Жители Верхней Вереи рассказали, как живут после губительного пожара десятилетней давности

Корреспондент ИА «В городе N» побывала в Выксунском районе, чтобы выслушать истории тех, чья жизнь разделилась на «до» и «после» в тот страшный день.

Татьяна Андреевна и ее близкие должны были в тот вечер, 29 июля, собраться после бани за столом и вместе поужинать. Это был четверг, накануне отгремела свадьба родственников, на которую из Нижнего Новгорода в Верхнюю Верею приехали дочь и зять женщины. Татьяна Мошкова выглянула во двор, чтобы позвать за стол мужа, и в очередной раз посмотрела на черноту, подступавшую к селу со стороны леса. Она висела над горизонтом уже несколько дней, и к ней, возможно, пора было привыкнуть.

А потом к дому подъехала машина, в которой были родственники Татьяны Андреевны, проживающие в соседнем поселке Виля:

Уезжайте сейчас же! Иначе заживо сгорите!

Татьяна Андреевна, как и большинство ее односельчан, все-таки спаслась. Уже через полчаса после того, как она с близкими уехала из Верхней Вереи, село полностью сгорело.

От обширных пожаров 2010 года в России пострадало несколько населенных пунктов, но история села под Выксой по-особому драматична и уникальна. Спустя 10 лет после трагедии корреспондент ИА «В городе N» приехала в Верхнюю Верею, чтобы выслушать тех, чья жизнь разделилась на «до» и «после» в тот страшный день.

Татьяна Мошкова живет в Верхней Верее с 1961 года. Почти полвека она проработала учителем в местной школе. Любого своего гостя она сначала пытается накормить, и только потом выслушать. Тот день, когда пожар пришел в Верхнюю Верею, женщина помнит отчетливо. Тогда ее дочь Ирина забрала с собой папку с документами, а также сгребла в кучу обувь из коридора. Зять вывалил в багажник целый таз одежды — благодаря этому у семьи остались хоть какие-то вещи.

И смех, и грех. Обувь Ирина, конечно, спасла. А как стали разбираться, получилось так, что один ботинок у нас в руках, а другой сгорел…, — рассказывает Татьяна. — Родственники тогда привезли нас в Выксу, у сына там квартира. Приехали, а в городе крики, стоны, люди прибывают. Заметили, что нигде нет моего мужа, но ведь он ехал в город с нами! И тут мне подсказали, что он уже, оказывается, на пути домой! Сын прыгнул за руль и догнал отца в Проволочном (поселок между Выксой и Верхней Вереей — прим.авт.). Оказалось, муж беспокоился, что не запер дом.

Главу семьи удалось вернуть в Выксу. В ту страшную ночь уснуть ни у кого не получилось, а ранним утром, в четыре часа, было решено поехать на место пожара и посмотреть, что осталось от дома.

По дороге вместо хвойного леса видели лишь черноту, и среди этой черноты как свечки догорали деревья. Приехали мы на нашу улицу, а там все ровное, ничего не осталось. Лишь что-то тлело на том месте, где когда-то стоял дом, — продолжает рассказывать женщина. — Помню, рассмотрела почерневший остов ручной швейной машинки около фундамента дома соседки. У нас в огороде был бак для воды, мы держали скотину, вели хозяйство. Так от этого бака остался кусок металла размером с десертную тарелочку. У нас были куры, поросенок, корова, теленок… помню, вышла я в огород, а там на бугорке лежит что-то. А это теленок! Живой! Спасся. И тут слышу: «Му-у-у!». Я кричу: «Милка! Милка!». Сейчас, наверное, спокойно расскажу, а раньше без слез не могла. Бежит корова. Подбежала ко мне и прижалась, я ее тоже обнимаю. Говорю: «Как ты, миленькая, в таком аду уцелела!» Она на меня голову поднимает, а у нее из глаз слезы текут. Стоим так обе и плачем. А куры и поросенок погибли в огне. Были и другие выжившие животные, но у кого нога обгорела, у кого вымя…

В сгоревшее село в тот день, 30 июля, приезжали и другие жители. У кого-то остался от жилища лишь фундамент, другие же принялись раскапывать заблаговременно спрятанные в землю вещи — некоторые перестраховались, когда в новостях стали рассказывать о приближающихся лесных пожарах. Татьяна Андреевна призналась, что скептически относилась к намерению соседей до пожара укрыть свое имущество, но потом поняла — не зря они это затеяли.

