Петербург обладает двумя трудно совместимыми друг с другом особенностями географического положения. С одной стороны — самый северный и холодный мегаполис на планете. С другой — город одновременно у моря и у реки. В первые два столетия существования города вода имела прикладной смысл, в первую очередь как выход к торговым путям и транспортный коридор. Постепенно сложившийся роскошный вид на Неву был более чем достойным обрамлением для первостепенной функции.
Примерно 150 лет назад положение стало меняться сразу в трех аспектах. Имперская столица стремительно превращалась в большой город, переполненный людьми. Для миллионов жителей возникла потребность в досуге, а близость к воде была его если не непременным, то желательным условием. Петербург, а потом Ленинград стремительно рос, осваивая все новые территории, в том числе и приводные. Одновременно с ним рос и поток автомобилей, который конкурировал с людьми за то, чтобы занять место вдоль Невы и других рек. Пока автомобили уверенно побеждают в соревновании.
Одним словом, возникла потребность использовать набережные, речные и морские, как место отдыха горожан, публичное и насыщенное возможностями для разных видов деятельности пространство.
Эксперты привычно считают градостроительную ситуацию в Петербурге неблагополучной, особенно по отношению к европейской (хотя она и по азиатским меркам далеко не блестящая). У Ленинграда был, однако, редкий шанс вырваться вперед и стать пионером освоения берегов, когда главным архитектором города в 1938 году стал молодой Николай Баранов. В противовес концепции развития города вдоль Московского проспекта он предлагал расширять его последовательно от центра вдоль берегов. Это ему принадлежат проекты Приморского парка Победы, Центрального городского парка от Петровской набережной до Петровского и Каменного островов, намыва на Васильевском острове. К сожалению, часть из задуманного не была сделана вовсе, как, например, большая зеленая зона. Реализованные же проекты или многого не учитывали, или были испорчены последующими вторжениями.
Помимо собственно неудачных архитектурных решений помехой между петербуржцами и водой стали машины. Скажем, на Свердловской набережной в свое время спроектировали широченные тротуары, а в жилых домах напротив — вполне приятные курдонеры, но поток машин в три–четыре полосы в каждую сторону свел все усилия на нет. Свердловская набережная, как правило, пустынна.
Советские ошибки простительны только потому, что в свое время они были общемировыми. В послевоенные десятилетия удачные архитектурные и тем более урбанистические решения были скорее редкостью и исключением. Везде ошибались с масштабом и обманывались насчет пользы широких дорог.
Нынешнее время идеально подходило бы для того, чтобы поправить дело, но, увы, оно только становится хуже.
Парк на Крестовском острове был большой удачей и смог бы стать еще большей, но за последние 20 лет особенности механизма принятия решений в градостроительстве сыграли с ним не добрую шутку. Сначала Крестовский превратился в страннейшую смесь элитного жилья, ресторанов и массовых развлечений, а потом, когда на нем решили устроить еще и спортивный кластер со всем известным стадионом в качестве жемчужины, — вообще в черт–те знает что.
И все бы ничего, но новые сооружения никак не связаны между собой. Было бы логично, если бы они находились, например, в парке. К тому же само по себе расположение стадиона на 60 тыс. мест на оконечности острова, даже в совокупности с планами строительства станции метро, кажется плохо обдуманным ходом.
Петровский остров вслед за Крестовским рискует превратиться в анклав дорогого жилья, все так же без общего плана и архитектурных решений, которые могли бы придать изменениям какую–то ценность в масштабе Петербурга.
Парк 300–летия был значительной попыткой расширить присутствие города у воды. Там, к сожалению, находчивости не хватило на то, чтобы сделать его интересным для горожан: аллеи в стиле «бюрократия» дают мало возможностей для интересного отдыха. И даже тот парк, что есть, частично будет застроен.
«Газпром» как–то устраивал конкурс на освоение земель вокруг небоскреба «Лахта Центра», но в сравнении с той нагрузкой, что офис даст на окружающую территорию, результаты в виде небольшой милой набережной кажутся не особо впечатляющими.
Но намыв на Васильевском острове превосходит все. Несмотря на грандиозные планы, включающие модную сейчас мультифункциональность района, фактически был построен банальный «спальник», к тому же вбирающий в широкие улицы и дворы все ветра Финского залива.
Когда–то, во времена своего рождения, это был амбициозный проект — «Морской фасад Санкт–Петербурга». Обернулось же все застройкой, чуть лучшей, чем в Мурино или Девяткино. Уже сейчас на подъездах к первым жилым домам стоят пробки, а некоторые дома растут прямо из песка, без дороги, не говоря уже о других благах городской цивилизации. На западную часть намыва проводили международный конкурс, в рамках которого обещали создать там сложную многофункциональную среду, однако закончится все тем же жильем, разве чуть лучшим на вид, чем остальное. В сравнении с тем, что получится, старые окрестности станции метро «Приморская» будут казаться шедевром градостроительной и архитектурной мысли.
Что до берегов Невы, то тут у города вовсе нет никакой программы действий, так что в ближайшие годы они продолжат быть загруженными магистралями, вдоль которых будут строить все то же — как правило, банальное со всех точек зрения жилье. Тут все перспективы упираются в проблему общественного транспорта, который на сегодняшний день не обеспечивает разумной альтернативы движению на автомобиле.
С освоением берегов в Петербурге самое сложное — понять специфику. Второго такого большого города севернее нас нет, и было бы наивно представлять здесь беззаботных людей в шифоновых платьях, подставляющих части тела ласковому бризу.
