Дело доцента-реконструктора-душегуба О.В. Соколова, продолжавшееся 13 с половиной месяцев, завершено. 25 декабря Октябрьский райсуд г. Санкт-Петербурга вынес приговор: 12 с половиной лет строгого режима.
Обвинение просило 15 лет, защита – восемь. Сама же статья 105-1 УК РФ, по которой судили, то есть умышленное убийство без отягчающих, предусматривает от шести до 15 лет. Иные желали покарать его строже, но на квалифицированное убийство, за что положено от восьми лет до пожизненного, его деяния (безусловно, отвратительные) не тянут. Все что можно сказать сторонникам крайней суровости: «Читайте кодекс, друзья мои. Или требуйте его пересмотра».
По поводу того, что одновременно с доцентом огласили приговор бывшему главе Серпуховского района Московской области, получившего за многомиллиардное мздоимство 15 лет, можно повторить фразу из предыдущего абзаца. «Хотите карать мздоимцев мягче (или убийц жестче) – стучите законодателю в двери, авось достучитесь». А закон ни в том ни в другом случае нарушен не был.
То, что осужденным не понравились назначенные им длительные сроки, довольно естественно – а кому понравится? То, что они строили свою защиту один на том, что его сгубил идейный конкурент Понасенков и грубость убитой им Ещенко, другой на том, что власть ему отомстила за либеральные устремления (а что до мздоимства – так «немножко красть, а кто не крал?»), тоже понятно. Утопающий хватается и за соломинку. Окажись кто-то из нас на их месте, еще неизвестно, как мы бы вертелись.
Но дело доцента Соколова примечательно еще и сходством с недавним делом артиста Ефремова. И в том и в другом случае особо рассчитывать на снисхождение было трудно – «Несомненны и тяжки улики, преступленья ж довольно велики». До такого либерализма, когда «Присяжные входят с довольным лицом. «Хоть убил, – говорят, – не виновен ни в чем», мы еще не доросли.
Но и процесс Ефремова, и процесс Соколова примечательны тем, что и там и там гражданское общество устроило совершеннейший цирк с конями. Хотя предмет судебного разбирательства к особой веселости не склонял.
О том, что творилось в Пресненском суде и вокруг него, помнят многие. Один артист Джигурда, фестиваливший по полной, чего стоит. Про Эльмана Магерран-оглы Пашаева, что и говорить. Карнавализацию уголовного дела осуществили с величественной силой.
Но и вокруг Октябрьского суда гражданское общество не дремало. Хотя таких титанов, как Пашаев и Джигурда, все-таки не было – в великий город с областной судьбой они не поехали, – но и без них получилось нечто титаническое.
Была арендована агитационная «Газель», несущая плакат «Ефремову – восемь, сколько Соколову?» с хештегами «#Соколову пожизненное. #ЯМы Настя Ещенко». Активисты неистово поносили блогера Пучкова-Гоблина, за то, что на процессе он был свидетелем защиты. Хотя его показания носили сугубо нейтральный характер, гражданское общество причло его к злодеям. Различные антисоколовские пранкеры и стримеры тоже работали в полную силу.
А к Мойке, в воды которой реконструктор пытался выкинуть останки своей аспирантки, петербургская художница Дарья Апахончич и ее американская коллега Николь Гарно принесли белые хризантемы, свечи и человеческий силуэт из легкой белой ткани. Под пение «Мыла Марусенька белые ножки» они опустили все это в воду, отметив, что лепестки цветов символизируют слезы, а ткань – душу убиенной Ещенко.
Хотя судьба Ещенко, в расцвете юности убитой доцентом-реконструктором, и так достаточно печальна, чтобы делать ее еще и предметом художественной акции, выполненной в лучшем духе современного искусства.
Самое же главное – непонятно, зачем весь этот цирк. Можно понять интерес к резонансному делу. К доводам защиты, доводам обвинения, к судьбе подсудимого, к судьбе – хотя ее уже не поправишь – его жертвы. Но все-таки судоговорение есть процесс отчасти сакральный (по крайней мере, в теории), предполагающий известную сдержанность публики. Не принято же устраивать цирк на церковной паперти. Тем более внутри храма. А если кто устраивает, то его (опять же, хотя бы в теории) постигнет суровая кара светского закона и всеобщая ненависть и презрение трудящихся. См. в общем-то незавидную судьбу Pussy riot. Девки-сквернавки – и пожизненно.
Можно понять претензии к отечественным судам – как замечал Солженицын, почтительных пословиц о суде в русском фольклоре не водится, а история советской и даже постсоветской юстиции тоже к похвалам не слишком располагает. Так уж сложилось.
Но спектакли, устраиваемые девками-сквернавками и мужчинами-сквернецами на фоне трупов и злодеев... Они что, могут улучшить репутацию судов? Сомнительно.
Теги: суд , судебная реформа , резонансное убийство , судебные органы