Владимир Путин, который на тот момент был премьер-министром, прибыл в городской округ город Выкса наутро после пожара, 30 июля. Он устроил встречу с погорельцами, на которой была и Татьяна Андреевна:

Мы смогли проехать, а тех, кто ехал позже, уже не пускали. Нужно отдать ему (Путину — прим.авт) должное, я до сих пор помню его слова — он говорил, что в беде нас никто не оставит. Что все дома будут построены в течение трех месяцев и зиму мы будем встречать в них. Кто для нас Путин? Правильно говорили женщины из нашего села — Путин для погорельцев — ангел-хранитель и спаситель.

Про нынешнего президента Татьяна говорит очень долго и эмоционально. С болью вспоминает тот момент, когда узнала, что далеко не все ее односельчане поддержали Путина на выборах в последующие годы. Как можно было отдать голос за кого-то еще — не укладывается у бывшей учительницы в голове.

Женщина признается, что нынешний дом ее полностью устраивает. Сгоревшее жилище — пятистенок — тоже было добротным, и, как это принято в деревнях, сколько в доме жили — столько его и строили. В здании, которое возвели после пожара, сразу после новоселья потекли окна, а потом почернел и обрушился потолок в одной из комнат. Татьяна Андреевна не сердится на строителей — их, понятное дело, торопили, чтобы дома сдать в срок. Позднее рабочие все-таки взялись за исправление недостатков.

По мнению женщины, пожар стал для некоторых людей возможностью поправить свое материальное положение. Татьяна Андреевна уверена, что пока одни выживали и буквально спали на голой земле, другие просто ждали денег от государства и размышляли, как заполучить дом побольше (дома в В.Верее строили разной площади в зависимости от того, каким было сгоревшее жилище — прим.авт.). Именно это раскололо дружное сельское общество на две половины:

Какими мы были до пожара? Тогда у людей была так называемая русская открытость, соседская отзывчивость. А сейчас… даже не знаю, как сказать, какими мы стали. Дошло до того, что никто не соглашался помочь батюшке покрасить в церкви пол. Говорили, чтоб он сам брал и красил. Но ведь это не ему нужно, а нам, людям. Попросила ребят, что сидели около магазина, чтобы пришли, им бы там дали краску и кисти. Они кивнули, согласились… и не пришли.

Юлия Полина и супруги Чалышевы живут в соседних домах. В заборе, разделяющем их участки, есть дверца, чтобы ходить друг к другу в гости. Беседу с нами они ведут вместе, собравшись на участке у Юлии. Валентина Чалышева говорит, что вспоминать события 2010 года не хочет, но тем не менее, тоже садится за стол рядом с мужем Владимиром.

Юлия:

У кого-то жизнь разделяет смена веков, а наши жизни на до и после разделил пожар. Бывало, в первые месяцы после тех событий садишься обедать, ищешь открывашку и не можешь найти ее. А потом дети напоминают: «Мам, она у нас была до пожара». И только тогда ты вспоминаешь, что жизнь стала другой.

Владимир:

Мы до последнего не думали, что такое может случиться. Предполагали, что сгорят несколько домов, либо пожар дойдет до речки, но не дальше… 29 июля с самого утра односельчане валили деревья, пытались выкопать ров у села, чтобы остановить огонь. Верили, что остановят. Дым с той стороны (с юго-западной — прим.авт.) несколько дней висел плотный. Я в тот день в обед вышел в переулок, чтобы посмотреть, где горит. На горизонте все черно́. Посмотрел на небо, а там лик вырисовывается, а у него изо рта — факел. И пропало все.

Валентина:

Он пришел домой и говорит: «Мы сгорим. Я божий лик видел». Я вместе с односельчанами крестным ходом шла, народу было много. Огонь уже близко был, когда я к дому вернулась. Подхожу и вижу, что сосед как обычно с ведром на мусорку идет, будто и не происходит ничего. Я ему говорю, чтоб садился в машину и уезжал. Юлия детей заранее увезла, мы и ее позвали, чтобы вместе уехать. Нам по дороге Владимир кричал: «Только не оглядывайтесь!»

