Кто-нибудь вспомнил, что сегодня ровно год прошел с момента разворота в деле Юрия Дмитриева? Год назад суд повторно его осудил. Повторно дал очень маленький срок. Повторно защитники ликовали - Дмитриева обещали выпустить уже в ноябре. Пока они слушали приговор, я выкладывала свою статью о главных подлогах в кампании краеведа. На 45 000 зн. текста я доказала, что вся общественная поддержка этого самоучки-историка строилась на нескольких заведомых обманах. И я уверена, что именно этот текст развернул общественное мнение. И когда оно повернулось в нормальную сторону, то есть, лицом к девочке, местные силовики решились слить две новые порции фото из дела, а также фрагмент показаний. И стало уже ясно, что Юрий Дмитриев виновен по уши.
Юрий Дмитриев до и после СИЗО / Мой коллаж
Не буду перечислять все, что я назвала тогда и в последующих своих публикациях - не раз уже читали, кто не успел, может ознакомиться с текстом сейчас. А сегодня я хочу поговорить о ряде проблем, которые вскрыло это дело. Меня лично вообще дело Дмитриева волновало исключительно как симптом глубокого нездоровья всего гражданского общества в России. И интересно оно мне только тем, что стало феноменально точным изобличением симптомов болезни.
Первый и главный урок, который все здравомыслящие люди должны были в этом деле усвоить - о том, к чему приводит отсутствие конкуренции в СМИ. И это проблема порождена не только властью и цензурой. Достаточно рано я поняла, что СМИ нужны всякие. Все. Консервативные, либеральные, левые, правые. Все! Чтобы все друг друга ловили. А в России пресса попала в жернова: с одной стороны ее ужимало государство, с другой сами еще оставшиеся в живых независимые журналисты внушали презрение и позор тем, кто работает в нелиберальных медиа. Дошло до того, что заклеймили позором не только работу в Russia Today, ФАН или "Царьграде", но и чтение этих СМИ. А, следовательно, объявили заведомо ложной любую информацию, которая от них исходит. Меж тем, я за последние пару лет видела несколько тем, в которых эти СМИ сделали то, что отказывались провести якобы либеральные и независимые медиа. Это, к примеру, разбор в ФАН агентства по суррогатному материнству из Петербурга, где соучредителем был американец и агентство работало исключительно на вывоз матерей: их в основном именно вывозили на весь период беременности. А родные дети оставались дома. Почему-то эта информация никого не заинтересовала.
Я бы в целом сказала, что тему суррогатного материнства по-настоящему современно освещали именно прогосударственные и консервативные СМИ
Еще ФАН писало о доходах Дмитрия Муратова и его имуществе. Мне было очень интересно. На Муратова, как и на других, должна быть управа. Если вы хотите, конечно, жить хорошо. Почему не выстрелила статья о недвижимости Дмитрия Муратова, записанной на фактическую жену? Потому что всем внушили, что порядочные люди читают только газету самого Муратова.
С делом Дмитриева также. Почти никто о нем всерьез не писал, потому что политически и медийно активная общественность в принципе не воспринимала информацию извне - они слушают только своих богов. И мой текст сыграл такую важную роль именно потому, что я тоже была автором "Новой газеты", я была почти частью этой среды. В этом - первая и главная беда. В независимой прессе остался узкий круг людей, которые убедили всех, что за пределами этого круга правды и справедливости нет. А, убедив, возомнили, будто теперь могут творить что угодно и им за это ничего не будет. Потому что некому с них спрашивать. Эта сложившаяся естественным жизненным путем не была рассчитана на взлом изнутри - его я, собственно, и совершила.
Второй урок: у нас нет качественной судебной и криминальной журналистики. Просто нет в должном числе людей, которые годами держат в голове контекст, понимают, как устроено следствие, как работают суды. Нет людей, которым бы платили полноценную работу за то, что они на протяжении нескольких лет освещают только два-три уголовных дела и больше не пишут ни о чем, зато об этих делах знают все. И тут я должна признать, что лидером в этой сфере судебной журналистики, какая уж она в России осталась, является "Новая газета". Если на нее не нашлось ни в одной редакции управы, значит, "Новая" лидер. И неважно, почему не нашлось: не захотели ли ссориться с редакцией и ее кругом, не нашли у себя человека, который разберется в деле также, как Никита Гирин, испугались конфликта с "Мемориалом".
Управа на "Новую газету" в этом деле нашлась, грубо говоря, только в самой "Новой", ведь до публикации о деле Дмитриева я четыре года была колумнистом этого СМИ
Значимость криминальных журналистов показал пример в Петрозаводске. Там еще до прошлого года работала опытный криминальный журналист Светлана Лысенко. И только благодаря ее багажу, памяти, привычке ходить на суды мы узнали, что Дмитриев был уже судим за нанесение телесных повреждений и что с женой он формально развелся накануне ареста, и это подтверждает версию о том, что донос на него на самом деле написали никакие не силовики-анонимы, а бывшая жена, как только отчаялась вернуть ребенка опеке. Без Лысенко мы бы этого не узнали никогда. Но Лысенко работала криминальным журналистом почти 50 лет.
