В русскую словесность он вошел почти случайно, но при этом — не робея, вполне уверенным шагом. Автор, никогда прежде не мучивший себя литературными упражнениями, неожиданно написал сильную пьесу под названием «Свадьба Кречинского». 
Через несколько лет — следующую, «Дело», а со временем — еще одну, «Смерть Тарелкина». Александр Сухово-Кобылин с головой окунулся в творчество не прихоти и не корысти ради, но волею трагических обстоятельств, находясь в тюрьме. А было бы все гладко в его жизни, то, верно, и не довелось бы нам узнать, насколько он даровит.
Краткую справка:
Александр Васильевич Сухово -Кобылин - русский философ, драматург, переводчик , почётный академик Петербургской Академии наук. Родился в богатой дворянской семье 17сентября 1817 г. В 1834 году поступил на физмат филосовского факультета, изучал множество наук, параллельно с этим вел светскую жизнь ,участвовал в скачках и балах , имел репутацию волокиты и светского льва. Был очень красив , смуглый, кареглазый...
Черная карета
В середине XIX столетия его появление на публике бывало тотчас замечено. Любопытные взоры утыкались в высокую, плотную фигуру, и тут же слышался шелест голосов: «Неужто он, господа?», «Да-да, тот самый, что любовницу порешил».
Дом Луизы Деманш, Брюсов переулок
...7 ноября 1850 года (ст. ст.) из квартиры дома Гудовича в Брюсовом переулке в десятом часу вечера вышла Луиза Симон-Деманш. Уходя, она наказала слугам свечей не гасить: мол, скоро вернусь. Через два дня ее обезображенное тело нашли за Пресненской заставой на заснеженном Ходынском поле.
Однако при обыске именно в передней этого дома полиция и обнаружила кровавые пятна " величиной с тарелку" в ночь с 8 на 9 ноября. На вопрос полиции "откуда эти пятна? " хозяин ответил без запинки...
- "Мой камердинёр страдает носовым кровотечением"
Дом на Страстном бульваре
Первым под подозрение попал помещик Сухово-Кобылин, возлюбленный Луизы. Возле его особняка на Страстном бульваре собиралась толпа, из которой доносились истошные крики: «Здесь живет убийца!» Так же решили тогда и следователи.
У подозреваемого прошел тщательный обыск, были изъяты бумаги и письма Деманш. Спустя несколько дней к его особняку подкатила черная карета, запряженная вороными. Двое полицейских и четверо вооруженных солдат вошли в дом и вскоре вывели оттуда хозяина, связанного, без шапки, с заломленными руками.
«Немедленно был я заперт в секретный чулан Тверского частного дома, обстену с ворами, пьяною чернью и безнравственными женщинами, оглашавшими жуткими криками здание частной тюрьмы» — это строки из письма Николаю I.
Судьба Сухово-Кобылина стоит того, чтобы написать о ней роман, в котором будут сплетены воедино детектив и любовная драма.
Жизнь без счастья
Потомок московского боярина Андрея Кобылы, родоначальника множества именитых родов, включая царскую фамилию Романовых, крестник Александра I, он имел огромное состояние, владел чугуноплавильными заводами в Выксе, имениями в пяти губерниях (Тульской, Нижегородской, Владимирской, Московской и Тверской) с тысячами крепостных. Человеком слыл весьма образованным, дружил с Герценом и Огаревым, с Константином Аксаковым, был вхож в кружок Николая Станкевича.
На портрете Василия Тропинина Александр Васильевич изображен тридцатилетним: смуглолиц, в глазах — независимость, признаки сильной воли, черные смоляные волосы зачесаны назад, большие усы на концах заострены.
По свидетельствам современников, Сухово-Кобылин и с годами не утратил стать. «Я свое здоровье берег с тех пор, как однажды почувствовал, что силы оставляют меня, — подтверждает и он сам. — Это случилось в Москве, когда в моей жизни разыгралась ужасная драма».
Вставал на рассвете, занимался шведской гимнастикой, обливался холодной водой, купался в студеной реке. Не пил вина, не баловался табаком. Был убежденным вегетарианцем и при этом — завсегдатаем московских балов, пикников, любимцем женщин и грозой мужчин. Его острого, как бритва, языка, опасались многие вельможи и даже всесильный московский генерал-губернатор Арсений Закревский. 
