где утром следующего дня Рамзан Кадыров и Юнус-Бек Евкуров должны были подписать соглашение о разграничении. Утром на въезде в Магас собралось несколько сотен человек, которые даже попытались перекрыть трассу, однако после того, как было объявлено о том, что подписание соглашения состоялось, этот стихийный митинг разошелся.
«Новая» связалась с администрацией главы Ингушетии в первые минуты после подписания документа.
Советник Юнус-Бека Евкурова Артем Перехрист заверил нас, что в соглашении и речи нет ни о какой передаче земель Чечне. С учетом незначительных обоюдных корректировок, с целью выравнивания, граница осталась там же, где ее провели Дудаев и Аушев.
На следующий день текст соглашения и соответствующие картографические документы были опубликованы на сайте правительства Ингушетии. Факт публикации документа не повлиял на риторику республиканских телеграмм-каналов: они продолжали трубить о том, что Ингушетия потеряла огромные территории. Многократно глава республики публично объяснял суть подписанных договоренностей, подтверждая то обстоятельство, что Ингушетия ничего не лишилась. Однако и это никак не снижало градус сетевой истерики.
На 4 октября была назначена ратификация соглашения республиканскими депутатами. Накануне вечером республиканский конституционный суд выпустил постановление о невозможности рассмотрения вопроса границ Национальным собранием Ингушетии — а только через референдум. А наутро в Магасе стоял уже многотысячный митинг (в протестных телеграмм-каналах его численность оценивали в 10 тысяч, республиканское МВД насчитало 2 тысячи).
Толпа скандировала «Аллах Акбар»; то здесь, то там выстраивался зикр — ритуальный вайнахский групповой танец.
В половине двенадцатого к собравшимся вышли депутаты Ахильгов, Евлоев и Оздеев, объявившие о том, что соглашение не ратифицировано: 15 из 24 собравшихся проголосовали против. Голосование проходило «в закрытую», однако депутаты, выйдя с заседания и обозрев митинг у подножия парламента, обсудили, кто как голосовал, и обнаружили, что большинство из них — с народом. Вскоре, однако, появилось официальное сообщение, опубликованное ТАСС, и оно говорило ровно об обратном: ратификация состоялась, 17 депутатов высказались «за».
Депутаты настаивали: произошла фальсификация.
В полдень к митингующим вышли глава республики Евкуров и председатель правительства Евлоев. Судя по всему, они попытались поговорить с собравшимися, однако те ничего не пожелали слушать. Свистели и даже что-то бросали в сторону представителей власти. Раздались выстрелы. Телеграмм-каналы, активно освещавшие митинг, единодушно прокомментировали: охрана Евкурова стреляла в воздух, чтобы остудить протестующих.
Я снова позвонила Артему Перехристу, советнику главы Ингушетии, и он высказал собственное предположение касательно природы нынешнего массового протеста:
К середине дня стало понятно, что основная повестка протеста — это отнюдь не земельный вопрос, а именно отставка Евкурова. В телеграмм-каналах появились провокационные призывы.
«Надо штурмовать администрацию главы», — призывали паблики. О землях уже никто и не вспоминал.
Нужно сказать, что в Ингушетии довольно насыщенная политическая жизнь — в сравнении даже не то что с кавказскими республиками, но и с Россией в целом. Здесь постоянно проходят выступления оппозиции, постоянно клубятся какие-то интриги в правительстве и народном собрании, депутаты и министры нередко идут наперекор главе. И не потому, что такие демократичные и правильные, — а потому, что власть тейпа сильнее власти Евкурова (который, может, тоже бывает не такой демократичный и правильный). Евкуров, с позиции тейпов, — лишь человек, занимающий кресло. И за это кресло в республике идет ожесточенная борьба.
Вся общественная дискуссия про «отнятые ингушские земли» проходила в основном на ингушском. Ну то есть невключенной публике сложно оценить аргументы, применявшиеся в ходе этой дискуссии. И все же я попробовала выяснить, откуда пошли разговоры про 17 тысяч гектаров, которые Ингушетия якобы потеряла?
В этом мне помогли разобраться представители оппозиционного регионального общественного движения «Мехк-Кхел», прилетевшие в Москву, чтобы организовать пресс-конференцию по земельному вопросу. Оказывается, возмущение оппозиции вызвал не факт отторжения ингушских земель (который не подтверждается документами), а то, что Ингушетия по итогам разграничения не забрала у Чечни земли, ранее населенные ингушами.
— Бамут, Шаами-Юрт, Серноводская, Ассиновская, Давыденко… Все эти населенные пункты закладывали ингуши, — сообщил «Новой» сопредседатель «Мехк-Кхел» Серажутдин Султыгов, перечисляя населенные пункты на территории Чеченской Республики. — Никогда не принадлежали эти земли Чечне, там ни одной чеченской могилы нет. Сегодня мы возмущены не тем, что нас лишили земель, а тем, что нам их не вернули!
То есть в своих логических построениях представители «Мехк-Кхел» прибегли примерно к тому же приему, который прежде использовал Рамзан Кадыров, настаивая на принадлежности к Чечне приличного куска ингушских земель. «В 1934 году эти земли были присоединены к Чечне», — настаивал чеченский лидер. «Да, но до 1929 года ваши земли были нашими», — кроет теперь ингушская оппозиция, указывая, что договоренности 1993 года между президентом Ичкерии Дудаевым и президентом Ингушетии Аушевым тоже не были справедливыми по отношению к Ингушетии.
— Тогда, в 1992 году, ингуши повели себя как близкие люди, как братья по отношению к чеченцам, — говорит сопредседатель «Мехк-Кхел» Муса Албогачиев. — Чеченский народ был слаб, в состоянии раздрая, и Ингушетия не стала пользоваться этой слабостью, оставила решение вопроса до лучших времен. А сегодня уже чеченская сторона воспользовалась нашей слабостью, тем, что колоссальный разрыв у нас между населением и руководством. И принятые границы — это преступление перед собственным народом в угоду Кадырову. Если они уже сейчас открыто идут на фальсификации!..
Я поинтересовалась у представителей «Мехк-Кхел», в курсе ли митингующие в Магасе, что речь уже идет не о том, чтобы сохранить ингушские земли, — а о том, чтобы забрать земли, ныне относящиеся к Чечне. «Самое главное, что они понимают: нет справедливости», — был мне ответ.
К вечеру в Магас начала стягиваться бронетехника.