Северные воды — отдельная история. Человек, проводящий в Петербурге большую часть года, скорее всего, расхохочется в лицо тому, кто будет приводить в пример реконструкции морского побережья Барселоны или даже пляжей вдоль Сены в Париже. У нас в среднем в январе на пять градусов холоднее, чем в Копенгагене, и на один — чем в Хельсинки.
Выходов два. Либо научиться так располагать здания, чтобы они защищали от ветра и всегда могли дать укрытие, — кафе, магазин, музей, галерея. Просто пляж и красивое кафе в наших широтах — слишком мало, чтобы берег ожил на круглый год. Нужна не просто очень хорошая архитектура, но и крайне кропотливый процесс с точки зрения девелопмента, в котором было бы обеспечено сотрудничество города, граждан и крупных компаний. Один из самых приятных примеров того, как это может быть, мы обнаружим в Осло, где как раз за последние 20 лет застроили морской берег так, что он стал вторым, если не первым центром норвежской столицы.
Второй способ — изначально отказаться от того, чтобы попадать в непосредственное соприкосновение с морем, развивать вторую линию. Так делают в некоторых районах Амстердама. Вы еще чувствуете запах и звук воды, но ветер до вас уже не долетает со всей первозданной силой. Собственно, эта вторая линия должна быть всегда, вопрос только в том, насколько открыта первая.
Наконец, есть важное психологическое правило работы градостроителей в условиях холода. Надо помнить, что отвратительная погода далеко не всегда, и сносной она, хоть мы и не согласны с этим эмоционально, бывает все же чаще. Если сделать так, что на солнце и в сравнительном тепле набережные станут популярны, то даже в самые лютые морозы они не окажутся совсем уж пустынны.
К сожалению, рассуждения об идеальных берегах сегодня остаются всего лишь красивыми разговорами, никак не связанными с действительным положением дел. Город теряет один берег за другим не потому, что не хватает каких–то конкретных зданий или идей, а в силу слабости механизма управления. Вот просто некому принять решение о том, какими должны быть наши морские и речные фасады, и уж тем более некому их реализовать. В ключевых структурах, связанных с планированием Петербурга, работают люди, которые не способны решать стратегические градостроительные задачи. Те, решения которых требует XXI век. Застройщики возводят жилье, поскольку это на сегодня чуть не единственная недвижимость, из которой они могут извлекать деньги. Реализовывать более сложные и надежные схемы они не хотят. Впрочем, им и не предлагают. Правительство города процесс не контролирует, потому что ему надо наполнять бюджет не через 10 лет, а прямо завтра. Что будет через 10 лет — для администрации вопрос куда менее болезненный. Ни конструктивной повестки, ни инструментов ее навязывания в городском правительстве нет.
Архитекторы продолжают вести не имеющий никакого значения спор о том, какой стиль лучше подходит Петербургу. Что тоже явственно свидетельствует об их неспособности нести ответственность за город и его будущее. Планировщики пользуются генпланом, который не дает никаких конкретных представлений о том, как должен развиваться Петербург. Это схема, где нет ни архитектуры, ни экономики проектов, и есть только безличная схема, в которую застройщик обязан вписаться.
Времена наверняка пройдут и наступят новые, получше, но берега — исчерпаемый ресурс, ошибки нынешних управленцев слишком дорого стоят. Им нужно не просто уделять должное внимание, надо относиться к их грамотной застройке как к приоритетной задаче.
Можно, конечно, жить вечным будущим и считать, что когда–то мы соберемся и построим другой намыв и вот тогда точно уже все будет хорошо. Но если очень постараться, то и на этом можно еще очень многое сделать иначе. Лучше как можно быстрее прийти к неизбежному выводу о необходимости реформ. Пока время работает против Петербурга.
Любые разговоры о водном отдыхе в Петербурге неизменно упираются в поеживание собеседника и напоминание о том, как невыносимо промозгло у нас бывает с октября по апрель. Да и с мая по сентябрь часто не сахар. Нас не убедить примером Барселоны, которая после того, как сделала реконструкцию набережной к Олимпийским играм, стала превращаться в одно из самых популярных туристических направлений в Европе. И даже тем, что знаменитый британский архитектор Ричард Роджерс после этого настаивал, чтобы нечто подобное было реализовано в Лондоне.
В конце концов и Копенгаген кажется нам слишком теплым, чтобы сравнивать себя с ним. Но вот Осло…
Норвежская столица точно не теплее Петербурга, так что не доверять опыту ее архитекторов нет причин. За последние 20 лет город буквально преобразился. Сначала у фьорда построили новый частный музей, а за ним — жилой квартал. Секрет довольно простой — фактурные стены невысоких домов, планировка, позволяющая укрыться от ветра внутри квартала, и сплошь рабочие первые этажи и деревянная набережная, где всегда можно сесть не только на скамейку, но и на пол.
Затем норвежцы затеяли оперу в виде айсберга, как будто бы уходящую под воду, и, хотя она вызвала не меньше протестов, чем наша Мариинка, сейчас по ее крыше летом гуляют, а зимой катаются на санках.
Последний задуманный проект, квартал Штрихкод, — ряд очень узких домов с частыми переходами между ними и внутри них. Большинство из них вмещают офисы, но некоторые построены как жилье.
Виды на современные набережные Осло соперничают по популярности с открытками старинных замков и кораблей викингов и часто выигрывают, и если вы хотите ощутить себя в гуще местной жизни, то вам сюда — к ледяному берегу фьорда.
23/06/17
P.S. Еще несколько видов новых кварталов Осло, выстроенных вдоль береговой линии города:
Больше фото и подробностей о новой застройке вдоль береговой линии Осло в блоге: http://varlamov.ru