Владимир:

Когда мы доехали до Проволочного, нам позвонили и сказали, что половины села уже нет.

Валентина:

Я работала в лесхозе, мне звонили оттуда. Когда мы добрались до Выксы, Верхняя Верея сгорела полностью (дорога от Верхней Вереи до Выксы занимает 15 минут на автомобиле — прим.авт.).

Юлия:

Ночь после пожара была неспокойная, толком никто не спал. Нас с семьей поселили в заводском профилактории, выделили на четверых две комнаты. За это мы очень благодарны. Относились к нам чутко, с пониманием и сочувствием.

Владимир:

Мы поехали к детям в квартиру, спали на раскладушках. Обратно выдвинулись на следующий день, но утром попасть в село не получилось. Дорогу перекрыли, приезжал Путин. После обеда проезд открыли, и мы добрались до своей улицы. Было непонятно, где чей дом. От забора остались только гвозди — они рядком лежали на земле. Пу́стынь.

Валентина:

Целую неделю после этого мы толком не спали. Сидели на том, что раньше было крыльцом нашего дома. Видели, как мимо ходят наши соседи, осматривают пожарища. Пожар случился в шесть часов вечера, а если бы ночью огонь пришел — мы бы сгорели. У нас было 20 кур, все погибли. Бегали, бедные, вдоль забора, бились об него и искали, где выбежать. Помню, приехал какой-то корреспондент и спрашивает: «Бабушка, вы что тут ищете?» Кур, говорю, ищу. Закопать.

На вопрос о том, присутствовал ли кто-либо на встрече с Путиным, все собеседники отвечают отрицательно.

Юлия:

Поверили ли мы обещаниям премьера в тот день? Я вот не поверила. Конечно, сейчас мы очень благодарны всем, кто нам помог. Это очень тяжело — начинать новую жизнь с таких мелочей, как новая вилка или ложка.

Валентина:

А я поверила сразу, что Путин нам поможет. Сразу где-то внутри надежда зародилась.

Владимир:

Я сначала не верил. Сложно было представить, как на этой пустоши можно что-то выстроить. Уже потом видели, что стройка началась. Мы, кстати, с огорода потом картошку выбрали! И хотя земля обгорела, снизу нормальная картошка была! Раньше у многих имелось хозяйство, сараи стояли. Но нам выстроили только дома и заборы. Выйдешь на крыльцо и стоишь на нем, как на витрине, все кругом видать.

Мужчина признается, что заново отстроенное село ему поначалу напомнило инкубатор: одинаковые желтые и белые домики. В разговоре о том, как за 10 лет изменились дома местных жителей, выясняется, что у Чалышевых есть фотоальбом со снимками села до пожара. Это большая редкость — многие потеряли в огне свои паспорта, не говоря уже о фотографиях. Благодаря этому удается увидеть, как раньше выглядела улица Советская, каким был медпункт десятки лет назад, как мужчины села трудились на стройках. Кажется, что это два разных места: на фото — типичная русская деревушка, а в реальности — недавно возведенный поселок, обшитый сайдингом.

Отложив альбом в сторону, Валентина снова вспоминает:

Я 25 лет проработала в лесхозе и сроду не видела такой силы пожара. Он как ком катится и рассыпается на огненные шары.

Владимир:

Кто-то из местных в воде прятался. Вынырнут, вдохнут и снова в воду. Борис Резанов спасался в пруду… И Петр Черненков, у которого жена и дочь сгорели. Не смогли через забор перебраться. Самое интересное, что дома загорались изнутри.

Валентина:

Обычно они загораются сверху, но не в тот раз. Это феномен. Одновременно и низовой пожар пришел, и верховой.

Владимир:

Слышал от очевидцев, что в районе Нижней Вереи и Красного Бакена эти огненные шары перекатывались через реку.

Валентина:

Это сильный ветер иголки и листья в кучу сжимал, они загорались и перекатывались через Старицу.

Юлия:

Огонь очень странно двигался. У меня сгорела баня, а рядом с ней стоял небольшой детский бассейн. Он даже не съежился, хотя должен был при такой-то температуре! Бабушка давно мне говорила, что придет время, когда будут летать железные птицы, а людям придется покупать воду. Говорила, что будет гореть небо и будет гореть земля, и живые позавидуют мертвым. Во время пожара огонь не тронул кладбище.