Третий урок: нельзя было допускать создание кумиров. Вы позволили народиться прослойке хороших людей со светлыми лицами, всех этих давно известных по именам и образовавших уже династии правозащитников, либеральных журналистов (что за зверь такой? ты или обычный журналист, или не журналист), де-факто объявивших себя неподсудными. У нас появилась категория людей, которая может указать пальцем на любого, объявить его преступником или праведником, и никто из считающих себя прогрессивными граждан не посмеет им возразить. Это, конечно, открытие двух дел. Сначала - в деле"Сети" нашли в лесу тела шатушек, а правозащитники требовали этот факт замолчать, чтобы не бросать тень на них самих - как так, защищали душегубов. А потом мы уже убедились в этом на примере дела Дмитриева. И это новость, конечно. Впервые проговоренный факт. Мы уже знали, что в стране существуют такие категории людей: в погонах, в чинах. В том, что есть люди со светлыми лицами, которые также способны требовать беззакония ради исполнения их личных интересов, допустим, чтобы не запятнать их репутацию, мы окончально убедились после дела Дмитриева.
Слышите? У нас есть люди, которые считают, что только они по факту своего существования, а порой - и просто по факту рождения (как семья Световых, к примеру) имеют естественное право указывать на добро и зло и делать это исключительно из их собственного интереса
Еще урок: в России мало кто способен держать в голове большой контекст. Дело длилось 3,5 года и теперь прошел еще год. Множество публикаций, уйма новостей, тьма фактуры. Чтобы держать все это в голове, нужна, во-первых, крепкая голова, во-вторых, много свободного времени. Ни того, ни другого у публичных людей сегодня нет. Я уверена, что многие искренне сомневались в невиновности Юрия Дмитриева, но у них по две работы, три подработки, они ведут эфиры, четыре личных канала, пишут еще в Фейсбук и Твиттер - у них просто нет времени читать и разбираться.
Именно этот фактор сегодня становится решающим при формировании любой медиа-компании, особенно в столь сложном случае, как уголовное преследование виновного в преступлении против ребенка, да еще и сироты. Я утверждаю: вся компания защиты Дмитриева изначально строилась исключительно на этой базе - было известно, что ни лидеры мнения, ни другие журналисты, ни правозащитники с активистами не будут годами держать в голове всю фактуру, помнить, кто кому что написал, когда опубликовал, кто чей родственник, чья подруга участвует в экспертизе. У большинства и обывателей, и лидеров мнения на это нет времени.
И тут мы подходим к главному феномену и главному фактору, который едва не добился для Юрия Дмитриева свободы: в условиях, когда информации слишком много, времени у человека очень мало, а конкурирующих добротных СМИ нет, он делегирует лидерам общественного мнения право принимать решение за него. У каждого человека есть в уме список публичных людей, которым он доверяет. Он считает, что эти люди за него все прочтут, определятся с позицией, а он, доверяя им полностью, просто ее поддержит.
Именно на деле Дмитриева мы увидели, что эти самые ЛОМы - лидеры общественного мнения - тоже не имеют времени за всем следить
Они сами принимают решение, оглядываясь на людей, которым доверяют. И вслед за своими лидерами повторяют ложь, заблуждения. Показательный пример и четкий маркер того, что знаменитость не следила сама за делом, а доверилась другим - когда они все повторяли, что государство и пропаганда "мочат" Дмитриева, тогда как в реальности телевизор жестко сообщил о нем за 4,5 года четыре раза. Даже год назад, когда его мягко судили, телевизор не выступил с осуждением. Владимир Соловьев два дня подряд вел в интернете эфиры с возмущением приговором, но в телевизор с этой темой попасть не смог. Потому что телевизор играл на стороне Дмитриева. Но об этом знали только те, кто специально все эти годы следил за новостями о деле и его освещением. ЛОМы не следили, им некогда, они доверяли тем, кто должен был бы следить, но тоже не успел.
Брат Немцова Игорь Эйдман доверяет сотруднику "Мемориала" Сергею Давидису, Давидис на слово верит историку Анатолию Разумову, а Разумов... Разумов в первые дни, я убеждена, искренне верил в невиновность своего друга Юрия Дмитриева, а когда понял, что тот виновен, стало поздно разворачивать махину. Это не пример с потолка, это конкретная цепочка людей, о принятии решения которыми мне известно.
Другая часть ЛОМов верила Дмитрию Муратову, который также верил людям из окружения Дмитриева, которые уже через несколько дней после первого ареста поняли, что Дмитриев виновен, но не смогли и не захотели свернуть кампанию защиты.
Таким образом буквально несколько человек, изначально стоявшие на защите Дмитриева (его дочь Екатерина Клодт, историк Анатолий Разумов, пара представителей московской киношколы, член СПЧ Сергей Кривенко) "окучили" тысячи ЛОМов,
включая минимум четырех нобелевских лауреатов. Которым уже поверил Конгресс США и разные мировые правозащитники, которые до сих пор требуют Дмитриева освободить
И никто из этой цепочки не подозревает, что звено, на которое они смотрят, само не следило за делом и знает о нем со слов других.
