«Работали даже пятилетние». Какой увидели Европу белгородские воины-освободители

В Белгородском государственном литературном музее хранятся фронтовые письма и дневники трёх белгородских бойцов, которые в дальнейшем стали профессиональными литераторами, членами Союза писателей. Их боевой путь был началом пути творческого. «Осталось немного повоевать» Алексея Зиновьевича Кривцова (1925–2003, Белгород) призвали в Красную армию в конце февраля 1943 года, после первого освобождения Белгорода. Ленинградский фронт, Прибалтика, Польша, Германия… В письме от 30 сентября 1944 года Кривцов рассказывал матери: «Мы находимся в Латвии. Местность здесь такая же, как и в Эстонии. Местность хорошая, кругом поля, по сторонам небольшие лесочки. Живут латыши, как и эстонцы, небольшими селениями, как вроде хуторками. Мама, мы, как я ещё сообщал, снялись с позиций в Эстонии. Сейчас мы совершаем марши. Уже прошли свыше 180 км, марши тяжёлые, в день до 50 км, у меня ружьё противотанковое, тяжёлое, но мы все усилия употребляем, чтобы преодолеть трудности. Враг отступает, местами жжёт всё, что попадается под руки». Немного позднее, в ноябре 1944-го, Алексей Зиновьевич описал пьяную, по его мнению, контратаку противника: «Я, как уже сообщал тебе, эти дни был в боях, и боях тяжёлых. Противник в день по несколько раз переходил в контратаку. Немцы лезли напролом. [Они] были в нетрезвом виде, дело доходило до рукопашного боя, и, когда мы его опрокидывали, преследовали, засыпая его огнём из пулемётов, автоматов и гранатами, гнались по пятам за ним, враг не успевал и сдавался в плен». В марте 1945 года Кривцов писал из Германии: «Скоро будет окончательный разгром фашизма. Как враг ни сопротивляется, всё равно ему недолго существовать, горючего у него совсем нет, ведь раньше он брал горючее только из Румынии, сейчас Румыния против него. Горючее большую роль играет в войне. Ещё проклятые предатели власовцы и латыши бьются до последнего, так как им всё равно крышка, пощады не будет… Осталось немного повоевать, и тогда нам здесь нечего будет делать, вернёмся на свою родину, в свои дома…» Советский солдат, даже воюя, остаётся человеком. Алексей Кривцов писал родственникам про немцев, их жизнь, бытовые подробности: «Сейчас в Германии совсем тепло, как в мае месяце. Сколько мы здесь были, так и не видели зимы. Снегу не было совсем, и в Польше тоже тепло. Ну, насчёт местности, здесь почва неблагоприятная для урожая, как у нас. Немцы её удобряют. Города и деревни здесь красивые, дома каменные. Раньше немец у нас в России любовался развалинами наших городов и сёл, сейчас у него тоже в некоторых городах одни стены да фундаменты. Немцы, гражданское население, стараются уйти от нас, но танки наши быстрее их повозок, и им приходится, повесив голову, поворачиваться в свой полуразбитый хаус (дом)». «Ничего весёлого нет» Наталья Глебовна Овчарова (в девичестве Бурная, 1923–2008, Белгород) начала фронтовой путь на Карельском фронте в рядах 70-й отдельной морской стрелковой бригады. В декабре 1944 года она служила в польском Кракове и за Одером (Фарендорф, Шейнау, Бреслау) в рядах 497-го стрелкового полка 135-й стрелковой дивизии. По окончании боевых действий Наталья Глебовна в составе Центральной группы войск продолжила службу в Венгрии и Австрии. В августе 1945 года Овчарова поделилась впечатлениями от Европы в письме подруге – Е. Н. Дунаевой: «Мы с Юрой опять вместе, в Австрии, среди гор – на большой высоте живём. Недалеко Дунай. Я ездила по вызову в армию и видела его широкие, мутные воды. По одну сторону – мы, по другую – американцы. Ничего весёлого нет, развлечениями жизнь не обилует. В армии смотрела две немецких картины: «Люби меня» и «Цирк Ренца». Немножко отвлекают – мир артистов и циркачей, ни слова о войне… Здесь много фруктов, но это невзрачные фрукты, бледные, не особенно сочные. Маленькое селение, высокая