Как развлекалась дочь Петра I, когда русские брали Берлин
«Красота и богатство убранства невольно поразили нас (…) Потом появились свыше 400 дам. Все красавицы и в дорогих костюмах, усыпанных бриллиантами. Внезапно все шторы разом опустились, и дневной свет заменился блеском 1,2 тысяч свечей, отражавшихся со всех сторон в многочисленных зеркалах. Загремел оркестр из 80 музыкантов. Вдруг двери настежь распахнулись, и вышла императрица, окруженная своими царедворцами», — описывали иностранные дипломаты один из приемов у российской императрицы Елизаветы Петровны.
После этого они пошли в большой и богато убранный зал. В центре стоял стол на 400 человек. «Были кушанья всех возможных стран Европы, и прислуживали немецкие и итальянские официанты», — вспоминали они.
На столах стояли огромные серебряные вазы, пирамиды из кондитерских изделий. Посреди стола — фонтаны из вина, цветной воды и шампанского. Порой на столах было до 80 разных блюд.
Некоторые из них носили вычурные и даже несколько странные названия: «лосиные губы», «бычьи глаза в соусе поутру проснувшись». Для этих обедов «денно и нощно везли фрукты из Астрахани», раков — из Украины, устриц из Кронштадта, из Страсбурга каждый день высылали свежие паштеты.
«Веселая царица»
Елизавета Петровна часами просиживала с карандашом в руке, продумывая мероприятия, а также составляя списки приглашенных. Именно она ввела моду на то, чтобы подавать среди ночного веселья не только прохладительные напитки и мороженое, но и горячие супы, чтобы помочь кавалерам и дамам подкрепиться.
В том, что касается организации мероприятий, она контролировала буквально все, особое внимание уделяя легким сладким дамским винам и ликерам. Обычно на балы приглашенные приходили к шести часам вечера, потом танцевали, играли в карты. Часов в десять с избранными ею лицами императрица удалялась трапезничать. Они усаживались за стол. После этого в зал приглашали других гостей, которые ели стоя. Немного перекусив, они удалялись из комнаты.
За большую любовь к пирам царица Елизавета даже назначила главному повару оклад в 800 рублей, что в то время было огромной суммой.
Убранство столов было настоящим произведением искусства. Каждому сервизу соответствовал определенный набор для напитков. На белых льняных скатертях стояли красивые композиции из цветов и фруктов. Столы пышно украшались вне зависимости от того, обедала ли императрица в узком кругу или же с гостями. Обычно на столе было от 17 до 30 приборов.
Приближенные к императрице рассказывали, что она очень любила французскую кухню, однако жаловала и русские блюда. Считалось, что к жирным блюдам — щам, гречневой каше, кулебяке и буженине — дочь Петра Первого приучил Разумовский. При дворе ходили слухи, что на Масленицу она за один присест могла съесть «по две дюжины блинов».
Такая любовь к вкусной пище не могла не сказаться на ее фигуре: она пополнела. Впрочем, тогда это не считалось чем-то страшным: гораздо важнее была не талия, а красивый цвет лица.
Единственное, что государыня на дух не переносила, — это яблоки. Она не только не ела их сама, но и запрещала это делать своим приближенным. Императрица сразу чувствовала, кто ел их недавно, и очень сердилась на него.
Охотница до развлечений
После вкусного ужина гости вновь начинали танцевать. Нередко императрица отправлялась на охоту, причем больше любила псовую. Стрелять любила не только по зайцам и уткам. Однажды Елизавета убила медведя, потом лося. К столу часто подавали приготовленные охотничьи трофеи императрицы. При этом рассказывали, что паштету из зайчатины или деликатесно приготовленным бекасам в соусе она предпочитала хорошо прожаренный кусок обыкновенного мяса.
С тем же рвением, что она пировала на балах, Елизавета молилась. Женщина религиозная и набожная, она почитала православные святыни и проводила много времени в храмах, стоя на коленях. К тому же она очень строго соблюдала посты. В это время царица ела только хлеб, варенье и пила квас. Нередко прямо после приема, затянувшегося до утра, она ехала в церковь, где молилась по несколько часов. Это, впрочем, не мешало устраивать шумные балы, длившиеся иногда по несколько дней.