По словам супругов Чалышевых, молодая растительность сейчас подходит вплотную к жилым домам. Тогда, в 2010 году, село и лес разделяли широкие поля, но от беды это не спасло. Валентина настаивает: лесхоз и другое надзорные органы должны обратить на это внимание и принять меры. Здесь никто не хочет, чтобы события десятилетней давности повторились.

Рассуждая о причинах, по которым сгорела Верхняя Верея, деревенские люди очень часто уделяют внимание знакам и символам. Например, любят говорить, что чаще других избегали пожара те населенные пункты, где были действующие церкви. Или обращают внимание на то, что огонь по каким-то странным причинам не трогал кладбища. Об этом говорит и Владимир С., житель поселка Виля. Он не относит себя к числу религиозных людей, но, вспоминая пожары, готов поверить, что некие высшие силы явно вмешались в события 2010 года.

Накануне трагедии в Верхней Верее жители Вили уже осознавали, что ситуация тревожная. В поселке формировались бригады добровольцев, которые отправлялись в лес с бензопилами и лопатами — сначала валить деревья, а потом и тушить огонь.

Случалось так, что мы работали на определенном участке леса, а огонь подступал к нам с разных сторон, — рассказал Владимир. — Растущие вдоль дорог деревья падали из-за того, что у них подгорали корни. Я в основном ходил везде с бензопилой и пилил уже упавшие деревья, чтобы освободить путь для транспорта. Трава тлела очень быстро, со скоростью пешехода. Это даже в безветренную погоду. Тем событиям предшествовали почти 70 дней жары, земля превратилась в порох.

Те, кто остался охранять свои дома в поселке, помнили о добровольческих бригадах, отправившихся в лес. Всем миром собирали для них деньги, бензин, воду и продукты. Владимир не может забыть момент, когда к ним на сноведской трассе подъехала немецкая иномарка, а из нее вылезли четверо парней. Они привезли мужчинам несколько коробок с едой, которую собрали люди в одном из районных магазинов. Парни заскочили туда купить пару бутылок минералки, но узнав, что под Вилей местные жители пытаются отстоять свои дома, согласились отвезти им груз.

Верховой пожар можно услышать, этот звук напоминает приближающуюся электричку, — продолжает Владимир. — Пожарные из иркутских спецподразделений, которых прислали к нам, так и говорили: «О, пацаны, бежим! Электричка едет». Слышен гул, как будто действительно едет поезд. Помню и такой случай. Сидим мы в лесу около дороги, а неподалеку на обочине лежит огромная куча мусора, сучьев, веток — собрали, видимо, после лесозаготовки. Мы понимаем, что если она загорится, то пламя перелетит через дорогу и пойдет на наш поселок. В зоне видимости стояла пожарная машина, и мы попросили ребят водой залить эту кучу. Они подъехали, из кабины вышли, и тут мы слышим, как там у них рация затрещала: «В Виле дом горит!» Мы побросали все и рванули по машинам! В мою село восемь человек, я девятым был. Это в основном парни с моей улицы, с соседней. Едем вдоль пруда, приближаемся к поселку, и видим — не в нашем краю горит. Отлегло. Это не из леса пришел огонь, тут был чисто человеческий фактор. Мы из салона вышли, немного успокоились и решили ехать обратно в лес. И вот парадокс, в одну сторону девять человек спокойно доехали, а чтобы обратно отправиться — в салоне уместиться не могут.

В те непростые дни местные жители проявляли беспрецедентную взаимовыручку. Люди могли вовсе не общаться в обычной жизни, но помогали друг другу на пути из горящего леса, когда буквально приходилось пробираться сквозь пламя. По словам Владимира, были и негативные эпизоды, связанные с поведением людей. Например, некоторые горе-предприниматели пытались организовать транспортировку срубленных деревьев на свои пилорамы — мужчины пригрозили дельцу жестокой расправой и прогнали. Тогда было не до конфликтов — жители спасали свои дома от гораздо более страшного врага, чем человек.

Надежда Мудрик возглавляет верхневерейский дом творчества. Сейчас на базе учреждения проходят масштабные фестивали областного уровня — на одной площадке собираются то близнецы, то рыжеволосые люди, то народные умельцы с самыми оригинальными санками и так далее. Село стали называть «фестивальной площадкой» — в этом и состояла цель Надежды.