А. В. Сухово-Кобылин на скачках в 1843 году.
Увлекался этот богач-сибарит, что называется, вовсю. В том числе — лошадьми. Выиграл несколько состязаний, к примеру, «Большой приз для благородных ездоков-охотников». Князь Дмитрий Оболенский в «Охотничьих воспоминаниях и набросках» писал:
«На Щеголе скакал в 1843 году на приз охотников А. Сухово-Кобылин, почему он считается первым джентльменом, выигравшим приз в Москве. Он обскакал на Щеголе Мосолова и Демидова».
Другой страстью были карты. Играл не только на сотенные и тысячные банкноты, но и на целые вотчины. Между прочим, безудержный азарт помог ему расширить собственные владения. Сухово-Кобылин выиграл у соседа, графа, деревню Захлебовку в Тульской губернии, находившуюся рядом с Кобылинкой, его родовым поместьем.
Даже достигнув признания у читателей и критиков, писателем себя тем не менее считать не стал:
«Я помещик, дворянин, владелец водочного завода — все что хотите, но только не литератор. Я написал свои пьесы не для литературы, а скорее всего для самого себя, вот, быть может, отчего их нельзя встретить ни в одном учебнике».
Непререкаемых авторитетов среди сочинителей для него не существовало: Льва Толстого он не понимал, Тургенева не признавал, Островский его раздражал. Впрочем, книги Гоголя и Салтыкова-Щедрина у «помещика, дворянина, владельца водочного завода» всегда были под рукой.
Жил он долго, но не слишком счастливо, хотя и бросался, как в омут, в одно романтическое приключение за другим. И любимых женщин одну за другой терял. Раз и навсегда оказался жестоко наказан «Великим Слепцом Судьбой» — по его выражению. 
А. В. Сухово- Кобылин. Фотография 1870-х годов.
В золотой клетке
С Луизой — ей тогда было немногим более 20 лет от роду — он познакомился когда-то в Париже. Подошел к ней в ресторане, разговорились. Мысль завести роман на тот момент уже мелькнула — француженка была обворожительна. Она как будто сразу поняла намерения нового знакомого и тоже не возражала против совместного приятного времяпрепровождения. Поначалу говорили о делах. Луиза жаловалась, что никак не найдет себе подходящую работу. Александр Васильевич мигом встрепенулся: «Приезжайте-ка в Россию. Я хорошо знаю портниху Андрие — первую мастерицу в Петербурге. Если желаете, напишу вам рекомендательное письмо. Она вас пристроит».
Деманш, разумеется, пожелала.
Прошел год, он, похоже, и думать о ней забыл. Но однажды, заглянув в петербургский магазин той самой Андрие, вновь встретил красавицу Луизу — благодаря его рекомендации она получила там место. Вечером отправились в ресторан, чтобы отметить встречу. И тут же за бокалом шампанского все решили на будущее. Он увез ее в Москву, снял роскошную квартиру, обеспечил большими деньгами, предоставил горничных, повара, кучера. Так вмиг она стала богата. Казалось, и счастье уже совсем где-то рядом...
С Луизой Сухово-Кобылин в свет не выходил, избегал сплетен. Лишь приезжал к ней ненадолго. Она посылала ему записки, часто грустные, порой пронзительные. У француженки не было ни малейшей надежды на то, что любовник станет супругом. Обвенчаться с ней он не мог: представительница низшего сословия ему, знатному дворянину, была, как видно, не чета.
Тянулись годы. Несчастная женщина, запертая в золотой клетке, тосковала, ревновала. Сухово-Кобылин, не зная, что делать дальше, все сильнее нервничал, порой даже неистовствовал. Бросить Луизу — бесчестно, оставаться с ней — тягостно. Словом, тупик.
Труп несчастной девушки был, мягко говоря, ужасен. Развороченный висок, перерезанное горло, вся залита кровью... Драгоценности не взяты.
