Бессмертную «Илиаду» Гомера на русский язык первым перевел замечательный поэт Ермил Иванович Костров. Перевод так понравился Екатерине II, что она захотела познакомиться с его автором и попросила Ивана Ивановича Шувалова привезти поэта во дворец.
Как и многие талантливые русские люди, Костров был пьяницей. Шувалов, которому хорошо была известна слабость Кострова, позвал его к себе, велел одеть на свой счет и убеждал непременно явиться к нему в трезвом виде, чтобы вместе ехать к государыне. Костров обещал; но когда настал день и час, назначенный для приема, его, несмотря на тщательные поиски, нигде не могли найти. Шувалов отправился во дворец один и объяснил императрице, что стихотворец не мог воспользоваться ее милостивым вниманием по случаю будто бы приключившейся ему внезапной и тяжкой болезни. Екатерина выразила сожаление и поручила Шувалову передать от ее имени Кострову тысячу рублей.
Недели через две Костров явился к Шувалову.
— Не стыдно ли тебе, Ермил Иванович,— сказал ему с укоризною Шувалов,— что ты променял дворец на кабак?
— Побывайте-ка, Иван Иванович, в кабаке,— отвечал Костров,— право, не променяете его ни на какой дворец!
(В.П.Гаевский. "Современник", 1850)
А.С.Пушкин записал такую историю (Приложение VI к "Истории Пугачева"). Однажды в Московском университете сделался шум. Студенты, недовольные своим столом, разбили несколько тарелок и швырнули в эконома несколькими пирогами. Начальники, разбирая это дело, в числе бунтовщиков нашли бакалавра Ермила Кострова. Все очень изумились. Костров был нраву самого кроткого, да уж и не в таких летах, чтоб бить тарелки и швырять пирогами. Его позвали в конференцию.
— Помилуй, Ермил Иванович,— сказал ему ректор,— ты-то как сюда попался?..
— Из сострадания к человечеству,— отвечал добрый Костров.
В могилу Кострова свела не водка, а перемежающаяся лихорадка, которой он страдал всю жизнь. «Странное дело,— сказал он перед смертью Карамзину,— пил я, кажется, все горячее, а умираю от озноба» (П.А.Вяземский. "Старая записная книжка").