Она приехала в Верхнюю Верею в 2011 году, уже после тех страшных пожаров. Едва отстроенные дома ничем не отличались друг от друга, а на горизонте виднелся лишь сгоревший лес, но она твердо решила остаться именно здесь как молодой специалист и внести свой вклад в возрождение села.

Многим может показаться, что Надежде сложно понять местных с их трагической судьбой. На самом деле жители городского округа Выкса знают, с чем пришлось столкнуться семье Надежды. В 2015 году у ее трехлетней дочки Маши обнаружили опухоль головного мозга, потребовалось дорогостоящее лечение.

Вокруг Верхней Вереи ходило много негативных разговоров. Они касались того, что местные получили от государства новые дома и деньги, нажились на этом, — говорит Надежда — Но я уверена, что меня окружают не алчные, а добрые и отзывчивые люди. Ведь именно жители Верхней Вереи одними из первых откликнулись на нашу беду. Когда мы с Машей были на приеме в Москве, нам пришел денежный перевод. Люди по собственной инициативе собрали немалую сумму нам на реанимобиль.

Надежда всегда стремилась к тому, чтобы село перестало ассоциироваться с пожарами и стало эпицентром праздника, но в одиночку сделать это непросто. К счастью, говорит женщина, в селе есть группа энтузиастов. Это мужчины, которые всегда готовы прийти на помощь — стоит им только позвонить.

Здешние жители — это люди со сложной историей. Судьбы у них искалечены, ведь им пришлось потерять все и после этого найти в себе силы, чтобы встать на ноги. Но ведь вместе с этим пожаром бог дал им и шанс начать с нуля. Кто-то до пожара мог злоупотреблять алкоголем, жить в одиночестве в своем бедном домике. А после пожара у них появилась возможность жить иначе. Конечно, не у всех изменения произошли к лучшему, но здесь все зависит от человека, а не от места, — подытожила Надежда.

В селе Верхняя Верея в четверг, 29 июля, сгорело около 350 домов. Без крыши над головой остались почти 580 человек. Также от пожара пострадали сельский поселок Шернавка, село Семилово, поселок Мирный, деревни Тамболес и Борковка. Всего в Выксунском районе  в то лето погибли 22 человека.

За два дня до трагедии в российском правительстве прошло селекторное совещание, где и обсуждалась ситуация с пожарами. Губернатор Нижегородской области Валерий Шанцев тогда сообщил, что его региону не требуется помощь от руководства страны и сказал, что планирует обеспечить безопасность поселений на территории области. Вот фрагмент из стенограммы совещания.

Путин:

Валерий Павлинович, нужна ли какая-нибудь дополнительная помощь от нас в этой ситуации?

Шанцев:

Не нужна, пока мы справляемся сами. Пожары возникают… Вот, в частности, самый сложный пожар, над которым мы сейчас работаем, — он пришел к нам из Рязанской области на границе с Выксунским районом. Мы его практически локализовали, а он прорвался в другом месте из Рязани.

Прошло 10 лет, и сейчас люди все реже думают о том, кто виноват в случившемся. Лесные пожары в Выксунском районе уже стали частью истории. Сельские жители уже давно привыкли к новым домам, евроокнам и желтому сайдингу. Даже сложно представить, как часто откликается в них эта «фантомная боль» по сгоревшей родине — постоянно вспоминать, каким был твой прежний дом, какой вид открывался из его окон; как скрипели под ногами половицы и шумела молодая береза у калитки.

«Путинские» дома становятся все меньше похожи друг на друга. Кто-то обновил фасад, соорудил пристрой, заменил крышу. Многие коренные жители уехали в города, на их место приехали те, кто, напротив, давно хотел иметь уютный домик вдали от шумных трасс. Возле заборов стоят автомобили, в том числе дорогие иномарки — иногда и не по одной на семью.

Предыдущее название села — Гибловка (Погибловка). Наиболее популярная версия гласит, что так его назвали из-за непролазных торфяных болот, в которых не составляло труда сгинуть без вести.

Верхнюю Верею в народе так называют и сейчас — последние десять лет у неблагозвучного названия появился особый пугающий смысл. Остается лишь надеяться, что молния дважды не ударит в одно и то же место — есть у русских такая поговорка.