Сухово - Кобылин всю вину валил на другого человека - своего повара. Тот, в свою очередь, написал признание в убийстве (после пыток) под диктовку пристава, которого подкупил писатель. В итоге повар отправился на каторгу, однако, через три года следствие доказало вину писателя. Тогда в дело идут все его связи, прошение о помиловании, подкупы , угрозы ... и Сухово - Кобылина снова признают невиновным..!
Расследование в отношении Сухово-Кобылина было признано неудовлетворительным, и его вновь взяли под стражу и препроводили на гауптвахту в Тверскую часть. Там он и завершил задуманный еще во время первого ареста «плод тюремной тоски» — пьесу «Свадьба Кречинского», которая станет первой в его театральной трилогии.
Позже, из тюрьмы, он станет писать прошения в различные инстанции, отправит послание министру юстиции графу Виктору Панину, стремясь доказать, что не совершал преступления. Полицейские же будут старательно искать улики, чтобы подкрепить обвинение в душегубстве.
Новых улик по делу получить не удалось, и, когда следствие окончательно забуксовало, Александр Васильевич был освобожден под поручительство матери.
Только спустя семь лет после начала следствия, 25 октября 1857 года, подозреваемый был оправдан, а дело закрыто.
А. В. Сухово-Кобылин. Фотография 1860-х годов.
Смерть без ответа
Расследование и судебные тяжбы длились очень долго. Сначала Сухово-Кобылин был главным обвиняемым, потом картина переменилась — его слуги признались в убийстве иностранки.
Через некоторое время — новый поворот: дворовые отказываются от своих показаний, заявив, что на допросе их пытали. Зловещая тень снова падает на Сухово-Кобылина, и уже кажется, что столбового дворянина, одетого в серый арестантский халат, закованного в кандалы, повезут по Владимирке.
Спустя много лет он вспоминал:
«Накануне каторги я был. И не будь у меня связей да денег, давно бы я сгнил где-нибудь в Сибири».
Что правда, то правда: взятки пришлось давать немалые. На склоне жизни Александр Васильевич расскажет, что как-то «подарил» одному важному чиновнику десять тысяч целковых. Это не просто громадные, а прямо-таки фантастические деньги. Причем он вручил не толстую пачку купюр, а один кредитный билет, отпечатанный на тончайшей бумаге. Таковые были в ходу и словно предназначались для вознаграждения за тайные, постыдные услуги. Бюрократ обещал посодействовать, но оказалось, что взятка дана напрасно — судебное дело двигалось в худшую сторону. Разгневанный Сухово-Кобылин ворвался в кабинет обманщика, грозя немедленным разоблачением. А тот ничуть не смутился, достал бумажку, поглядел на нее с сожалением — сколько добра пропадает! — сложил вчетверо и проглотил. После чего немедля обрел важность и холодно произнес:
«А теперь ступайте, иначе я велю вас вывести».
В тюрьме от Сухово-Кобылина добивались чистосердечного признания. В отчаянии арестованный писал царю: «Всемилостивейший Государь! Вся моя надежда, вся твердость заключилась ныне в непоколебимой вере в Вас, в Ваше Правосудие и милость, в вере, которую Правосудный Бог воплотил в моем сердце, как единственную, но твердую защиту против клеветы людей и противузакония тех из них, которые облечены Властью».
Через семь лет после начала следствия уголовное дело было, наконец, закрыто. Будь на месте Сухово-Кобылина другой, менее состоятельный и влиятельный человек, осудили бы его всенепременно.
И все же навсегда остался безответным вопрос: убивал или не убивал? И если да, своими руками или подговорил кого-то? А если нет, то кто это сделал, как минимум — организовал? И поныне, спустя вот уже полтора с лишним века, на этот счет спорят все, кому творчество замечательного драматурга небезразлично. Одни полагают, что такой талант и подобное злодейство — две вещи несовместные, другие апеллируют к логике и совокупности как бы уличающих писателя фактов. Косвенных улик действительно много, хотя, с другой стороны, все они не настолько доказательны, чтобы противостоять презумпции невиновности.
Именем жертвы
Перед гибелью Луизы Деманш, взбудоражившей всю Москву, в свете поговаривали: к француженке Сухово-Кобылин совершенно охладел, нашел новую возлюбленную. Ею оказалась Надежда Нарышкина, женщина обаятельная и грациозная, и была она замужем. 
