Ветеран Великой Отечественной, командир поста противовоздушной обороны 1 корпуса города Москвы сержант, а ныне еще и поэтесса Алевтина Черепанова на фронт попала восемнадцатилетней девочкой. 6 апреля 1942 года по повестке молодая завклубом явилась в военкомат для отправки на фронт.
– Весна стояла холодная. Мы, двадцать санчурских девчонок, шли по насту, чтобы сократить путь. Наши вещмешки вез ездовой в телеге, которую нам дали для сопровождения на вокзал.
На вопрос о том, что было в вещмешках, Алевтина Федоровна ответила своими стихами:
Я помню, хотя давно это было,
Я вижу как наяву маму в белом платочке,
Меня, провожавшую на войну.
Харчи на дорогу мне собирала, Наверно ей было невмоготу
Девчонку, совсем ведь девчонку
И на тебе – на войну!»
Харчи – это пища в дорогу, все, что нам могли дать матери в то время. Сейчас я помню только сухое жареное мясо, которое я еще с неделю жевала после того, как нас заселили в землянки под Москвой. Но на месте мы уже и сами готовили. Правда, когда пришла очередь выбирать повара, девчонки стали отказываться. Шутка ли дело, готовить на такое количество народа? Ну и поставили меня, как деревенскую варить манную кашу. А я и крупы-то манной никогда не видела. В итоге мою манную кашу резали ножом, разминали руками, снова заливали водой и переваривали на несколько порций. Есть-то надо было…
– А каким образом вы оказались связаны с аэростатами заграждения?
– В больших чернышевских казармах, куда поступали все прибывшие с Сибири и Поволжья, проводился медосмотр и сортировка. Там меня определили в ПВО. Я оказалась в 1-й дивизии 16-го полка 7-й отряд 2-е звено 72-ой пост аэростатов заграждения. Через пару дней нас отправили в кунцевские бани, всех подстригли под мальчишек и выдали военную одежду. Тогда приняли 200 тысяч девчонок, а форма была только мужская. Даже чулки нечем было толком держать. После этого нас развезли по точкам. Моя первая точка была в Кунцево недалеко от дачи Калинина. А рядом стояло белое двухэтажное здание, в прошлом лаборатория академика Павлова. В то время она была пуста и разрушена, а сегодня там станция метро и ничто не напоминает о войне.
– В чем заключалась задача девушек на посту?
– На аэростаты заграждения возлагалась защита Москвы, а также подступов к ней с западной, юго-западной, северо-западной сторон и прикрытие ближайших стратегических узлов. Для прикрытия поднимали в небо сотни аэростатов на дистанции 800 – 1000 метров друг от друга в шахматном порядке. Аэростат наполняется газом из газгольдеров. Звучит команда: «Поднять аэростаты!». Все выбегаем на подъемное поле. При этом у каждого своя задача и ни одного лишнего слова! Максимальный угол уклона должен составлять 45 градусов. Поэтому, когда аэростат на высоте, все, как утята, поднимали головы и следили, где аэростат. Ведь как родной был! На расстоянии двух километров каждый следил за точкой в небе. Может это и покажется просто, но это совсем не так. Мы сами наполняли аэростаты газом. Подводишь к нему газгольдер, соединяешь их герметически, и весь расчет ложится на газгольдер спиной, чтобы выдавить газ в аэростат, пока давление в нем не придет в норму. А за газом ходили на газгольдерный завод. Через всю Москву в Рублево несли прорезиненные, слоеные и очень тяжелые газгольдеры. Плюс мешки с песком для балласта. Нас было восемь человек. Ноги протирали до крови. Летом прикладывали траву. Было сложно, больно. И ведь никому не пожалуешься. Но чтобы кто то хоть намекнул, что у кого-то что то болит, такого не было!
– Что было самое страшное для вас, для молодых девчонок?
– В 50 метрах от нашей землянки был небольшой лесок, в котором было расположено рублевское кладбище. Вслух, конечно, никто не говорил об этом. Но все-таки мы девчонки и где-то под шкурой страх был. Ведь надо дежурить ночью, а рядом кладбище. Но никогда не было ни уныния, ни паники. Ни разу это не отразилось на службе.
– А о победе как узнали?
– О победе нам сообщил лесник, который жил неподалеку. Мы тогда были прямо как дурковатые, все были настолько рады, эмоции просто переполняли. И, конечно же, мы радовались, что закончились три года гимнастерок. Ведь мы даже ночевали все это время в сапогах и портянках. Немыслимо! И никто не возражал. Удивительный народ был.
– С кем-то из сослуживцев поддерживаете связь?
– Конечно, после войны мы переписывались с девчонками. Но сегодня ни одной из них нет в живых. Ни от кого, ни весточки. Вот недавно командиру звена посылала поздравительную открытку. Смотрю в почтовом ящике лежит моя открытка, и почерк мой, а красным карандашом на обороте написано «умер»…
Несмотря на свой почтенный возраст, Алевтина Федоровна ведет активный образ жизни, занимается чтением, рукоделием и даже работает в саду.
– Я езжу в сад. Обязательно. Может, прозвучит грубо, но без земли человек неполноценен. Он должен стоять на ней очень крепко и должен понимать, что земля живая, что она так же дышит как человек.
Татьяна ВИТВИЦКИС