кирха, где во время молебна играет орган. У нас квартира из двух комнат, приличная квартирка, с электричеством, с водопроводом. Стирает и моет немка – мы ей оплачиваем шиллингами». «Участились убийства наших бойцов» Виталий Степанович Буханов (1926–1965, село Беловское Белгородского района) в рядах 45-го зенитного пулемётного полка в 1943 году служил на территории освобождённых Белоруссии и Польши. Находясь в Белостоке, он общался с местным населением. Написал об этом в дневнике – впечатления не самые приятные. «Беседовал с жителями – большей частью белорусами – детишками 5–15-летнего возраста. Помню одного… Его звали Кисеек. 12 лет. Забитый. Говорит по‑польски, по‑русски. Причину маленького роста себя и своих друзей он объясняет тем, что есть было мало, а работали даже пятилетние на местной фабрике. Это было, не доезжая Житковичей, в общем, в 5 км от старой границы. Но вся молодёжь радуется вступлению Красной армии, в то время как взрослые мужчины хмуро смотрят на проходящие до зубов вооружённые советские воинские эшелоны». Хмурые взгляды порой перерастали в нападения. 20–25 сентября 1944 года Буханов написал в дневнике: «Усилились и участились убийства наших командиров, бойцов. Недавно вырезали восемь человек из расчётов ПЛЗА (полка зенитной артиллерии), шесть человек около Красного костёла, вчера около него были зарезаны капитан и майор». Подобная запись появилась и в мае 1945 года: «Участились убийства наших бойцов и офицеров со стороны шайки А. К. (Армия Крайова – прим. ред.). Это фашистская организация, имеющая свои банды. Так, участились нападения на посты ВНСС, на железнодорожные станции, на огневые позиции ПВО. Часто в Белостоке можно слышать об убийстве одного из офицеров или рядовых бойцов». Даже после окончания боёв советские военнослужащие не чувствовали себя в безопасности. 18 мая 1945 года Василий Буханов и его сослуживцы узнали о новом нападении: «Бандиты убили шесть солдат и офицеров, напав на них среди бела дня на дороге Ломжа – Белосток. Ехали они в Белосток. Вооружены были автоматами, как вдруг раздалось несколько очередей из автоматов, бьющих по шофёру (девушке) и по кузову, где находились наши солдаты и офицеры. Девушке-шофёру пробили голову. Она склонилась к дверке машины; автомашина ударилась о берёзу, растущую около дороги. Бойцы соскочили с машины и приняли рукопашный бой. Один офицер, кажется Суворов, шепнул, чтобы часть бойцов (четыре человека) какими‑либо способами ушла с боя и сообщила в штаб батальона. Четыре человека ушло, получив лёгкие ранения. У лейтенанта кончились патроны, большая часть товарищей были убиты. Он бросил гранату рядом с собой, надеясь уничтожить и себя, и окруживших бандитов, но… она не взорвалась. Он был убит, и вся группа из шести человек были побиты бандитами. Некоторых раненых избили до неузнаваемости… Майор приказал мне и девушкам сделать венок для могил павших за свободу и независимость демократической Польши. В 16 часов похороны. Я иду в колонне, и мне кажется, что я хороню своего лучшего друга и отца. Слёзы приливают к глазам, и я еле сдерживаю их. Чтобы меньше расстраиваться, вышел из колонны, пошёл по тротуару. Обнаглевшим полякам приказываю: Mütze weg! Они моментально снимают. А рядом шедший старик-ефрейтор однополчанин грозно покрикивал: «Остолоп! Кочан сними с головы!» На фоне всего этого Виталий Буханов мечтал о том, чтобы его часть передислоцировали на Родину. И признался в письме своей бабушке: «Весьма возможно, что мы покинем проклятую всеми нами Польшу и будем служить в Советском Союзе». Олег Гончаренко Статья подготовлена по материалам доклада младшего научного сотрудника отдела учёта и хранения фондов Белгородского государственного литературного музея Кирилла Владимирова на областных краеведческих чтениях «На пути к Победе. К 75-летию Победы в Великой Отечественной войне» (Белгород, 19.06.2019).