Надежда Нарышкина
Кто расправился с несчастной иностранкой, повторимся, доподлинно неизвестно. Однако виновник этой смерти — пусть, возможно, и невольный — все же очевиден...
Мораль истории совершенно незамысловата. Можно, наверное, походя сослаться на сентенцию Глеба Жеглова: «Запомни, Шарапов. Наказания без вины не бывает. Ему надо было просто вовремя со своими женщинами разбираться».
А можно обратиться к куда более серьезному арбитру — Декалогу, к актуальным доселе заповедям. И даже не беря — за недоказанностью — во внимание ту, которая говорит «Не убий», вспомним следующие по списку: «Не прелюбодействуй», «Не желай жены ближнего твоего». Впрочем, справедливы в этом контексте и новозаветные слова: пусть первым бросит камень тот, кто без греха.
...В роковой вечер он отправился на бал к Нарышкиной, не сказав об этом, само собой, Луизе. Но та прознала и побрела к дому соперницы. Остановилась перед ярко освещенными окнами, зябко кутаясь в шубу, испытывая гнев, ревность, отчаяние.
Разлучница увидела ее сквозь стекло, злорадно усмехнулась и подозвала к окну Александра Васильевича, затем прильнула к нему и жарко поцеловала в губы — на глазах Луизы. Когда Нарышкина снова выглянула на улицу, там уже никого не было. Деманш исчезла. Навсегда.
В ее последней записке к нему были такие слова:
«Заезжайте ко мне сегодня вечером, хоть на четверть часа... Я, может быть, беспокою Вас в последний раз... Вероятно, Вы уже скоро не услышите обо мне в Москве».
После гибели Луизы Нарышкина уехала за границу. Не развлекаться и красоваться, а, во-первых, потому, что ждала ребенка, во-вторых, скрывалась от скандала, слухов, всеобщей укоризны и... следствия.
В Париже родила малышку, отцом которой был Александр Сухово-Кобылин. Есть основания полагать, что эта дама горько сожалела о поступках, которые, возможно, стали для трагедии поводом. Не потому ли назвала новорожденную Луизой?
Пережитое превратило Александра Васильевича из беспечного дворянина в мрачного обывателя . Он отошел от света, жил преимущественно в Европе, а приезжая в Россию, уединялся в родовой Кобылинке. При этом до конца дней сохранил такую ненависть к бюрократии, что, по рассказам, иногда даже подкарауливал чиновников в тамошних лесах и спускал на них гончих собак.
Он после этого дважды женился и столько же раз вдовел. Тень погибшей неотлучно стояла за спиной и словно шептала: «Не я — значит, никто».
Часто ездил на Введенское кладбище в Лефортово. Закрыв глаза, прислонялся лбом к холодному мрамору, на котором было высечено: «A la chere et triste memoire de Louise Elisabeth Simon, nee le 1 Avril 1819 — le 7 Novembre 1850» — «Дорогой и печальной памяти Луизы Элизабет Симон, рожденной 1 апреля 1819, умершей 7 ноября 1850».
На склоне лет переехал во Францию — в уединенный уголок Болье-сюр-Мер, недалеко от Ниццы. Там, в провинциальной глуши, коротал время с Луизой-дочкой, вспоминая день ото дня ее убиенную тезку.
Одна из версий
А дело, по всей вероятности, выглядело так:
Седьмого ноября 1841 года ревнивая Луиза появилась в доме Сухово ,что на Страстном бульваре, когда там была Нарышкина. Что называется ,произошла стычка с угрозами и оскорблениями! Сухово-Кобылин берёт подсвечник и запускает его в голову Деманш. На всякий случай перерезав горло. После, приказывает слугам оттащить тело подальше от дома . Полы в доме вымыли , всё прибрали. Подсвечник же с монограммой "С К " ушёл с молотка в 1992 г.
https://portal-kultura.ru/svoy/articles/litfond/165723-kto-u...
https://dzen.ru/media/meridian_of_history/krovavyi-babnik-li...
https://biography.wikireading.ru/186851