Из публично высказывавшихся людей, помимо родни Дмитриева и его адвоката, действительно разобрались в этом деле два человека - журналист "Новой" Никита Гирин и я. Но Никита выбрал сторону зла. Последняя его публикация вышла 9 мес. назад. Как только были опубликованы очередные фото из дела Дмитриева, да не только с сиротой, но и с внучкой "историка", Гирин из "Новой газеты" исчез. Видимо, редакция поняла, что Дмитриев виновен, но решила никакие извинения не приносить. И еще потом письмо в его поддержку опубликовала, но как-то робко, в пятницу вечером.
Наконец, урок, который вам всем бы следовало из этой истории извлечь: в России правосудие можно шатать в разные стороны. Его можно качнуть как в интересах власти и богатых, так и по требованию тех, кто объявляет себя совестью народа. И для народа это очень плохая новость, потому что ему, народу, при таком устройстве системы надеяться вообще не на что. В этой истории народом является девочка-сирота, интересы которой были попраны правозащитной тусовкой ради ее собственной выгоды. Девочка никого не интересовала. Никто из этих людей так и не признал сообщенный мною факт - что девочка на обоих процессах давала суду показания лично, а не на бумаге. Никто не прокомментировал, что многое из ее показаний по второму делу было и в первом. Что еще на предыдущем процессе Дмитриева суди по трем статьям, а не двум. Это было возможным только потому, что вся система следствия и суда может у нас качаться в обе стороны.
Увы, но жизнь рядового человека, даже ребенка, ничего не значит не только для людей в погонах или чинах, но и для либеральной "тусовки", которая бьется за гранты и публичность
Эффект культуры замалчивания и коллективного акта остракизма, по-современному говоря, травля, противопоставил эту среду народу. То, чему я подверглась, напугало больше перспективы оказаться обидчиком сироты. В замкнутой, лишенной денег, балансирующей на грани выживания и давно уже внутри себя выродившейся среде страх остракизма - самый серьезный мотив, который заставляет людей молчать и поддакивать. Моя интифада против Дмитриева началась ведь с того, что меня настоятельно просили присоединиться к хору защитников и стали уже требовать ответа, почему я молчу. Тогда я написала в Газете.ру колонку "Все побежали, а ты почему не бежишь" о праве озвучивать независимое мнение. После этого меня назвали продажной. И только тогда я села писать про это дело.
Еще я неоднократно говорила, что уличила в публичной поддержке Дмитриева людей, которые изначально были уверены в его виновности. Более того, часть их давно знали Дмитриева и слышали, что за ним водятся такие "грехи". Но против своей среды, корпоративной тусовки не пошел почти никто. А из тех, кто пошел, были испугавшиеся. К примеру, Алла Боссарт ровно год назад написала, что тоже считает фото из дела недопустимыми, а потом объявила, что передумала. Громко причем, это прокричала, чтобы точно никто не пропустил. Потому что Алле Боссарт стало страшно выпасть из тесного сплоченного ряда.
Мы получили эффект диаспоры. Когда люди держатся вместе и никого из своих не выдают. Раньше в России было принято горько над этим иронизировать как над признаком средневековья. А сегодня светлые либералы с хорошими лицами гордятся, что любой ценой отстаивают своих. Даже ценой слезы оскорбленного ребенка.
Они - свои. Сирота - чужая, сироту растоптали и никто из этой среды своих коллег не осудил
Никто за 4,5 года всерьез не потребовал от них ответа. Я все ждала, что они сами одумаются. Мой текст "Стороны три!..." был в первую очередь предложен Дмитрию Муратову, чтобы он хотя бы в последний момент принес ребенку свои извинения. Но он не принес. Год прошел. Уже нет сомнений в виновности Дмитриева, но Муратов лишь опубликовал два новых письма в поддержку этого гражданина. Сегодня год со дня выхода моего текста. Год с вынесения приговора судьей Мерковым. Год с момента, когда в Телеграме выложили один лист из показаний девочки. Дмитрий Муратов, "Мемориал" и те, кого они склонили выступить против ребенка, не вышли и не сказали "Прости!"
Знаете, почему? Потому что ни девочки, ни мальчики, ни тетеньки, ни дяденьки для них не существуют. Тругой вид человечества. Народ им не нужен, не интересен, они его презирают, боятся, рисуют чудаком, дураком, монстром. Народ им необходи, чтобы можно было предстать его рупором, голосом и защитником. Когда его в действительности надо защищать, тем более, ценой собственных интересов, народ становится обременителен.
Никто из этой среди никогда, ни разу публично не подумал, какого жить девочки, чье имя, фамилию, медицинские диагнозы они сами в прессе назвали (адвокат Ануфриев, дочь Дмитриева, Никита Гирин...). Мысли даже не было, потому что она не существует для них в очеловеченном образе.
Я думаю, это еще один важный нюанс: либеральный истеблишмент так раздраконил себя и свою аудиторию, что в головах произошло массовое расчеловечивание обывателей, этого самого народа. А раз народ не человек, то его и не жалко.
И девочку-сироту им не жалко, да, Дмитрий Андреевич?
Анастасия Миронова