Каждое торжество завершалось фейерверками и музыкой. В обычные дни в резиденции Елизаветы Петровны находились около тысячи человек, во время приемов — до 5 тысяч.
Иногда организовывались детские вечера, на которые привозили малолетних сыновей и дочерей придворных. Она устраивала для них танцы, игры и другие развлечения. Будучи гостеприимной хозяйкой, императрица порой и сама участвовала в приготовлении блюд.
Надень другое платье
В целом придворная жизнь отличалась блеском. Гардероб самой государыни состоял из нескольких тысяч платьев, придворные старались не отставать от монарха. Однако им категорически запрещалось надевать какие-нибудь новые модные платья или даже делать новые прически.
Говорили, что императрица из зависти могла очень обидеть женщин, наряды которых, по ее мнению, превосходили ее собственные по роскоши. Одну из статс-дам двора, появившуюся на балу в платье, похожем на царское, она при всех отхлестала по щекам, после чего несчастная упала в обморок, не выдержав унижения.
Однако с годами красота императрицы постепенно увядала, а здоровье становилось все хуже. Страстная любительница торжеств и балов, она стала все реже появляться в обществе. Осенью 1761 года, когда во вновь отстроенной резиденции в Царском Селе разразилась сильная гроза, она сочла это плохим предзнаменованием. Печальное предвестие себя оправдало: 25 декабря она скончалась.
Война
Своей огромной любви к торжествам, балам и фейерверкам императрица не изменяла и во время изнурительной Семилетней войны, в которой участвовали российские солдаты. Эта война, начавшаяся в 1756 году, стала первым полномасштабным европейским конфликтом, в который была втянута Россия. Стремительное усиление Пруссии под руководством воинственного короля Фридриха Второго заставило Елизавету Петровну примкнуть к антипрусской коалиции Австрии и Франции.
Король, не склонный к дипломатии, сразу окрестил этот альянс «союзом трех баб», имея в виду Елизавету, австрийскую императрицу Марию Терезию и фаворитку французского короля маркизу де Помпадур.
Русские солдаты осторожно вступали в войну: пруссаки до этого прослыли блестящими воинами. Вторая причина — резко ухудшившееся здоровье Елизаветы Петровны. Наследник престола Петр Федорович, как было известно, преклонялся перед прусским королем и был категорически против конфликтов с ним.
Однако первое крупное сражение с пруссаками при Гросс-Егерсдорфе к большому удивлению Фридриха II завершилось победой русской армии. В августе 1759 года в битве при Кунерсдорфе русско-австрийские войска также наголову разбили армию пруссаков.
Через год русские солдаты и вовсе завоевали Берлин для того, чтобы отвлечь Фридриха. В России по этому поводу устроили очередное пиршество. Пребывание в столице продлилось шесть дней. Собрав все трофеи, русская армия покинула город. Узнав о минимальных разрушениях, Фридрих заявил: «Спасибо русским, они спасли Берлин от ужасов, которыми австрийцы угрожали моей столице».
Немецкий ученый Леонард Эйлер так описал в письме другу захват русскими солдатами прусской столицы: «У нас здесь было посещение, которое при других обстоятельствах было бы чрезвычайно приятно. Впрочем, я всегда желал, что если бы когда-либо суждено Берлину быть занятым иностранными войсками, то пусть это были бы русские».
Тем временем русская армия взяла под полный контроль Восточную Пруссию, население которой уже присягнуло на верность российской императрице. Однако тут на помощь Фридриху, подумывающему об отставке, пришел Петр III, сменивший на престоле свою тетку Елизавету Петровну.
Он не только немедленно заключил мир со своим кумиром и вернул ему все завоеванные территории, но и предоставил русские войска для войны со вчерашними союзниками — Австрией и Францией.
Русские солдаты сочли такой жест оскорбительным. В результате это дорого обошлось самому императору Петру: переворот, организованный его женой Екатериной Алексеевной, прошел как по маслу, а низложенный государь скончался при до конца не выясненных обстоятельствах. В этой войне погибли многие русские солдаты, страна потеряла много денег, не приобретя ничего взамен, кроме военной славы.
Константин Дворецкий